Например, книга Агаева и Саркисянца «Гигиена с основами организации здравоохранения» начинается прямо с того, что нужно, чтобы понять, что же такое эта таинственная и прекрасная незнакомка Гигиена:
«Введение. 1. Предмет и задачи гигиены.
Гигиена— наука о здоровье, которая входит в комплекс медицинских наук. Она ставит своей целью предупреждение заболеваний, а не лечение больного» (Агаев, Саркисянц, с. 4).
Не могу сказать, что эта книга написана совсем без влияния «гигиенического способа мышления», но из нее вполне вычленяется разумное понимание того, что гигиена занимается «предупреждением заболеваний» с помощью поддержания чистоты.
А вот что такое «чистота» — это особый разговор. Для гигиены — это отсутствие в окружающей среде того, что может оказать вредное воздействие на здоровье человека, хотя точнее было бы сказать — человеческого тела.
В силу этого, гигиена получает такое определение
«Гигиена — профилактическая наука, изучающая влияние факторов окружающей среды (химических, физических, социальных и др.) на состояние здоровья населения и разрабатывающая на основе полученных данных нормы и мероприятия по устранению или ослаблению взаимодействующих факторов, а также оздоровлению условий труда, жизни и укрепления здоровья» (Там же, с. 5).
Я бы так перевел это определение с божественного на человеческий язык:
Гигиена — это наука, которая находит, что в окружении человека может быть вредно его здоровью, а потом устраняет это с помощью санитарии.
По крайней мере, так это должно бы быть, если бы мы использовали ее разумно. Разумна ли Гигиена и вообще может ли быть Богиня разумна — это вопрос для совсем другого исследования, которое пока мне не нужно.
А нужно мне то, чтобы у нас более или менее обозначилось понятие чистоты и нечистоты, которое завоевало наш мир к началу третьего тысячелетия. Это понятие, безусловно, научное и гигиеническое. Я не хочу его сейчас воплощать в слова. Я все равно не смогу сделать это точно. Но я хочу почувствовать границы своего понятия «чистоты-нечистоты». Хочу ощутить их прямо в собственном сознании.
Не получилось бы только так, что я вдруг осознаю, что понятие «чистоты-нечистоты» есть лишь участок фронта, которым командует Гигея. А в целом и он, и все мы — люди — есть лишь материал, заполняющий пространство Великой Битвы Богов. А на этой площадке из человеческих тел Армия Богини Здоровья сражается с войском Богини Болезней. Кстати, в те мифологические времена, из которых происходит Гигея, все болезни имели точно такие же божественные воплощения. Русская народная мифология их тоже знала. Вспомните хотя бы Лихо и двенадцать Сестер-Лихорадок, которых знали поименно.
Выводы. В сторону все лишнее!
Похоже, что нам не дано понять никакого очищения, если мы не освободимся от правящего понятия очищения. А оно внедрено в наше сознание Наукой. И до тех пор, пока мы точно знаем, что истинным может быть только научное медицински проверенное очищение, нам просто нет смысла искать другого очищения. Оно не поможет, раз мы убеждены, что оно не истинно.
Так что дорога к себе определенно лежит через море Медицины, а за ней и остальные моря, принадлежащие Науке. И все они коварны, как коварна сама Цирцея. И все же иного пути нет. Либо медицинское очищение достаточно для моих нужд, либо я обрету сомнение в собственной Богине и пойду за пределы ее царства.
Итак, очищение в Медицине можно разделить на три вида.
1. Собственно медицинское понятие чистоты называется стерильностью.
Очищение как поддержание стерильности является профессиональной задачей медиков при осуществлении всех видов своих операций — как на теле человека, так и при изготовлении снадобий или подготовке к работе медицинских орудий.
Этот вид очищения лежит вне моего исследования.
2. Гигиеническое понятие очищения бывает двух видов. Это или обеспечение приемлемых условий жизни для людей в той среде, которая нас окружает, или личная гигиена. Обеспечение жизнедеятельности, по сути, есть индустрия, то есть своего рода производство, поддерживаемое государством.
Это вне моего исследования.
Личная гигиена настолько плотно вошла в современную культуру, что ощущается общеизвестным минимумом очищения, который не стоит особого разговора. Тем не менее он связывает медицинское и гигиеническое очищение с очищением, которое я бы назвал околомедицинским.
3. Околомедицинское очищение прикладников. Это гораздо более интересная тема, потому что заполняет ту нишу потребности в очищении, которая образовалась между личной гигиеной и медицинской стерильностью. Правда, сейчас в Медицине возникают собственные отрасли, которые ставят своей задачей «очищение организма», как это называют прикладники. Одна ко они значительно отстают от прикладного очищения и в популярности, и в понятности, и в доступности.
Прикладное очищение — это, безусловно, тема, которую стоит изучать. Однако что это за тема? При внимательном рассмотрении философских основ прикладного очищения становится ясно, что они лишь используют заимствованные из медицины слова, вроде «организма», не имея соответствующего им понятия. Следовательно, прежде чем изучать прикладное очищение, нужно понять, что оно чистит и соответствует ли это моим действительным потребностям.
На поверку оказывается, что прикладники заняты очищением организма. А что это такое? Отличается ли это от очищения тела? И что с душой и сознанием? Что с духовным и нравственным очищением?
В сторону все лишнее! Передо мной вопрос: что чистить? И море по имени Организм.
ОСНОВНОЕ: что чистим?
МОРЕ ОРГАНИЗМА
Глава 1. Организация или творение?
Слово organismus, очевидно, появилось лишь в поздней латыни, как заимствование и переделка греческого organon — орудие, снаряд. Словари классической латыни, вроде словаря Шульца, его не знают. Но если верить «Современному словарю иностранных слов», означало оно в новолатинском языке — живое тело, живое существо, сложное организованное единство, например, государство.
Узнать, что привычный нам организм — это всего лишь живое тело, наверное, вызовет удивление. Впрочем, слишком доверять Словарю иностранных слов не стоит, потому что он нигде не объясняет, откуда берет свои определения. Да к тому же переводит организм через организованное. А организованное производит от французского organiser. Латинское слово могло получить значение от французского только в ходе научной революции.
Когда возникло это латинское слово? В каких веках? Лично я подозреваю, что ближе к Возрождению, когда греческая философия стала возвращаться в Европу.
В Европе же основным разносчиком произведенной из organona organization оказалась Франция. Там оно тоже появляется в эпоху Возрождения, но особо бурно приживается в XVIII веке. Соответственно, Россия принимает это слово в конце XVIII века, очевидно, в связи с распространением идей Французского материализма и Революции. Впервые в наших словарях оно появляется в 1806 году.
Что же обеспечило успех этому слову в эпоху буржуазии? Орудие — это то, что дает победу и как инструмент и как оружие. Позднесредневековая Европа, переходя в Возрождение и капитализм, начинает бурно захватывать мир. Превратить мир, общество или государство в организацию, значит, облегчить их захват, подчинение и использование. И делает Европа это упрощение самой себя, перестраиваясь, собирая организации, которые и являются до сих пор главными орудиями захвата мира и власти. Суть же перестройки — в смене мировоззрения с религиозного, где миром правит непонятный и недоступный подчинению Бог, на научное, с помощью которого миром буду править Я!
Естественно, революционеры не могли пройти мимо этого понятия, как не могла пройти и современная оргпреступность. В этом смысле она тоже научна и детище Науки.
«Энциклопедический словарь» в 1954 году уже забыл или еще не знал про живое тело и определял, что такое организм, неимоверно просто. Организм— всякое живое существо (в том числе и человек).
«Детская энциклопедия» (1960) ушла значительно дальше: «Живой организм — не простая совокупность клеток. Все клетки, ткани и органы тесно связаны между собой и составляют единое целое» (Т. IV, с. 39).
И к тому же из ее текста можно понять, что организм — это то, что сделано из органического вещества. Что же касается органического вещества, то оно выводится из понятия сложного вещества, которое организовано. Как пишет энциклопедия:
«Когда растворы белков или других подобных органических соединений смешиваются между собой, из растворов выделяются особые полужидкие, студенистые образования— коацерваты <…>
При образовании коацерватов возникают зачатки организации, правда, еще очень примитивной и неустойчивой» (Там же, с. 19–20).
Следовательно, организм — это вовсе не живое тело, а организация высокого уровня. Что такое организация? И почему это слово было избрано, чтобы заменить множество других слов, исконно существовавших в человеческом языке? Что было столько привлекательно в нем для естественнонаучного глаза?
Для «Энциклопедического словаря» 1954 года организация — это упорядочивание, налаживание, устройство, приведение в систему, а также строение отдельного организма. Это, видимо, не такое уж плохое определение, поскольку Толковый словарь Ожегова и Шведовой не идет дальше него даже через полвека.
Из «Философского словаря» 1986 года можно понять лишь то, что переход к понятию «органические системы» совершился в начале XIX века как отказ от метафизического воззрения на «сложные объекты» как на «механические системы». «Однако, начиная с 19 века в философии (Гегель); естествознании (Дарвин), общественных науках все более отчетливо формировалось убеждение в необходимости исторического подхода к природным и общественным объектам как саморазвивающимся системам (органическим системам)» (ФС, Органические системы). Органическое — саморазвивающееся.
Это мнение один к одному до сих пор повторяют словари марксистской ориентации (например, «Философский Словарь» под редакцией Фролова).
Как ни странно, Даль в середине XIX века знает не больше, но и не меньше, за исключением каких-то политических мудрствований. Это значит, что уже в ту пору понятие «организм» и «организация» были привычны и загадочны для обычного человека в той же мере, что и сейчас. Организм как организм, чего тут вопросы задавать! Так все говорят…
Что же было такого чарующего в слове организация? Почему ученые, члены набирающего тогда силу научного сообщества, избрали его в качества некоего исходного понятия, определяющего всю их деятельность? Ответ можно вывести логически, как говорится. Достаточно задаться последовательно всеми необходимо следующими друг за другом вопросами. Например: кто были эти ученые в психологическом смысле? Ответ дал Тургенев романом «Отцы и дети» — сначала это были дети, бунтующие против отцов. Так начиналось во времена Галилея. Тогда бунт еще был ради бунта.
Но чуть позже, когда дети почувствовали, что их становится все больше, и они собирают силу, с которой отцы не справляются, они начали задумываться о том, а зачем бунт? И ответили с детской глубиной: чтобы было не так, как у отцов! Это называется революцией, от английского revolt — переворот.
Тогда Достоевский дал новое имя подросшим деткам — «Бесы». Почему? Вглядитесь в слово переворот, и вы все поймете. Если ты не думаешь о том, какой мир хочешь построить, и тебе достаточно его перевернуть так, чтобы было «не так, как у них», то ты с неизбежностью меняешь верх и низ местами. А низ — это ад… В то время уже было очевидно, что организация нравится ученым потому, что она позволяет захватить власть в мире. Это было время первых террористических организаций.
Разглядев это, кое-кто из детей догадался, что там им и придется жить, и тогда они повзрослели еще на один класс начальной школы и заявили: Мы наш, мы лучший мир построим, кто был ничем, тот станет всем! И придумали новый рай по имени Коммунизм.
Ничто стало его наполнением, то есть всем. Мы в России это хорошо почувствовали, когда жили ради ничего. Смысл жизни и даже сама жизнь вместе с душой была отнята, и остались только тела, да и они теперь назывались организмами, потому что были частью всеобщей организации неимущих. Но что такое эта организация, в которой каждый винтик — это организм? Ответ, как это ни странно, я нашел в одной из книг по очищению организма с очень коммунистическим названием «Как очистить кровь».
Некто С. Ю. Афонькин в наивно-гениальном прозрении начинает свое сочинение с манифеста победившего сообщества молодых революционных ученых:
«Главная система органов.
От чего зависит наше здоровье?» (Афонькин, с. 3).
Так и подмывает ответить: наше здоровье зависит исключительно от наших органов, в первую очередь, репрессивных. Они и самой жизни лишить могут! Но и органы здравоохранения живут за счет нашего здоровья, а уж сколько его попортили наши органы образования и прочие, кому имя легион, рука описать не может! Простите за эту горькую шутку, я постараюсь больше не перебивать. Итак, от чего же зависит наше здоровье?
«В первую очередь, от самочувствия отдельных клеток, из которых состоит организм человека. Ведь из них состоят все ткани и органы человеческого тела.
Человек — живая империя клеток, настоящее клеточное государство, которое обладает транспортной и канализационной системами, органами управления и защиты.
Возникает странное чувство при мыслях, что миллиарды клеток могут ходить на работу, причесываться или играть в футбол. Такие совместные, слаженные действия огромного числа клеток возможны благодаря беспрерывной работе каждой из них в отдельности и разделению труда.
Если каждая клетка тела будет четко выполнять свои функции в ответ на проявляемую со стороны организма-государства заботу, клеточная империя будет процветать» (Афонькин, с. 3–4).
Кем ощущает себя пишущий это автор? Лениным, Марксом, Александром Великим, просто царем или императором? Вспомните: Русь — Третий Рим, а царь русский — наместник Бога на земле. Значит, Богом? И кем хотели стать творцы научно-технической революции, когда разрушали прежний мир — мир все-таки, не меньше! — и меняли его на новый?! Творцами миров?
Значит, Наука — это не только захват власти в мире, но и игры в божественность, а организация — это иное слово для «загубленного» религией творения. Иначе говоря, она не только орудие, но и способ действия, в сущности, организация и есть научный метод. И если это так, то слово «организация» мистично для ученого. Оно столь же таинственно, сколь таинственно и полно возможностей «творение» для религиозного мистика. Ведь «творением» как некой силой или способностью Бог создал мир и человека. А ученый? И он тоже. Он создал свой мир и своего человека — Науку и организм. Теперь Наука завоевала Землю, создав такую империю, какая и не снилась великим императорам прошлого.
Честно признаюсь, несмотря на все мои старания, я так и не нашел, кто же первым заменил живое тело на организм, а живое существо на организацию. Мистика — она и есть мистика. Думаю, эти тайны раскрываются лишь в глубинах Храма Науки при посвящениях.
Но я боюсь того, что происходит с миром под властью Науки. И я не понимаю, когда со мной говорят об очищении организма, что это такое. Мне все время кажется, что люди говорят это ученое слово, а сами при этом видят что-то другое и простое: желудок, кишечник, печень, сосуды…
Мне страшно оттого, что кто-то огромный и могущественный приучает нас видеть мир не таким, каков он есть. И еще страшнее оттого, что он не один. Богов, делящих сейчас Землю и сражающихся за наши души, много, и далеко не все они известны нам. Хотя желающий видеть — увидит, потому что по делам их познаются они. Если уметь наблюдать за происходящим вокруг себя, то можно рассмотреть и того, кто вызывает происходящее.
К примеру, наблюдая за Медициной, Гигиеной, Санитарией, прикладным очищением замечаешь их нездоровую и навязчивую приверженность понятию «организм», которое они сами объяснить не могут. Это отсутствие объяснений подсказывает, что хозяином «организма» является кто-то другой, кто лишь проявляется через науки о болезнях. Кто? Божество по имени Физиология. Физика живого, как она сама себя скромно нарекла.
Я очень хочу понять, как Физиология стала душой и духом всего современного очищения.
Глава 2. Человек-машина
Физиология — детище естественнонаучной революции, начавшейся на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков. Можно даже сказать, что она — из числа тех молодых Богов, кто тогда начал битву за захват мира и свержение старых Богов. Как вы помните, в той битве сообществу молодых Богов, назвавших себя Науками, действительно удалось очень сильно потеснить Религию как главную опору Государства и Власти. В итоге все современные западные и многие восточные государства безусловно признают авторитет Науки.
Однако внутри самой Науки есть собственный Олимп и собственная иерархия, то есть распределение мест за правящим столом сообщества. Этим местам соответствуют и уделы, на которые поделен наш с вами человеческий мир. Естественно, что подобное устроение кто-то должен был возглавить. Кто обычно возглавляет правительство после переворота? Тот, кто сильнее остальных. А как определить сильнейшего? Способов всего два: либо он должен побить не только врагов, но и всех своих, либо его определяют по заслугам в предыдущей битве.
Царицей Наук после победы над Религией и захвата мира была признана Физика. Почему? Потому что у нее, как в свое время у Зевса, было оружие исключительной силы, благодаря которому и была свергнута Религия. На Руси такое оружие Зевса называлось перуном, в Индии — чакрой. У каждого из народов в древности был свой образ сверхмощного оружия, которым повергаются наземь даже Боги.
Оружие Физики было точной копией оружия, которым обладала Религия. И называлось оно Образ мира. Отобрав у Религии право объяснять, как устроен мир, Физика отобрала у врага и его силу, которая хранилась в страхе Божием. В новом, физическом мире не было места Богам, а значит, и некого было бояться. Страшными могли быть только Законы мирозданья. Физические законы! Так была захвачена власть над умами, а с ней и над миром людей.
Физиология, будучи физикой живого, в своей попытке стать столь же непреложной, как и ньютоновская механика, делала бесчисленные попытки обрести ту же силу, что и Физика мертвого. Но она обладала лишь образом человека, который был все-таки не столь страшен, как образ мира. Человеку трудно бояться самого себя. Вот если изгнать из него душу и представить бездушной машиной, с которой ты должен спать в одной постели долгие ночи…
Тут было за что побороться, и Физиология начала долгую борьбу за передел власти внутри Науки. Борьбу по всем признакам революционную в прямом политическом смысле этого слова. Первым из физиологов или, по крайней мере, любителей поанатомировать трупы объявил, что человек это машина, еще Декарт в середине XVII века. Декарт, считавшийся чуть ли не отцом всей естественнонаучной революции, все же страшно ревновал Ньютона с его физической механикой к его славе. Слава почему-то всегда была очень важна для революционеров.
В середине XVIII века шумным успехом пользовался трактат Ламетри «Человек-Машина». Ламетри не был физиологом, он был фанатичным разрушителем церкви и боролся «против предрассудков толпы». Однако поставив себе задачей не ограничиваться «изучением природы и истины», а высказывать ее «в интересах кружка лиц, которые хотят и умеют мыслить» (Ламетри, Человек-Машина//Избранные сочинения, с. 179), Ламетри дальше резко избирает считать истиной материализм и заявляет:
«Итак, в данной работе нами должны руководить только опыт и наблюдение. Они имеются в бесчисленном количестве в дневниках врачей, бывших в то же время философами, но их нет у философов, которые не были врачами.
Первые прошли по лабиринту человека, осветив его; только они одни сняли покровы с пружин, спрятанных под оболочкой, скрывающих от наших глаз столько чудес; только они, спокойно созерцая нашу душу, тысячу раз наблюдали ее как в ее низменных проявлениях, так и в ее величии, не презирая ее в первом из этих состояний и не преклоняясь перед ней во втором.
Повторяю, вот единственные ученые, которые имеют здесь право голоса» (Там же, с. 181–182).
С этого подло-бредового заявления и начиналось победоносное шествие врачей по землям философии. Почему подло-бредового? На первый взгляд, это не явно. Вчитайтесь, особенно в последнее предложение: вот единственные ученые!.. Это политика, политическая демагогия или подловка, нацеленная на то, чтобы врачи дружно подпрыгнули и провозгласили сказавшего это своим идейным вождем. Это прозрачно. Но что достигается этой подловкой? Отбирается право голоса у тех, кто не врачи. А если истина не у врачей, а у Платона или Сократа? Или хотя бы у психологов, раз уж речь идет о душе? Подлость. Еще через век ее, как вы помните, повторит в России Сеченов, отобрав право судить о душе у психологов еще раз и отдав его физиологам. Это все подлость. А далее — бред.
Какую душу созерцали эти пускатели человеческой крови и поэты пиявок в XVIII веке? О чем это возбужденно вещает буревестник французской революции? Да и какую душу вообще может наблюдать врач, срывая с человека покровы, то есть сдирая кожу, под которой для него отражаются пружины и шестерни, как пишет сам же Ламетри? Что за ахинея и на какого недоумка она рассчитана? Впрочем, и это на поверхности.
А заглянем еще глубже. В такую близкую любому естественнику фразу: «нами должен руководить только опыт и наблюдение».
Прекрасные слова. В сущности, речь идет о точных экспериментальных исследованиях. И они действительно желательны. Но со времен Ламетри прошло два с половиной века, и мы сейчас прекрасно понимаем, что до сих пор построить экспериментальное исследование действительно объективно невозможно. Экспериментатор обязательно искажает его. Особенно, если это врач-философ. Он непроизвольно притягивает исследование к своей философии. Это сейчас. О чем же нам сладко поет Ламетри, о каких таких великих исследователях той поры научной дикости?
Политика, ложь и жажда власти… Так готовилась первая научная революция во Франции.
В России было то же самое. Возбужденные успехами первой русской революции 1905–1907 годов врачи бросились делать политику, обрабатывая сознание толпы дешевыми книжонками, вроде «Кризисов и проблем», написанной «доктором медицины Николаем Пясковским» (М., 1907).
Вот с какой стати книга по гигиене начиналась от лица европейской интеллигенции?
«Современное европейское интеллигентное общество и особенно русское переживает время неудовлетворенности тем жизненным режимом, на каковой оно обречено силой обстоятельств, не гармонирующих с высшими интеллектуальными и моральными запросами жизни.
Теперь время перестройки в жизни страны. Все с жадностью ожидают в недалеком будущем таких благ, о каких едва только можно мечтать…» (Пясковский, с. 3).
О чем это доктор медицины? О свободе и рабстве!
«Стремление к свободе не только у нас в России, но и во Франции, и далее в Северо-Американских Штатах ведет к изумлению нашему не к желанной цели, а именно к тому рабству, которое едва ли не хуже политического рабства» (Там же, с. 3–4).
Вот ведь беспокоит доктора Гондурас. Так и хочется крикнуть, а вы, доктор, не чешите его! Впрочем, он и сам через пяток страниц замечает, что заврался, и неуклюже выворачивается из привычной политической колеи на нудную и неприятную ему, видимо, дорожку гигиены:
«Да, милостивые господа, моральная свобода еще труднее дается, чем политическая, потому что страсти людские сильнее колоссального физического насилия.
Но, какую же связь с гигиеной имеют все эти соображения, спросит меня, быть может, удивленная аудитория?.. Огромную! И не только все это имеет связь с гигиеной духа, но и с гигиеной тела.
Раскройте, милостивые господа, хотя бы сочинения знаменитого германского психиатра Крафт-Эбинга и вы найдете там указания на то, что современное рабство человека перед капиталом, перед роскошью и своими страстями является главнейшей причиной той лихорадочной жизни больших городов, которая порождает такое громадное количество переутомленных людей с разбитой нервной системой, с усталой душой» (Там же, с. 8).
О чем речь? С чем воюем? С ростом населения? С перемещением его из сельской местности в города? С возрастающим достатком? С капитализмом? С «разбитостью нервной системы»? Кстати, что это такое? И имеет ли эта «разбитость» отношение к нервам? С чем воюем? Да какая разница, лишь бы во главе бездумной человеческой толпы. Кстати, состоящей из машин. Доктор медицины Пясковский даже самое творческое в человеке, то, что рождает жизнь, умудрился превратить в аппарат:
«Ведь недаром же природа наделила организм женщины столь сложными аппаратами, которые приспособлены специально для отправлений и жизнедеятельности матерей» (Там же, с. 13).
Подобных сочинений в ту предреволюционную пору было множество, они переполняли прилавки и умы. Часть из них я привожу в библиографии, но всех не перечислить. Важнее другое. Научная революция в России и за рубежом победила, и победило понимание человека как машины. Возможно, самые проникновенные строки об этом были написаны в 1925 году в России физиологом Николаем Бернштейном — одним из тех, кто вместе с Корниловым уничтожал Институт экспериментальной психологии Челпанова. Это, на мой взгляд, поэма о машине-человеке:
«Товарищи! Биомеханика в точном переводе значит механика жизни. В сущности, это есть наука о том, как построена живая машина, то есть каждый из нас; о том, как устроены движущиеся части этой машины и как они работают. Знакомство с живой машиной необходимо для того, чтобы, путем умелого обращения с ней, добиться наилучшей и наиболее произвольной работы.
Вы понимаете, что законы механики повсюду одни и те же, касается ли дело паровоза, станка или человеческой машины. Значит, нам не придется выводить какие-то новые, особые механические законы.
Мы должны только составить описание и характеристику живой машины так, как мы сделали бы это для автомобиля, ткацкого станка и тому подобного…» (Бернштейн, с. 462).
Бернштейн оказался в числе диссидентствующих, то есть преследуемых властями ученых, и поэтому в России его очень любили. Непризнаваемый властью для русского интеллигента почти иностранец, а значит, предмет почитания, если не поклонения. Вот и Бернштейн до сих пор страстно уважается русскими психологами. Это значит, его взгляды еще долго будут определять развитие русской психологии. Наверное, немало людей положат свои жизни на решение поставленной тогда Бернштейном задачи, звучащей как призыв забить последнего дракона:
«К сожалению, усовершенствовать человеческую машину, подчинить ее конструкцию своему произволу пока невозможно…» (Там же).
Бедное, бедное тело, как я не хочу быть на твоем месте! Как я не хочу быть в тебе, когда ты попадаешь в руки врачей или физиологов, даже если они всего лишь хотят сделать мне очищение организма.
Глава 3. Врачи и физиологи о происхождении жизни
Создать страшный образ человека оказалось не так уж просто. И все же кропотливая работа сотен и тысяч подвижников естественнонаучного захвата мира постепенно давала свои плоды. Количество перерастало в качество, и однажды человечество проснулось настолько потрясенным от ужаса, который ему открылся, что Физиология поняла: свершилось! Теперь души людские в ее власти.
В пору своего «Триумфального шествия» по планете, Физиология ничтоже сумляшеся называла себя учением о жизни, насаждая механические взгляды. Этим самым она, с одной стороны, безмерно раздувала собственный масштаб, потому что превращала человека во вторую вселенную, состоящую все из той же неживой материи, управляемой законами физической механики. А с другой, говоря о живом как о предмете физики, она превращала человека не только в машину, но и в ходячего мертвеца. Живое — это мертвое, которое самоорганизовалось до сложного! Теперь ты спал в одной постели не только с машиной, но и с мертвецом…
Пора этого опьянения от успехов пришлась на конец девятнадцатого — начало двадцатого века. В России того времени, где физиологией по преимуществу занимались врачи, ходили по рукам, в основном, переводные книги по физиологии, и одной из самых читаемых была «Общая физиология» Макса Ферворна (1897), которая, не стесняясь, называла себя «Основами учения о жизни».
Идея, которая должна была поразить воображение читателей и разрушить основы старого образа мира, была вынесена Ферворном в самые первые строки сочинения. Это очень верный подход, если замахиваешься на утверждение новых основ, — разрушить старые первым же ударом. Конечно, Ферворн тут не открыватель, а всего лишь эпигон, как говорится, то есть перепевала чужих мыслей, разносчик пыльцы для осеменения умов. И все же: «Живое вещество организмов составляет часть всего вещества, образующего наш земной шар. Его отличие от вещества безжизненного не может считаться принципиальным, потому что и то, и другое состоит из одних и тех же элементов. Различие между веществом органическим и неорганическим не более различий, существующих между некоторыми неорганическими веществами, и заключается в способе и характере соединения элементарных веществ» (Ферворн, с. 1–2).
Отсюда возможны два пути исследования: первый — через вопрос о том, как же при такой обычности вещественной основы рождается чудо жизни? Второй — в сущности, к средневековому алхимическому убеждению, что жизнь можно создать в пробирке, собрав из кубиков «элементарных веществ». Естественно, физиологи всегда шли вторым путем, уверяя мир в том, что могут заменить Бога Наукой. Даже задавая вопрос о том, как же возможна жизнь, они на деле не задавали его себе, а только произносили для других, чтобы можно было выступить вперед с загадочным видом фокусника и сказать: а возможна она так!.. И выдать свои предположения, называемые научными гипотезами, за уже всем известную истину. Даже современные физиологи, сублимирующие живое вещество и клонирующие живые особи, на мой взгляд, лишь пользуются плодами какого-то неведомого им закона, пропуская сам миг, само движение вхождения жизни в исследуемые ими среды.
Физиологический подход — это не знание, а вера, убеждение и чародейство. Да это и открыто звучит в словах Ферворна:
«Весьма важно приучить себя к мысли рассматривать живое вещество не в качестве стоящего вне всякой связи с другими и далее совершенно противоположного другим таинственного вещества, а только как часть того, из чего построена земная кора.
Тогда само собой станет понятно, что жизнь находится в зависимости от условий среды, что развитие живого вещества должно быть неразрывно связано с развитием земного шара…» (Там же, с. 2).
И так далее и тому подобное. И все это очень, очень убедительно. Вот только смущает, что вдруг я убедил себя не видеть чудо, а однажды выяснится, что оно все-таки было при творении жизни!.. Но как это выяснится, если все дружно убедят себя и не будут глядеть в ту сторону?! Просто приучите себя видеть белое не белым и не черным, а таким, как говорит Наука, и дальше все сложится в стройное здание, внутри которого вы не найдете ни одной логической огрехи, позволяющей усомниться в новом образе мира. Кстати, именно так и не находят их сами ученые.
И всего-то для счастья нужно не сомневаться в одном-двух исходных основаниях.
Утверждение, что живое является тем же веществом, только иначе собранным, довольно естественно вело физиологов к древнему уподоблению живого существа машине. Поэтому все физиологии переполнены, как и ферворновская, выражениями вроде «О механизме жизни» или «Механизм клеточной жизни». И Человек-машина сплошь состоит из механизмов. Это естественно. А физиолог — это Ньютон живой Вселенной, ее Бог-механик. Такова логика рассуждения, если его последовательно разворачивать из заложенной первоосновы.
Она же естественно приводит физиолога сначала к утверждению, что психологию надо отменить, как это было сделано еще в шестидесятые годы XIX века. Зачем плодить лишние сущности, если в механической «живой» вселенной все можно объяснить законами механики?! Лишними сущностями оказались Душа, психология и психологи. А ко времени Ферворна, то есть к концу XIX века, Физиология начинает замахиваться и на социологию, что, впрочем, тоже естественно вытекает из последовательно разворачивающегося рассуждения: если физиолог — хозяин механики жизни отдельной живой клетки и отдельного организма, то кто, как не он, должен понимать и механику организаций?!
И вот рождается столь живучее:
«Действительно, мы знаем, что все организмы большей величины суть клеточные государства. <…>
Мы находим в клеточных государствах органического ряда осуществленными еще более разнообразные формы устройства, чем те, которые мы видим в человеческом обществе, и было бы весьма благодарной темой рассмотреть современную социологию с точки зрения фактических форм устройства различных клеточных государств.
Без сомнения, многие проекты социальных реформ имели бы совершенно другой успех сравнительно с тем, как мы теперь иногда к ним относимся» (Там же, с. 540–541).
В начале двадцатого века эта самоуверенность физиологов и всех, кто им поверил, например, врачей, вела к тому, что они вовсю стремились разжигать революционные пожары и громить старый мир. Благо, крови физиолог не боится, а ответственность умеет переложить на политиков. Во всяком случае, после революций они как-то поскромнели и поутихли и теперь занимаются наукой. Наверное, им снятся призраки загубленных империй и невинно убиенных детей…
Однако сами взгляды, ведшие к разрушению старого мира, до сих пор живут в умах популяризаторов физиологического очищения организма. Используя образ Владимира Высоцкого, было время, когда вся безумная больница возбуждалась мыслями о бермудском треугольнике, а было, когда она хотела перевернуть мир ради торжества Физиологии и механистической картины мира. Впрочем, врачи не безумны, они, скорее, бездумны, как и полагается религиозным фанатикам.
Вопрос о происхождении жизни — религиозный даже для Науки и решается только верой и приучением.
Глава 4. Евангелие от физиолога
Физиология долго трудилась, чтобы создать общественное мнение, построенное на основах механической Физики и отсутствия души. И когда ей это удалось в конце XIX века, она точно опьянела от успехов и попыталась переписать всю человеческую культуру, основав ее на себе самой.
В начале XX века выходят бесчисленные бульварно-физиологические книжонки, написанные врачами, учителями и университетскими преподавателями, которые используют в своих названиях все значимые для человеческой души образы. Они говорят и о духе и о душе. Приват-доцент военно-медицинской Академии К. Яцута выпускает в 1913 году брошюрку, достойную Сократа: «Познай самого себя». Не хватает только Евангелия от физиолога. Впрочем, если суммировать основные положения этих книжонок, вполне можно вывести и символ веры интеллигента и даже популярную Библию Физиологии.
Я попробую сделать выборку таких расхожих понятий, за которыми ощущается чародейская сила, способная увлекать воображение людей.
Яцута начинает свою «сократическую физиологию» так, что сразу будит вопросы:
«Привилегированное положение человека среди подвластной ему природы окружило его ореолом божественного происхождения, поднявшим на недосягаемую высоту над всеми созданиями растительного и животного мира» (Яцута, с. 3).
На первый взгляд здесь идет антирелигиозная пропаганда. Мы уже знаем, что сейчас божественное происхождение человека будет развенчано вместе с Богом и будет дан очерк «естественного» происхождения человека. Все верно, так и будет. Но понаблюдайте за собой, как за очарованной душой.
Понаблюдайте за тем, как оказывается на нее воздействие. Как отзывается она на слова о божественном происхождении? Как на некий очень важный знак, первую кнопку кодового замка. Она нажата, и душа раскрылась для восприятия. Она знает, что все далеко не просто с ее собственным происхождением, и если ты хочешь с ней говорить, говори о божественном происхождении, это вызывает необходимое предвкушение: да, да, скажи мне об этом! Расскажи мне обо мне!
И физиолог говорит, но хитро: я расскажу, но твое происхождение не божественно, тебя обманули, оно еще выше! Так проходимцы Бендеры обрабатывали бесчисленных Эллочек-людоедок.
«Не отличаясь никакими физическими преимуществами, например, силой, скоростью бега, неутомимостью — перед остальными животными и даже уступая в этом весьма многим из них, но владея свободным умом и свободными руками, он занял положение в природе, которое даже ему, одаренному высоким умом, кажется исключительным. <…>
И только необыкновенный ум, способный к прогрессу, да и инстинкт общественности, вывели человека на тот славный путь, который увенчал его "троном природы". <…>
Чем выше становился человек в своем умственном развитии, тем острее пробуждалась в нем потребность к самоопределению. Он не довольствовался уже красивыми легендами о своем божественном происхождении и, хотя продолжал считать себя царем природы, но с настойчивостью свободного ума стремился узнать свое прошлое, познать себя!» (Там же).
Как видите, человек Евангелия от физиолога очень похож на унтер-офицерскую вдову, которую никто не сек, потому что она сама себя высекла и сама себя создала. Но при этом он все равно хочет себя познать, и знаете, что для этого делает? Обращается к своему Богу-физиологу с вопросами; а физиолог уже знает все ответы и дает их.
А ответы такие: отбросим сложности. Всем ясно, что раз человеческое тело так похоже на тела животных, значит, человек — животное, обладающее сложным устройством, то есть организацией. Изучать его как человека и даже животное Физиологии не под силу, а потому есть смысл еще раз упростить понимание.
«Невольно напрашиваются сравнения организма со сложной машиной, в состав которой входят различные более или менее самостоятельные части, как бы "органы ее"» (Там же, с. 7).
Человеку-машине слагали целые поэмы. Потом, заболтавшись, впадали в противоречия:
«Действительно, внешнее сходство здесь имеется, но в то же время есть серьезная внутренняя разница. Прежде всего, сила, приводящая в действие машину, лежит всегда вне ее (лошадь, вода, пар, электричество), между тем у организма она лежит где-то внутри его, однако же, определенного места не имеет.
Эта-то "жизненная сила", которая составляет вечную загадку человека, и заставляет его в самом себе различать два начала: материальное тело и невидимую душу» (Там же, с. 7).
Болтал, болтал и доболтался до души! Вот, казалось бы, вопрос, который нельзя обойти. Не обольщайтесь. Физиолог помянул душу случайно. Это даже не он, а язык неудачно повернулся. Он даже и не замечает, что ляпнул про душу и уже в следующей строчке принимается так же самозабвенно болтать об анатомии. А завершает всю эту песнь о самопознании совсем революционно:
«Человеческий организм можно рассматривать как семью различных тканей, состоящих из колоний, клеток <… >
Земля ты ecuи в землю отыдеши» (Там же, с. 32).
В общем, не рыпайся и принимай лекарства. Они тоже из земли сделаны, значит, помогут поддержать твою жалкую жизнь подольше.
Глава 5. Физиология и страх смерти
Захват власти Физиологией привел к тому, что человек без души стал смертен. И вот тут-то, наконец, удалось посеять в его отсутствующую душу настоящий страх. Страх перед смертью и, главное, болезнями, подкрадывающимися к тебе из глубин этого ужасного, мертво-механического организма, который и есть ты! Он захватил умы и создал едва ли не самую большую технологию этой планеты — промышленность, заботящуюся о телесном здоровье. Естественно, промышленность эта тут же коррумпировалась, то есть развратилась и ради денег начала насаждать и продвигать определенное мировоззрение, внушающее всем нам такие взгляды на свое тело, которые ведут к увеличению оборота средств, задействованных в этой промышленности.
О том, как передовые врачи, физиологи и гигиенисты ратовали за здоровье народа, много написано. Поветрие выставлять их народными заступниками началось во второй половине XIX века. Тогда же начали появляться многочисленные популярные книжонки, разъяснявшие безграмотным и полуграмотным массам — кстати, а что разъяснявшие?
На первый взгляд, здоровый подход к жизни, основы физиологии, правильное питание, важность семьи, ценность нравственности, продажность мизантропов-миллиардеров, благодетельную роль Науки… Но как можно было уместить все это обилие в тридцати—семидесятистраничные книжонки карманного размера? Нет, объясняли они всегда одно и то же: кого надо считать учителями человечества. Все эти книги имели один заряд: поднять образ врача, гигиениста, физиолога до уровня спасителя народного и последней инстанции в любом споре о том, как надо жить. Вот так творили миф о том, что в Медицине научно лишь то, что оправдано Физиологией.
Уже в то время такого рода книжонки начали называть бульварными. В сущности, они смыкались с так называемой желтой прессой, отличаясь лишь размерами — чуточку не влезали в газеты. Но читали их точно так же — сидя на бульварной скамейке, от скуки. Не будешь же в ожидании опаздывающего на свидание человека читать солидный учебник физиологии. А так можно время провести «с пользой».
В итоге, слившись с периодическими изданиями, бульварная Физиология к началу XX века стала создавать общественное мнение, которое больше не проверялось и не оспаривалось массой полуобразованных обывателей городов. А что означало наличие такого общественного мнения? Управляемость, сходную с управляемостью модой или обычаем.
Иными словами, теперь на огромное число людей можно было предсказуемо воздействовать. Конечно, этим воспользовались политические авантюристы. Но эта часть жизни меня интересует меньше. Гораздо важнее экономика. Рыночная политика множества предприятий, обслуживающих телесные нужды, в то время уже мало чем отличалась от современной. Как и психология членов научного сообщества.
Промышленность и Наука всегда заинтересованы друг в друге. Причем, двояко. Наука поставляет промышленности технологические разработки. Это ясно. Но очевидно и то, что промышленность заказывает Науке и продвижение своих товаров на рынок. А ученые охотно пишут для промышленности заказные работы, в которых насаждают выгодные промышленности взгляды, творя то самое общественное мнение.
Было бы интересно произвести сопоставительное исследование бульварно-физиологической литературы с ростом соответствующих отраслей промышленности и посмотреть, как накладывались искажения на то, что принято считать чистой Наукой. А искажения эти живут в умах человечества до сих пор, поскольку действительно научную литературу читать просто невозможно. Ученые сделали из нее тайное тайных, зашифровав недоступным простому человеку языком. Так что общефизиологическая грамотность наша по преимуществу создавалась как своеобразная культура, выгодная промышленности. И чтобы убедиться в этом, достаточно поглядеть на культуру потребления лекарств во всех странах мира. Там это видно ярче всего.
Однако, Физиология не ограничилась ролью пресса для выкачивания денег из толпы. Делая нас беднее, а наши тела отравленными и болезненными, она к тому же породила страх перед смертью. Ведь для существа без души вся жизнь ограничивается жизнью тела и его болезнями. Бульварно-физиологическое мнение, что никакой иной жизни нет, укоренилось даже в умах верующих людей. Они зачем-то еще ходят в церкви, но при этом глушат таблетки, а значит, в глубине души знают, что души нет, и надо жить телом…
Страх за тело — это магическая печать, скрепляющая союз Физиологии с другой богиней — Экономикой или Промышленностью. Пока держится он, и та и другая будут процветать. Впрочем, Промышленность приспособится к любым условиям, смена потребностей человека лишь заставит ее немного поменяться. А вот Физиологии из почти Физики человеческого тела придется превратиться в очень частную Науку между Анатомией и Медициной.
Впрочем, это, в сущности, уже произошло. Времена Физиологии уже в прошлом. И отменила ее значение не иная Наука, а ее собственное детище — бульварно-физиологическое общественное мнение. Промышленности больше не нужны физиологи для обработки мозгов. Все уже сделано, и все приемы управления разработаны — стадо бежит туда, куда надо капиталу.
А физиологи могут отдыхать, без денег и славы… Дело сделано, мавр может уходить… за ненадобностью…
Глава 6. Долг интеллигенции перед Россией
Бульварно-физиологический беспредел, творившийся в России во второй половине XIX века, повел к тому, что мы потеряли и собственную культуру, и духовную свободу, и просто много денег. Объясню.
Интеллигенция рождается в первой половине XVIII века. Это чисто русское явление было запущено Петром Первым как своеобразный генетический эксперимент по выращиванию в человеческом муравейнике узкоспециализированной особи. Для него отбирались молодые люди, обладающие честолюбием и способностями к иностранным языкам и техническим наукам. Юноши эти должны были хотеть оторваться от старого отцовского быта и сделать карьеру в рамках того сообщества, которое Петр создавал как свой управленческий аппарат или механизм. Иначе говоря, они должны были хотеть сменить гражданство с русского на государственное.
В России человек, переходящий на государственную службу подсознательно ощущает, что теперь он другой нации — можно сказать, варяжской, и теперь он избран для того, чтобы править народом, а не быть им. Это всегда многого стоило для русского человека, всегда ставило его перед важнейшим жизненным выбором, и уходящие на государственную службу люди прощаются с родными так, будто уезжают в другую страну и могут с ними больше не увидеться. Родные же гордятся таким выдвижением своего родственника, но считают его отрезанным ломтем, не смеют относиться без настороженного уважения и вообще знают, что его редкие приезды домой — большая честь… Всё — он чужой, и вовсе не обязательно, что это принесет родственникам выгоды. Беги нас пуще всяческой напасти и барский гнев и барская любовь… Мы народ, а в государстве всё бары!
Как бы там ни было, но эксперимент удался, и в итоге мутации в России появилось странное существо, которому не было русского имени. Да и иностранного тоже. Поэтому имя ему было придумано и не имеет соответствия ни у нас, ни за рубежом. Интеллигенция. Произведено оно от новолатинского intelligentia. Новолатинского не в том смысле, что его не знала классическая латынь, а в том, что при выборе следовали за идеалами, воплощенными в это слово во времена возрождения латыни и, в данном случае, не раньше XVII века.
В сущности, intelligentia должно бы означать способность думать, рассуждать, но на деле оказалась способностью мыслить и понимать. Понимать чужое. Между думать и мыслить есть существенная разница. Даже на первый взгляд она заметна в том, что думать может каждый, а вот мыслить надо учиться. Мыслитель — это не думатель, мыслитель — это почетно и значимо. И он всегда образец для подражания. Интеллигенты должны были взять лучшие образцы европейского разума и принести их в Россию. Так задумывалось. Их задача, заложенная в само устройство сознания, всегда одна — не дать России отстать от Европы.
Уже из этого можно понять, что интеллигенты — это существа, несущие в Россию Европейский Разум. Тогда Европейский, а сейчас и Американский и вообще зарубежный. Вот такая специализация человеческой особи.
Мутация получилась вполне стойкой, и интеллигенты оказались и востребованы и жизнеспособны. Они развили вполне узнаваемые черты, естественно вытекающие из начальных задач. Интеллигент, в отличие от простого человека, должен владеть иностранными языками и должен заниматься, как говориться, интеллектуальным трудом, то есть делать не то, что делает народ, должен следить за всеми изменениями и достижениями в умственной жизни зарубежья и быстро воплощать их в нашу жизнь. А если народ или государство, не понимая своей выгоды, сопротивляются принятию какого-либо европейского образца, интеллигент должен пожертвовать своей жизнью ради продвижения Прогресса. Такова судьба всех узкоспециализированных особей в любом улье или муравейнике — гибнуть, если их программа не срабатывает.
Что такое тот Прогресс, ради которого интеллигенты не жалеют ни своей, ни нашей жизни? Прогресс — это и есть продвижение. И не более того. Но понять, почему Прогресс стал святыней и фетишем для интеллигенции, можно лишь взяв все выражение в целом: продвижение Западного разума в Россию. Святыня — это, собственно, не сам Прогресс, а западный Разум. Все, о чем говорят как о прогрессе человечества, если приглядеться, это очередная победа Западного образа жизни. Разум воплощается именно в образе жизни. Да он и не уловим сам по себе, поскольку никакого Западного Разума нет! Вдумайтесь сами.
Разум есть лишь способность думать. Когда он что-то придумывает, это закрепляется в мышлении и в обычае, то есть культуре. Безусловно, это достижения Разума, но в самих этих достижениях никакого разума уже нет. Он ушел думать. А эти воплощения становятся примерами его думания и образцами для подражания, в том числе и в поведении. Думайте как мы, и вы станете так же богаты и сильны! Но для интеллигента «думайте как мы!» не означает «учитесь думать!» — этот призыв звучит как: сначала возьмите и освойте лучшие образцы западной мысли. А это значит, что интеллигент не учится у отдельных западных людей тому, как думать. Он берет у самого Запада лучшие образцы, а с ними сам образ жизни и привносит их в Россию и страны третьего мира. Вот это и есть Прогресс!
Что это означало для России? Страшную вещь. Все, что мешало Прогрессу, было личным врагом интеллигента. Ведь оно мешало ему воплотить свою программу, а значит, вело к самоуничтожению. И вот русский интеллигент, а во второй половине XIX века это по преимуществу врач, идет в народ, чтобы уничтожать предрассудки и суеверия и насаждать прогресс Западной науки. И уничтожает все старое, применяя тактику выжженной культуры. Да и до сих пор уверен, что все народное целительство заслуживает стерилизации.
Китай, Индия, даже Латинская Америка и Африка, сохранив свою народную культуру и изучив ее, не только сохраняют духовную самостоятельность, но еще и извлекают из нее огромные прибыли, потому что Запад все сильнее убеждается в том, что его Прогресс ведет к гибели планеты, и платит деньги за любые древние знания. А мы предпочитаем покупать любые западные отбросы, как в технике, лекарствах, так и в подходах. Все, что там устарело, для нас еще завтрашний день.
А что имели, не храним настолько, что даже не даем себе труда задуматься, а не выплеснули ли вместе с водой собственного ребенка, который мог стать будущим России.
Этнографы еще как-то пытались описать русскую народную медицину, ущербно и слабо, но и за то им низкий поклон. А вот врачи, физиологи и прочие жрецы Медицины и Науки всегда были непреклонны: сначала полное уничтожение явления. Лучше — вместе с носителями знаний. А затем на абсолютно чистой, стерилизованной площадке возведение здания совершенно новой прогрессивной Медицины. Естественно, абсолютно научной и абсолютно правильной.
Эта абсолютно правильная Медицина столько раз за последние полтора века обгаживала саму себя, что сейчас без смеха читать нельзя то, что было абсолютно научным какое-то время назад. Но в одном она права: уничтожив своего народного врага полностью, очистив Россию от него, она вычистила и наши умы от самой возможности сказать: но там, в народном целительстве, было и много полезного! Ничего полезного там не было, одно мракобесие и суеверия, уж вы поверьте Науке! Что говорит Наука, то истинно, ибо спорить некому!
И это все сделано интеллигенцией. И будет делаться до тех пор, пока жива эта программа, внедренная в сознание лучших русских людей. Почему мы просто не можем знать иностранные языки, иметь друзей за рубежом, понимать то, как они ищут и ошибаются в своем стремлении к истине?! Почему мы обречены продвигать их идеи, а не торговать своими?! И уж тем более не продвигать то истинное, что было найдено русским умом, но при этом никак не соответствует идее Прогресса? Кто сказал, что Прогресс — это стрелка в верном направлении? Какой из Богов поставил этот указатель на дороге, ведущей в ад?
Не знаю. Но он был настолько хитер, что русский интеллигент, прочитавший эти строки и согласившийся с ними, окажется в растерянности: я не хочу быть мутантом, я не хочу разрушать Россию, но разве возможен иной способ жизни для интеллигентного человека, кроме как быть интеллигентным человеком? Как это напоминает компьютерные фантазии вроде знаменитой «Матрицы», где ловушкой является весь образ мира, искусственно созданный для нас.
И как это напоминает основной вопрос всего человеческого самопознания: как вырваться из иллюзии, через все органы чувств убеждающей меня, что этот сон есть действительность и иная жизнь просто невозможна?.. И этой иллюзией оказывается все та же Научная картина мира, но не в той ее части, что описывает мир, а в той, что приписывает поведение и называется мировоззрением. Именно она рождает образ жизни, в котором и выражается приспособление особи к определенным задачам клеточного государства. Здесь ловушка, но здесь же и ключ к ней, направление к свободе.
Глава 7. Что же такое очищение организма?
Вот теперь, рассмотрев явление в его истории и развитии, можно и подумать о его действительной сути. Почему у наших очистителей привилось понятие «очищение организма»? Потому что это инородное и смутное выражение — «организм» — колоссально упрощает понимание. Как слово-новодел оно не обладает глубиной, а значит, может содержать лишь то, что мы договоримся в него вкладывать. Иными словами, в данном случае мы сами задаем глубину описания рассматриваемого явления. Какова она?
Новолатинское organismus, происходя от греческого organon, в сущности, означает «система органов». А поскольку «органон» — это «орудие» или «инструмент», то организм оказывается своего рода фабрикой, занятой поддержанием собственного существования. Никаких других целей у этого бессмысленного образования в рамках естественнонаучной картины мира нет. Человек — это гриб или водоросль, задача которой дорасти до половозрелого возраста, произвести потомство и незаметно сгнить за ненадобностью. Отсюда и потеря уважения к старикам и к их мудрости в современном обществе.
Когда мы рассматриваем человеческое тело как организм, то есть набор взаимосвязанных органов, нас не только подмывает видеть его фабрикой или государством, но и не видеть того, что не укладывается в образ фабрики или государства и тем делает жизнь сложнее. Ученые даже сердятся, когда им задают «необязательные» вопросы о каких-то странных явлениях в теле. Наука просто не может их исследовать по двум основным причинам: во-первых, у них нет предположений о том, что это и зачем может быть нужно; во-вторых же, и это главное, им надо делать свое дело и некогда отвлекаться на пустяки. А свое дело — это углубление образа тела-фабрики.
Так что, если вы спросите, к примеру, почему умывание холодной водой отгоняет сон или почему, когда ешь чеснок или хрен, потеет темечко, на вас просто посмотрят как на дурака. Когда человек занят диссертацией, ему не до детских мелочей. Ученые так приучили нас не задавать дурацких вопросов, что мы и не задаем. Но откуда мы знаем, какие вопросы дурацкие?
О, это очень просто. Наука взяла себе все, что связано с материей. И мы это распознаем как по-настоящему научное. Все же, что связано с Духом или Душой, — дурацкое, потому что их нет и нечего тратить на них драгоценное время. Простейший пример: почему так плохо работает Наука наркология, почему пьяниц не удается излечивать? Ну, уж только не потому, что ученые не изучили химическое воздействие алкоголя. Но изучали ли они духовную составляющую вина, то есть дух или спирт— spiritus? Безусловно, нет, потому что дух может воздействовать только на родственную себе среду. А от такого предположения один шаг до признания, что у человека есть духовная составляющая. А какой Наукой ее изучать, не дай бог придется? Религией, наверное. Не Физиологией же?!
Физиология — основная Наука об организме. Физиология — это наука о физике человека. Физика в данном случае — это природа, то есть тело. Задача Физиологии описывать тело, но она описывает органы организма и их взаимодействие. При этом для простого описания органов создана особая наука — анатомия. Первое анатомическое описание тогда еще тела было сделано в 1560 году под названием «Anatomia de corpo humano».
Анатомия делает самое поверхностное описание человеческого тела. Хотя я бы предпочел мысль, высказанную современным русским философом Валерием Подорогой:
«Рождающийся медицинский взгляд нарушает освященное религиозньш чувством единство "души и тела". Человеческое тело теряет свою неприкосновенность, тайну и становится не внушающим более страха, мертвым остатком человеческого, или трупом»(Подорога, с. 176).
Иными словами, анатомия была призвана сделать описание частей человеческого трупа. Физиология идет дальше и, соединив мертвые органы в понятие «организм», проверяет, как из них собрать действующую машину. Физиолог определенно видит эти органы мертвыми, в анатомическом смысле, что не значит, разлагающимися. Просто они стандартные детали, которые можно менять местами, не спрашивая их согласия, что пришлось бы делать, будь они живыми. Физиологу было бы страшно подумать, что с этими деталями можно или нужно договариваться.
Однако, в таком подходе есть если не истина, то последовательность. Судите сами: если человека делает живым душа, а ты берешь и изгоняешь ее из его тела, например, эфиром, или просто силой своего убеждения, что никакой души нет, тогда перед тобой мертвое тело, и ты волен делать с ним, что хочешь. Кстати, так же объясняется и пристрастие физиологов к резанью лягушек, крыс, собак и обезьян. Им никогда не снится, что они причиняли боль живому существу, потому что еще Декарт отказал животным в наличии души. А Декарт был одним из первых физиологов и любил порезывать трупы у себя на кухне.
Что же мы имеем как очищение, когда глядим на него со стороны анатомов и физиологов? Что мы чистим? Все просто и определенно: организм, как биологическая фабрика, составлен из последовательной цепи цехов, потребляющих какое-то сырье, перерабатывающих его и выдающих на-гора продукт. Изучая продукт, можно видеть, какого он качества, и по нему определить в каком звене производственной цепочки наличествует сбой или повреждение. Именно поэтому все обследования, ведущиеся Медициной, начинаются с изучения мочи и кала.
Человеческий организм — это фабрика по переработке мира в дерьмо, и делаться это должно с вполне определенным качеством! Вот основание того очищения, которое мы можем сделать с помощью Медицины и ее родственников.
Выводы: очищение от организма
Нет такой вещи как организм! И чистить в нем нечего. Даже кал и моча принадлежат телу. И чистильщики наши либо чистят тело, либо пускают пыль в глаза, засоряя умы, в попытке стать еще одной Наукой.
А организм — это не тело и не душа, это хитрое клеточное государство внутри меня, которое постоянно пугает революцией, заговорами и болезнями, но на деле занято лишь производством отходов. Очищение возможно, только если мы назовем вещи своими именами. И это значит, что мы можем начать очищение организма, тела и чего угодно другого только с очищения сознания.
Есть, правда, еще одна составная часть человека, которую я не рассмотрел. Нейрофизиологи называют ее психикой. Исследование будет не полным и не исчерпывающим, если я перелечу через это научное море.