Тиллер указывает на два момента. Во-первых, «частотная сфера» считается настолько трансцендентной, что она на самом деле «предсцендентна»: это просто хаотическое «расплывающееся жужжание» частот физического уровня 1, наблюдающееся до того, как мозг способен отсортировать его в более высокоорганизованные формы. Фактический опыт такой «первичной реальности» в действительности будет чистой регрессией, а не трансценденцией. Во-вторых, голография не может объяснить иерархию, а посему как парадигма вся теория терпит крах в самой важной области предлагаемого ею объяснения.[148]
«Новая физика» и «голографическая парадигма» все же привели к нескольким благоприятным результатам, даже если мы и придем к выводу (как мы, на мой взгляд, и должны сделать), что данная парадигма не представляет собой ничего, что хотя бы отдаленно походило на всеобъемлющую или, по меньшей мере, адекватную парадигму.
1. Интерес влиятельных физиков к метафизике. Это приняло две разные формы. Во-первых, готовность постулировать неизмеримые и нерегистрируемые порядки фюсиса, лежащие в основе явной энергии/ массы (или субсцендирующие ее). Таков квантовый потенциал/неявный порядок Бома. Во-вторых, готовность физиков признать в конечном счете необходимость делать ссылки на уровни более высокие, чем уровень фюсиса, в своих моделях фюсиса. Уилер сформулировал это следующим образом: «Ни одна теория физики, которая рассматривает только лишь физику, никогда не сможет объяснить физику».[149] Сарфатти ему вторит: «Следовательно, метафизические утверждения совершенно необходимы для эволюции самой физики»,[150] – правда, далее он вводит идею, согласно которой «разум создает материю». Но даже если бы это и было верно в том смысле, который предлагает Сарфатти, вечная философия должна подсказать ему, чтобы он продолжил высказывание дальше: «И затем вам потребуется метаментальное для объяснения ментального (разума), – и это вводит вас в тонкое; и затем вам потребуется метатонкое, чтобы объяснить и тонкое, и так далее, пока вы, подобно асимптотической кривой, которая бесконечно приближается к оси, но никогда ее не достигает, не придете к Сознанию как Таковому».
2. Яростный редукционизм механистической науки, по всей видимости, сходит на нет, и физика раскрывается – а также, под влиянием ее веса, и многие другие дисциплины – к тому, чтобы стать открытой системой бесконечных инновации и созидательности. Это в особенности очевидно в трудах И. Пригожина, теория диссипативных структур которого в равной мере и прекрасна, и глубока. Диссипативные структуры – это просто математический способ позволить эволюцию от менее сложных структур к более высоким и организованным состояниям. Диссипативные структуры в действительности не являются объяснением жизни или разума, как иногда утверждается, но, скорее, служат описанием того, что должно произойти с материей, дабы могли развернуться более высокие сферы. Но если мы действительно определим сущность более высокого уровня как просто диссипативную структуру, это будет подобно высказыванию, что «Мона Лиза» – это просто концентрация краски на холсте.
3. Все движение новой физики и новой парадигмы в целом, по крайней мере, показывает нам, что существует глубокий, серьезный и быстрорастущий интерес к проблемам вечной философии и трансцендентным реалиям – даже среди специалистов и в дисциплинах, которые еще десятилетие назад относились к этому с совершенным безразличием. Неважно, что некоторые звучащие высказывания незрелы, ведь необычаен сам факт, что они звучат.
4. Такие книги, как «Дао физики» и «Танцующие мастера Ву Ли», и такие издания, как выпускаемый Мэрилин Фергюсон «Бюллетень мозг/разум», знакомят огромное количество людей не только с интригующими сторонами западной науки и физики, но еще и с аспектами восточной мудрости и мысли, причем таким образом, который ранее был просто невозможен.
Поэтому смысл моей критики определенных аспектов новой парадигмы, безусловно, не в том, чтобы препятствовать дальнейшим попыткам по ее созданию. Скорее, это призыв к тому, чтобы сохранять точность и ясность в изложении вопросов, которые, в конце концов, необычайно сложны и противятся скороспелым обобщениям. И я говорю это с ощущением безотлагательной необходимости последовать данному призыву, ведь в нашем понятном стремлении провозгласить новую парадигму, которая неким образом включает в себя основы физики, с одной стороны, и мистицизма, с другой, мы рискуем вызвать отчуждение у обеих сторон – и всех, кто занимает промежуточные позиции между ними.
С одной стороны спектра: ряд мистически и трансперсонально ориентированных исследователей (Тиллер, Харман, У. И. Томпсон, Айзенбед) уже выразили свое разочарование в новой парадигме или полностью ее отвергли.
С другой стороны: многие ученые-физики уже пришли в ярость от «мистических» трактовок, которым подвергается физика элементарных частиц. Джереми Бернстайн, эксперт в физике элементарных частиц, недавно развернул масштабную атаку на подобные попытки, назвав их «поверхностными и совершенно вводящими в заблуждение».[151] И не кто иной, как авторитетный физик Джон Уилер, – имя которого всегда упоминается в работах по «новой парадигме», причем в таких контекстах, которые вызывают у него ярость, – недавно опубликовал два разгромных письма, в которых (помимо всего прочего) он называет попытки объединить физику и мистицизм «чепухой», «патологической наукой» и «шарлатанством». «Более того, – пишет он, – я нахожу, что в квантовой теории наблюдения (области, в которой я в настоящее время работаю) честная работа почти перекрывается гвалтом абсолютно безумных идей, выдвигаемых с целью установления связи между квантовой механикой и парапсихологией»[152] – а также трансперсональной психологией, коли на то пошло. Он подал запрос (и адмирал Хайман Джордж Риковер к нему присоединился), чтобы Американская ассоциация содействия развитию науки лишила поддержки любые исследовательские программы, которые ориентированы на трансперсонализм. То есть лишила их той самой поддержки, за которую годы назад с таким трудом боролась Маргарет Мид.
Труд этих ученых – Бома, Прибрама, Уилера и остальных – слишком важен, чтобы приуменьшать его необузданными спекуляциями на тему мистицизма. И сам мистицизм слишком глубок, чтобы быть присоединенным к фазам эмпирического научного теоретизирования. Пусть они уважают друг друга и пусть их диалог и взаимообмен идеями никогда не прекращается. Но неоправданные и незрелые брачные союзы обычно завершаются разводом, и слишком часто именно развод ужасающим образом вредит обеим сторонам.
6. Размышления о парадигме нью-эйджа. Интервью
Журнал «ReVision»: Среди авторитетов в сфере трансперсональных исследований вы, судя по всему, принадлежите к числу очень немногих, кто озвучил серьезные сомнения касательно так называемых голографических теорий. Интересно, можете ли вы рассказать нам почему?
Уилбер: Что ж, очень сложно в кратком обсуждении объяснить различные линии критицизма. Я думаю что на первый взгляд голографическая парадигма необычайно увлекательна, но чем глубже в нее погружаешься, тем менее привлекательной она становится. Вам просто необходимо взять все линии рассуждений – эпистемологическую, методологическую, онтологическую – и пройти с ними до конца.
RV: Тогда, может, вы согласны с некоторыми теоретиками, такими как Питер Сварц из Стэнфордского исследовательского института, в отношении того, что голографическая парадигма – прекрасная метафора, но плохая модель реальности?
Уилбер: Это плохая модель, но я не уверен, что это хорошая метафора. Голографическая парадигма – хорошая метафора для пантеизма, но не для реальности, которую описывает вечная философия.
RV: Что вы имеете в виду?
Уилбер: Понимаете, вечная философия – термин, который стал известен благодаря Хаксли, но который был введен Лейбницем, – трансцендентальная сущность великих религий – в сердце своем имеет идею адвайты, или адвайи, то есть «недвойственности», что означает: реальность не есть ни одно, ни многое; ни постоянное, ни динамичное; ни разделенное, ни единое; ни плюралистическое, ни холистическое. Она совершенно и всецело запредельна и предсуща любой форме концептуальных рассмотрений. Она, в строгом смысле, неописуема. Если вообще ее обсуждать, то, как столь старательно указывает Стейс, обсуждение должно состоять из парадоксальных утверждений. Стало быть, верно, что реальность есть одно, но также равным образом верно и то, что она есть многое; она трансцендентна, но также и имманентна; она предсуща этому миру, но также и не отлична от этого мира – и так далее. Шри Рамана Махарши выражал совершенное обобщение парадокса предельного в словах: «Мир иллюзорен; только Брахман реален; Брахман и есть мир».
RV: Значит, если проигнорировать какие-то из этих парадоксальных аспектов, то будешь выступать в поддержку какой-то одной стороны тонкого дуализма?
Уилбер: Да. Трансценденталисты, а также и монисты, согласны с тем, что «мир иллюзорен, и только Брахман реален», но они упускают из виду равно истинный и парадоксальный факт: «Брахман и есть мир». С другой стороны, пантеизм склонен к обратному, что, вероятно, еще хуже: он соглашается, что «Брахман и есть мир» – или общая совокупность вселенной, – но упускает из виду равно важный факт, что Брахман радикально предсущ вселенной.
RV: Почему же это «хуже»?
Уилбер: Потому что пантеизм – это способ размышлять о духе без необходимости действительно себя трансформировать. Если Бог есть просто общая совокупность эмпирической вселенной, тогда нет никакой нужды в том, чтобы фундаментально себя просветлять, дабы узреть этого бога, ибо