Харриет не может оторвать глаз от экрана. Как её брат мог вступить с этой женщиной в интимные отношения?
– Вообще-то это доказывает только то, что она купила этот скотч за день до убийства, но ей придётся объяснить, почему и зачем. – Голос Маргареты нейтрален.
– Мотивом являются деньги. Она хотела сбежать и начать новую жизнь. – Харриет сдерживает готовую появиться на лице гримасу при мысли о планах Лии на её жизнь вместе с Полом. – Лия возмутилась, когда выяснилось, что она не получит наследство от Лауры и Дугласа, и когда она узнала про сейф, то решила их ограбить.
– Вчера после обеда из бюро «Семейный юрист» позвонил некий Рютгер. Он сказал, что Лаура и Дуглас были у них в бюро много лет назад и написали завещание на имя Натали Эрикссон. Две недели назад им позвонила Лаура и захотела изменить завещание. Они сами написали новое и хотели прийти с ним, чтобы заверить его нотариально.
Харриет рассказывает Маргарете о своём разговоре с Ивонн и Никласом.
– Я думаю, что произошло нечто такое, что стало причиной решения Лауры изменить завещание. Может быть, она узнала о чём-то, что на самом деле совершил Дуглас, но обвинил в этом Лию. У Дугласа были ключи от дома возле Хенрикехилла. Спроси её об этом на допросе. У Никласа, кстати, алиби на ту ночь, когда умер Кеннет. Она был у Ивонн дома. У Лии такого алиби нет.
Маргарета внимательно слушает Харриет.
– Она знала, где находится котлован, и знала, как заманить туда Кеннета. Она, видимо, поняла, что он её видел. Не исключено, что он сам ей это сказал. – Харриет рассказывает Маргарете о блокноте Кеннета и о шифре, который Никлас помог ей разгадать.
– В любом случае Тони невиновен, – продолжает Харриет.
– Да. Он освобождён из-под ареста. Его адвокат Рикард Свэрд звонил час назад, чтобы узнать, отпустили ли мы его клиента, – отвечает Маргарета.
Харриет пронзает молния гнева. Она не думала о Рикарде ни секунды в последние часы, но заново разозлилась, как только услышала его имя.
– Скользкий тип, – говорит Харриет.
– Да уж, за мужчин в ладно скроенных костюмах, которые думают, что всё могут, и охотно дают интервью ради броских заголовков, я и ломаного гроша не дам, – соглашается Маргарета.
– Можно мне позвонить Элиасу? – спрашивает Харриет. Ей хочется поговорить с ним, спросить, как он себя чувствует.
– Лучше оставить его в покое на некоторое время. Сегодня он не выйдет на работу, завтра, наверное, тоже, – говорит Маргарета и награждает Харриет недвусмысленным взглядом.
Харриет кивает.
– Я планировала начать допрашивать Натали через час. Она потребовала адвоката, который уже на пути сюда. Подходит тебе? – продолжает Маргарета.
Харриет сглатывает.
– Подходит ли мне то, что у неё есть защитник?
– Нет, допрос. Ты и я. Вместе будем допрашивать. Через полчаса подходит тебе?
– Разве меня не отстранили от следствия? – удивлённо спрашивает Харриет. – Я думала, ты считаешь моё участие недопустимым. Ведь несмотря на то, что я считаю своего брата невиновным, он всё равно замешан в этом деле. У него были интимные отношения с подозреваемой. – Харриет опускает глаза. Ей отвратительна сама мысль об этом. – Моё участие в следствии противоречит всем правилам и инструкциям.
– Это, конечно, было бы недопустимо, если бы ты была вовлечена в ту часть расследования, которая касается твоего брата, но в прошлый раз всё прошло хорошо. Пока мы ведём себя профессионально, не может быть никаких проблем со сложившейся ситуацией.
Харриет колеблется.
– И в остальном я тоже хочу, чтобы ты участвовала в расследовании.
Телефон Маргареты начинает жужжать, и она машет рукой, чтоб Харриет ушла, но, прежде чем та закрывает за собой дверь, она поднимает вверх большой палец в знак одобрения.
Придя в свой кабинет, Харриет садится к письменному столу. Никлас мёртв, а Пол, поговорить с которым у неё не было ни малейшего шанса, сидит на допросе у Йорана. И хотя следствие будет длиться ещё несколько месяцев, прежде чем они добудут доказательства, которые нужны Конраду для возбуждения дела, Харриет довольно твёрдо уверена, что Лия пойдёт под суд. Но в Лервикене уже ничего не будет таким, как раньше. Вся эта маленькая деревушка изменилась и навсегда будет ассоциироваться с убийствами.
Харриет думала, что её отстранят от следствия, и какой-то частью сознания это воспринималось как облегчение. Это было бы самым простым выходом. Работать с Маргаретой в качестве шефа довольно сложно, и ей так не хватает стокгольмских коллег. В то же время работа интересная, и именно этим ей и хочется заниматься. К тому же хорошо находиться в том же уголке страны, что и Лиза. Если Харриет останется, то они могли бы со временем съехаться и жить в одной квартире. Если, конечно, Лиза бросит того парня, у которого живёт сейчас.
Хотя с самого начала было задумано, что Харриет будет жить у Эушена, ей всё-таки хочется найти что-нибудь другое, поближе к центру, если она останется ещё на долгое время. Если она будет работать в Ландскруне, то всё равно сможет часто видеться с отцом. Она сильно сжимает мобильный, когда думает об отце. Ей хочется позвонить ему прямо сейчас, несмотря на то что она не успела поговорить с Полом. Пол должен бы, конечно, получить возможность самому всё рассказать отцу, но лучше сразу выложить все карты на стол. Эушен всё равно со временем всё узнает.
Несколько длинных гудков звучат у неё в ухе, но никто не отвечает. Харриет набирает номер несколько раз, но ответа по-прежнему нет. Тревога начинает нарастать. Она сидит с телефоном в руке, когда раздаётся стук в дверь.
– Привет, я только хотел сказать, что звонили из больницы. – В двери стоит Патрик, одетый в полицейскую форму. Похоже, что он рад её видеть.
– Я знаю. Маргарета уже проинформировала меня о смерти Никласа, – отвечает Харриет. Радостный вид Патрика стоит у неё поперёк горла.
– Никлас? – Патрик недоумевает. – Вот как. Я собирался сказать, что Дуглас скончался. Он так и не пришёл в сознание после вашего визита, а теперь они говорят, что у него остановилось сердце.
– Ты сказал это Маргарете? – спрашивает Харриет.
– Нет, она без конца говорит по телефону. Довольно стрессовая у неё ситуация. А скоро ещё и журналисты начнут звонить. – Улыбка добегает до его глаз. – Этого она точно терпеть не может.
Харриет задаётся вопросом, как это Патрик может злорадствовать, сообщая о смерти человека. Пусть Дуглас и был подонком, но всё же у них на руках теперь жестокое тройное убийство, так что Патрик мог бы проявить хоть немного уважения по крайней мере к смерти.
– Она, может, не так уж и прочно сидит в своём кресле, – продолжает Патрик.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что, когда станет ясно, как из рук вон плохо велось следствие, кое-кто сочтёт её не соответствующей своей должности. Там, наверху, уже стали к ней присматриваться. Я знаю, что они видели снимки, которые попали в прессу, да ещё и головотяпство с Кеннетом. Стрельба может стать последней каплей. Представь, что будет, когда эта бомба рванёт в СМИ.
Патрик продолжает стоять, как будто ожидает ещё какой-то реакции со стороны Харриет, но она не знает, что сказать. Мысль о стрельбе заставляет всё у неё внутри сжаться.
– Тебе не любопытно, как это случилось?
Харриет смотрит на него.
– Ты о чём? – спрашивает она.
– О той фотографии, которую не должны были опубликовать. Откуда, ты думаешь, она взялась? – Патрик цокает языком. – Пресса просто обожает, когда удаётся застукать полицию, которая не делает своё дело, особенно во время реорганизации. Всё, что свидетельствует о некомпетентности полиции, можно дорого продать.
– Снимок, который не должен был быть опубликован? – Харриет застывает. О чем он, чёрт побери, говорит? Намекает на фото Лауры в сарае, которое опубликовали вечерние газеты? Это Патрик, значит, снабдил журналистов информацией, только чтобы избавиться от Маргареты?
– Алло, очнись. – Патрик разводит руки в стороны. – Не смотри на меня так. Я тут ни при чем, но у меня ничего не заболит, когда она исчезнет, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Я думал, что ты тоже так считаешь.
– Фото мёртвого человека распространяется по всему интернету и может быть использовано в каких угодно целях, – говорит Харриет.
– Это происходит постоянно. К тому же эти снимки можно затребовать позже, так что это не играет никакой роли. – Он замолкает.
Харриет внимательно оглядывает всего Патрика точно так же, как он изучал её в первый день их встречи в комнате для собраний. Он ходила с ним есть пиццу, шутила с ним и думала, что он хороший парень, хотя и совсем не тот тип мужчины, с которым она предпочла бы общаться. Сегодня, рассматривая его, она замечает, что он совсем не такой «красавчик» или «полицейский-мачо», который, как она думала, понравился бы Лизе. Глаза слишком широко расставлены, а нос похож на поросячий. На шее видны следы порезов, наверное, после бритья, и они отсвечивают красным на светлой коже.
– Если это ты выдал прессе фотографии, то мы с тобой больше не друзья, – медленно говорит Харриет. – Так, чёрт подери, не делают.
Взгляд Патрика мрачнеет.
– Перестань, ясное дело, что не я. Я же не тупой. – Выражение его лица не меняется, когда он это говорит, но она видит, как под кожей на шее двигаются мышцы. Он лжёт.
– Попробуй доказать, если не веришь мне. – Он наклоняет голову набок.
Харриет не отвечает.
– И кстати, удачи тебе с допросом Лии, фрёкен-умница ты наша. Лена нашла самого ужасного адвоката, которого только можно было назначить. Зовут Шарлин Свэрд. Типичная «ноль-восьмёрка»[15]. Они там все высокомерные до чёртиков. – Он исчезает за дверью, умышленно громко захлопывая её за собой.
«Шарлин Свэрд, – думает Харриет. – Это, должно быть, жена Рикарда». Харриет выжидает несколько секунд, пока проходит злость, берёт мобильный, блокнот, ручку и торопливо идёт в комнату для допросов.