Начнем с того, что смерть эго как фактическая трансценденция не имеет совершенно никакого отношения к танатосу Фрейда. Скорее, действительная трансценденция требует смерти текущей структуры в том смысле, что данная структура должна быть высвобождена, или отпущена, дабы освободить пространство для более высокоорганизованного единства следующей структуры. Фактор высвобождения, в данном случае, и вправду является разновидностью смерти: это реальное умирание для исключительного отождествления с более низкой структурой, происходящее с тем, чтобы пробудиться – через любовь-расширение, или трансценденцию, – к более высокоорганизованным жизни и единству. В этом смысле подобная смерть-и-трансценденция происходит на каждой стадии развития, от материи до тела, разума, тела-разума и духа. Индивид принимает смерть и высвобождение (№ 4) более низкой стадии для того, чтобы обрести жизнь и единство следующей, более высокой, стадии, и так далее, пока не произойдет либо остановка развития с наступлением только лишь фазы сохранения (№ 3), либо воскресение Духа в Великой Смерти итоговой трансценденции и предельного единства.
Это смерть в «хорошем» смысле – фактор высвобождения (№ 4), позволяющий последующее восхождение. Обратным этому является попросту отказ от высвобождения и трансценденции, и это происходит, когда фактор сохранения (№ 3) становится слишком жестким, стерильным и довлеющим. Индивид прекращает всяческую трансформацию и стремится лишь сохранить свою текущую структуру сознания. И хотя сохранение имеет свои важные функции, в данном случае оно служит исключительно стагнации и превращению жизни в нечто жесткое и косное. Тут, наконец, мы имеем наш последний фактор – «жизнь» в «плохом» смысле. Именно данный фактор имеют в виду буддисты, когда говорят о привязанности, цеплянии, иллюзии постоянства, фиксации и упорства в неведении.
Поскольку мы обрисовали два основных и разных значения как «жизни», так и «смерти», давайте различать написание самих терминов (с большой и маленькой буквы). Таким образом, получаем:
Итак, теперь мы во всеоружии и сможем с легкостью распутывать хитросплетения различных теорий жизни-смерти-трансценденции. Можно начать с того, что «хорошими» факторами (факторами, способствующими росту, единству и трансценденции) являются Жизнь и смерть. «Плохими» же факторами (факторами, мешающими росту и трансценденции и даже влекущими к противоположному) являются жизнь и Смерть. Вы уже можете заметить наличие семантических трудностей, ведь эти отличные значения данных терминов попросту не различаются в большинстве современных теорий, и семантическая путаница глубоко укоренилась в нынешних теоретических построениях, породив ряд противоречий. Я приведу лишь два основных примера.
1. Мы уже упоминали, что с точки зрения буддизма цепляние и хватание за постоянство и желание постоянства (тришна/свабха) представляют собой корневые проблемы страдания, попросту потому что данные факторы мешают развитию и только лишь развитие ведет к Духу (дхармакайе), способному убрать страдание (дукха). Как следствие, буддизм рекомендует отказ от жизни и принятие смерти «я» (анатта). Это привело к всевозможным обвинениям буддизма в том, что он, с одной стороны, противостоит жизни, любви, осмысленности и, с другой стороны, является навязчиво одержимым смертью, нигилистическим и некроманиакальным.
Но, разумеется, когда буддисты говорят, что причина страдания в желании жизни, они отрекаются не от Жизни, а от жизни. Они отрекаются не от любви, открытости, роста и трансценденции, а от цепляния за статус-кво, привязанности, фиксации и страха изменений (аничча). И наоборот, рекомендуемая смерть «я» является не Смертью, а смертью – не регрессией, а высвобождением; не инволюцией, а аккомодацией.
Вероятно, данная путаница началась с Шопенгауэра, который предпринял благородную попытку интерпретировать Упанишады и «Праджняпарамита-сутры» для Запада, но при этом, пытаясь привести доводы в пользу смерти, всегда звучал так, словно он поддерживает Смерть, а отрицая жизнь, всегда звучал так, словно ненавидит Жизнь. В любом случае, эта путаница укоренилась довольно глубоко, и при этом она столь же глубоко безосновательна.
2. Теперь мы подходим к современным теориям смерти и трансценденции, среди которых можно выделить теории Брауна, Лэинга и Гарфилда.
Ведь в дополнение к крайне значимым концептуальным построениям, предлагаемым данными исследованиями, судя по всему, их работам свойственно ДНЗ в форме навязчивой двусмысленности в отношении природы смерти эго как таковой. Попросту говоря, они не всегда и недостаточно четко различают между смертью эго, ведущей к трансценденции, и смертью эго, ведущей к регрессии. И в том, и в другом случае эго умирает, но сколь же различны эти смерти! И данные теоретики редко между ними различают: они путают или смешивают смерть со Смертью, факторы № 4 и № 2.
Гарфилд, к примеру, утверждает, будто если «влечение к преднамеренному изменению сознания обладает танатомиметическим элементом, как предположили Роберт Кастенбаум и Рут Айзенберг, то, вполне возможно, данное гипотетическое влечение к танатомимезису (и его центральному переживанию – опыту потери эго и смерти эго) также является врожденным».[166] Коль скоро данная позиция не различает между смертью эго, ведущей к трансценденции, и смертью эго, ведущей к регрессивному растворению (то есть между № 4 и № 2), то Гарфилд прямо попадает в ловушку обращения к фрейдовскому танатосу (№ 2) – влечению к материальной Смерти – в попытке объяснить влечение к трансцендентной Жизни: «На самом деле, – пишет он, – данное Фрейдом описание деятельности Танатоса, или инстинкта смерти, приближается к феноменологическим описаниям восточного понятия наивысшего состояния сознания, то есть сатори, нирваны и т. д. (если не полностью их дублирует)».[167] Это неверно как в отношении Фрейда, так и в отношении Востока.
И все же данное заблуждение (или, по крайней мере, теоретическая двусмысленность) получило широкое признание среди трансперсоналистов, – я полагаю, что преимущественно потому, что оно столь хорошо совмещается с другим широкораспространенным верованием, свойственным МВ-2, а именно – что, дескать, первичная матрица (примитивное и доличностное состояние слияния) является чем-то вроде надличностного единства. Поскольку, по Фрейду, танатос и вправду нацелен на первичную матрицу доличностного разрушения и поскольку данная матрица ошибочно принимается за Самость, то кажется, будто танатос Фрейда нацелен на смерть эго в трансценденции, тогда как в действительности он нацелен на растворение эго в регрессии.
По моему мнению, данные трансперсональные теоретики в действительности хотят выразить идею, что мистическое единство требует не Смерти эго, а смерти эго – смерти и трансценденции, смерти и высвобождения (№ 4) эго-разума во имя открытия более высоких Жизни и Единства Духа. Такая смерть поистине переживается как смерть, действительно является смертью и столь естественным образом выглядит как смерть. Но она попросту не является Смертью.
В том же виде, в каком они представлены сейчас, не вооруженные этим элементарным различением, нынешние теории представляют собой подлинно странный брак: неверная половина МВ-1 (с его редукционизмом: «мистицизм в действительности есть лишь танатомиметическая регрессия во благо эго») соединилась с верной половиной МВ-2 (трансцендентная Самость действительно есть). Параллельно ему мы наблюдаем даже еще более странное и противоположное следствие: верная половина МВ-1 (в полной регрессии эго растворяется в доличностном слиянии) используется для объяснения неверной половины МВ-2 (океаническая матрица есть Самость). Если вкратце, когда ложная половина фрейдизма объединилась с верной половиной трансперсонализма, верная половина первого стала использоваться для объяснения неверной половины последнего.
В качестве иронического поворота во всей этой путанице, связанной с ДНЗ, можно привести один последний пример: Фрейд – согласно описанному в приведенном выше буддийском примере – всецело недопонял нирвану как искоренение Жизни, вместо того чтобы понять ее как искоренение жизни. Нирвана для Фрейда была полным растворением, возвращением к дожизненному состоянию грязи. Следовательно, Фрейд открыто называл танатос – нацеленный, так сказать, на дожизненное состояние грязи – принципом нирваны. Итак, Гарфилд (и множество других авторов), подходя с совершенно противоположной стороны и пытаясь корректно описать нирвану как подлинно трансцендентное состояние, сталкивается с концепциями Фрейда. Результат ироничен. Ведь, на мой взгляд, Гарфилд прав в отношении существования трансцендентной нирваны, но ошибается в отношении фрейдовского танатоса; Фрейд же прав в отношении танатоса, но ошибается в отношении нирваны. Следовательно, из-за этого почти бесшовного взаимопересечения двух ошибочных пониманий, они оба могут использовать одно и то же предложение («танатос порождает нирвану») для описания своих фундаментально противоположных мировоззрений.
Что касается влечения к смерти, Юнг критиковал концепцию танатоса, утверждая, что человек в действительности обладает фобосом – страхом смерти, а не влечением к смерти. По моему мнению, верно и то, и другое. Фобос имеет отношение к смерти [№ 4]: это страх высвобождения, или страх умирания для данной конкретной структуры, и этот фобос сохраняется до тех пор, пока жизнь [№ 3] данной структуры не отпускает своей исключительности. И фобос, и танатос представлены в психике, но фобос, безусловно, играет более решающую роль. Но теперь, внимание, королевская путаница: большинство неофрейдистов, пытаясь использовать введенное Фрейдом понятие танатоса, в действительности используют его в значении фобоса. Таким образом, когда вы хотите обратиться к важным, в ином случае, прозрениям данных теоретиков, то приходите к тому, что используете термин танатос в значении фобоса, – иногда так поступал и я в книге «Проект Атман». Вот вам и обещанный семантический кошмар. Однако, если вы просто будете держать в уме четыре действительных динамических фактора, абстрагировавших от произвольных названий, которые им можно давать, вы сможете выяснить, что именно имеют в виду все эти различные теоретики.