Собравшиеся приветствовали кандидата дружной овацией.
Тони наблюдал за происходившим из угла зала, сложив руки на животе и улыбаясь. Этот трогательный спектакль – чувство отца, обретшего дочь, достаточно хорош, чтобы проложить Уайлеру дорожку в Белый дом. Если, конечно, Алекс будет держать себя в руках.
В завершение речи Уайлер обратился к жене и выразил благодарность за «неизменную помощь и поддержку». Но было уже слишком поздно – Алекс трясло от бешенства – внимание всех опять завоевала Кей, а не она.
Уайлера поздравляли, сторонники выстроились в очередь, чтобы передать Тони Бэнксу чеки на огромные суммы. Столы сдвинули в сторону и начались танцы. Кей то и дело получала приглашения от самых завидных женихов. Девушка быстро устала и уже начала подумывать о том, как потихоньку попросить у отца разрешения уехать домой, когда оказалась в объятиях человека, возбудившего в ней интерес.
– У вас скучающий вид, мисс Уайлер, – заметил он, – а мне всегда становится грустно, когда прелестная женщина скучает. Есть так много способов развлечься и так много мужчин, которые будут счастливы помочь вам в этом.
Он улыбнулся и представился, словно ожидая, что она непременно должна знать его.
Орин Олмстед. Имя это ничего ей не говорило, но на Кей произвели впечатление манера держаться и аура обаяния, окружавшая этого человека. Высокий, стройный, гибкий, он был словно создан для танцев. Кей стоило сделать всего несколько шагов, чтобы понять, как он грациозен, как уверен в себе. Лицо тоже было худым, с впалыми щеками; широковатые скулы подчеркивали прозрачность серых глаз. Темно-русые волосы, длинные, но красиво подстриженные, были зачесаны назад. Кей так и не смогла понять, сколько ему лет: – для сорока слишком моложавый, для тридцати – чуть староват.
– Мне не скучно, – ответила она, стараясь не сказать ничего такого, что повредило бы отцу, – просто устала. Избирательная кампания – дело нелегкое.
– Вы, я вижу, выкладываетесь до конца, – посочувствовал Олмстед. – Если вашего отца изберут, он должен знать, что в большой мере обязан вам местом в Сенате.
Он подчеркнул комплимент ловким поворотом и закружил Кей в танце.
Если Рэнделл Уайлер победит, мистер Олмстед, то лишь потому, что люди посчитают его самым достойным человеком с самыми прогрессивными идеями.
Он рассмеялся, показывая ослепительно-белые зубы.
– Не пытайтесь одурачить меня, мисс Уайлер. Если вы занимались политикой чуть больше недели, должны знать, что тот, кто побеждает на выборах, просто не имеет права обзаводиться идеями.
– В таком случае, почему вы поддерживаете моего отца? – удивилась Кей.
– Потому что, в случае победы, к его идеям начнут прислушиваться. По той же причине я даю деньги на несколько десятков кампаний по всей стране, делаю все, что могу, лишь бы наша страна двигалась вперед, а не назад.
Кей расслышала в голосе собеседника искренние нотки.
– Каким же это образом, мистер Олмстед?
Танец кончился, оркестранты сделали перерыв, но девушка не уходила, ожидая ответа.
– Должен сказать, в нашей стране процветает инакомыслие, – начал он. – Мы называем это свободой слова, но многие считают, что необходимы какие-то ограничения. Некоторые даже говорят о необходимости ввести цензуру в прессе и тем самым защитить американцев от радикальных или аморальных идей. Я поддерживаю таких людей, как ваш отец, потому что они не согласны с подобными высказываниями и тем самым автоматически становятся моими союзниками. Видите ли, мисс Уайлер, я работаю во имя новой американской революции, той, которая гарантирует право говорить, читать и делать в собственных спальнях все, что пожелают мужчины и женщины. Рэнделл Уайлер, по-видимому, согласен со мной, и я был бы рад услышать, что и вы тоже…
Он глядел на нее бесстыдно-ясными глазами, но грязный намек вызвал желание немедленно уйти.
– Ну что ж, мистер Олмстед, было интересно…
– Подождите, – попросил он, схватив ее за руку и притягивая ближе. – Вы еще не выслушали, что я хотел предложить.
– Разве? – бросила она с неприкрытым негодованием и вырвала руку. – Вряд ли мне захочется это слушать.
– Деловое предложение, – поспешно уточнил он. Кей остановилась.
– Вот как? Что же именно?
– Я издатель, и вы, возможно, заинтересуетесь работой в журнале.
– Какой именно? – осведомилась Кей.
– Пока мне на ум не приходит ничего определенного, но вся моя организация основана на работе с молодыми красивыми девушками – вроде вас. Не думаю, что вам будет стоить большого труда войти в курс дела – оказаться прямо в центре… событий, если именно этого вам захочется.
В его улыбке, обращенной к девушке, было нечто очаровательно-дьявольское. Ее любопытство было возбуждено.
– Мистер Олмстед, собственно говоря…
– Пожалуйста, – перебил он, – просто Орин.
– Орин, – начала Кей, но в этот момент рядом появился Тони Бэнкс.
– Прости, Орин, – сказал он, чуть задыхаясь и крепко ухватившись за локоть девушки, – но так много гостей хотят познакомиться с Кей. Не могу позволить тебе присвоить ее на целую ночь.
– Конечно, нет. Доброй ночи, Кей. Подумайте о моем предложении.
И, не успела девушка что-то сказать, Тони потащил ее в другой конец комнаты.
– Тони, что за спешка? – удивилась она. – Ты торопишься так, будто здесь сейчас бомба взорвется.
– Что-то вроде, – кивнул Бэнкс. – Иначе почему бы я подошел? Нехорошо, если люди подумают, будто ты в дружеских отношениях с Орином Олмстедом. И кстати, что это за предложение?
– Какая-то работа, вот и все. Я хотела узнать подробнее, да вы помешали. Он сказал, что я могу быть в центре событий, если захочу.
Тони громко фыркнул:
– Центр! Если пожелаешь? О, Кей, вот это да! Девушка остановилась, изумлено глядя на Бэнкса.
– В чем дело? Кто этот Орин Олмстед, Тони? Бэнкс раскрыл рот. Потом решительно двинулся дальше, волоча за собой Кей.
– Неужели не знаешь? Прожила в Чикаго целый год и не слышала о нем?
Кей покачала головой.
– Тогда, может, знаешь такой журнал – «Томкэт»?[21]
Кей уставилась на Тони.
Кто же не слышал о «Томкэт», первом и самом известном из иллюстрированных ежемесячников, редактор которого сумел произвести впечатление на читателей фотографиями обнаженных женщин, сделав при этом журналу репутацию едва ли не респектабельного издания? В каждом выпуске печатался легко вынимаемый разворот с ярким снимком очередной красавицы, известной как «Кошечка месяца для «Томкэт». Кей видела стопки экземпляров журнала, свободно продававшиеся на лотках по всему городу. Вспомнив о предложении Орина Олмстеда поместить ее «прямо в центр событий», Кей залилась краской. Но все же Орин ничуть не был ни груб, ни назойлив. Возможно, она просто не так его поняла?
– Он мне показался вовсе не таким уж плохим парнем, Тони, – сказала Кей. – Может, просто предлагал работу в издательстве?
Они подошли к алькову в боковой стене зала. Тони остановился и покачал головой.
– Слушай, Кей, я не говорю, что Олмстед плохой человек. Он, несомненно, на много голов выше этих слизняков-торговцев порнографией, печатающих снимки голых девочек. Он превратил журнал в корпорацию с тиражом свыше ста миллионов экземпляров в год, и я рад получать от него чеки на кругленькую сумму, которые он дает из симпатии к нашей политической программе. Но не обманывай себя. Олмстед разбогател на сексе. Секс занимает основную часть его политики, секс, да еще его зависимость от свободы печати. Готов поставить денежки, которые получу в день выборов, что именно о сексе он думает, когда глядит на тебя. Как всякий издатель, он постоянно ищет новые способы ПОДНЯТЬ тираж. Насколько я знаю, он одержим безумной идеей сделать большую статью о дочерях кандидатов, с их фотографиями, в чем мать родила, и поместить тебя на развороте, а девиц Кеннеди на заднем плане.
– Тони, ты просто смешон, – улыбнулась Кей. – Орин вряд ли захочет поставить в неловкое положение депутата, которому оказывает поддержку.
Тони покачал головой.
– Не уверен, что Олмстед умеет вовремя остановиться. У него свои понятия о том, что допустимо, а что – нет. Может, поэтому ему до сих пор удавалось отодвигать границы дозволенного. Но, прав я или нет, не лезь на рожон, хорошо? Не звони ему и, ради Бога, не принимай никаких приглашений посетить «Элли».[22]
– Какую еще аллею?
– «Элли» – так называется дом, где он живет, огромный особняк, который Орин превратил в нечто вроде общежития… может, лучше сказать, гарема – столько там всяких кошечек и цыпочек. Иными словами, гнездышко, где ошиваются все коты города. Поосторожнее, Кей, это совсем не то место, в котором дочь кандидата может появиться без риска быть узнанной репортерами.
– Хорошо, Тони, – покорно отозвалась Кей, передразнивая его напыщенные интонации. – Я буду послушной девочкой.
– Вот и ладненько… кстати, ты готова познакомиться еще кое с кем?
Кей с отцом приехали домой в начале первого. Алекс с ними не было, остальных детей привезли раньше. Алекс потихоньку ушла почти сразу же после речи мужа. Официальная версия гласила, что она неважно себя почувствовала и уехала одна, но Кей уже не впервые наблюдала подобное и знала, что это неправда. Кей было очень больно за отца. Банкет имел большой успех, отец выглядел настоящим победителем, и все же жена бесцеремонно бросила его. Кей не могла не чувствовать иронию ситуации – разве отец не покинул мать? Почему же она жалеет его?
Потому, что он ее отец. Потому, что сердце не подчиняется логике.
– Подожди ложиться, – попросил Уайлер, когда они вошли в дом. Все было тихо, дети уже спали.
– Я попросил Лайвси охладить шампанское – отпраздновать победу. Я знал, что сегодня все пройдет как надо!
В большой гостиной на столике для коктейлей, между двумя диванами, стояло ведерко со льдом, в котором была бутылка шампанского и хрустальные бокалы. Две лампы отбрасывали мягкие отблески света на мирную картину. Но Кей показалось странным, что бокалов было всего два. Хотел ли отец отпраздновать сегодняшнее событие только с Александрой? Или знал, что она не вернется домой с ним?