трим, что он там делает.
– В отдел сверхточной аппаратуры не водят экскурсантов, так что вряд ли вы туда попадете. Там…
Но Диана вдруг вспомнила, зачем сюда пришла.
– Мам, мне нужно что-нибудь для карнавала?
– Что именно?
– Ну, я не знаю, – она посмотрела на шкафы. – У тебя же тут столько всего! Особенно в этом большом шкафу.
– В этом шкафу коллекция старинной одежды, – в сотый раз объяснила Мария. – Боюсь, что для карнавала она не годится.
– Откуда ты знаешь? Там столько всего – обязательно что-нибудь найдется!
– Ладно, посмотри, – сдалась Мария.
В самом деле, откуда ей знать, что одевают на эти странные карнавалы. Мария никогда не ходила на них.
Диана открыла дверцы и долго перебирала плечики с одеждой.
– Да, действительно, ничего интересного, – произнесла разочарованно. – Зачем ты только хранишь весь этот хлам?
– Это просто коллекция, – терпеливо повторила Мария. – Кто-то собирает минералы, кто-то интересные осколки льда или старинные картины. Я собираю одежду, которая когда-то была модной.
– Не понимаю, как они могли такое носить, – проворчала Диана, разглядывая то одно, то другое платье. – Ничего яркого. Да и ты всегда так скучно одеваешься, скажу я тебе! Вот мама Нины – у нее столько красивых нарядов! – Внезапно она замерла, а затем умоляюще взглянула на мать. – Дай мне твой летучий скафандр! Пожалуйста!
Бедный мой ребенок. Может статься, что через несколько лет он станет твоей повседневной одеждой, и ты возненавидишь его.
– Скафандр – рабочая одежда. К тому же, он тебе велик.
Но совсем отказать дочери она не могла. Жалость заставила ее сделать то, что в их семье обычно осуждалось, как неразумная трата средств. Мария подошла к видеофону.
– Давай лучше в честь каникул закажем в сетевом салоне что-нибудь более подходящее для веселья.
Диана взвизгнула от удовольствия.
– Мама, ты самая лучшая!
3
Новость застала врасплох. Мария даже не поняла сначала, кто говорит.
– Доктор? Какой доктор? – переспросила она, все еще погруженная в мысли о новых трансформациях пространства, над которыми работала в последнее время.
– Вам нужно прибыть в Центр обследований.
– Зачем? Что-нибудь с моими анализами?
– Нет. Это связано с вашим сыном. Двадцать четвертый сектор.
Никогда она не бегала так быстро. Спускаясь в скоростном лифте, она дрожащими руками набрала номер мужа, а потом бабушки.
Двадцать четвертый сектор – аварии, катастрофы, травмы.
Эдди находился в приемном покое госпиталя, огромной комнате, где стояло несколько высоких кроватей–каталок, на которых лежали вновь–поступившие. Пострадавшие. Рядом с мальчиком стояла бабушка, непонятно как успевшая добраться сюда раньше Марии.
– Эдди! – звала она тихо. – Эдди!
Эдди не отзывался, он был без сознания.
Ну почему, почему с ним всегда что-то случается? Мария склонилась над сыном, стараясь не глядеть на соседнюю кровать-каталку, где громко стонал человек с перебинтованными руками и распухшим бесформенным лицом. Шахтер. Такое лицо было у ее отца, когда его достали из шахты. Он умер в этом самом двадцать четвертом секторе, как им было сказано, в результате переохлаждения и обморожений, несовместимых с жизнью. Она плохо знала отца – он всегда работал. Отказывался от выходных и отпусков. Рубил лед для того, чтобы дать ей образование, гарантирующее хорошую работу с хорошим заработком. Чтобы, в конечном счете, ни она, ни его внуки не знали, что такое шахты и могли наслаждаться жизнью в секторе «Четыре времени года»… Но беда проникает и туда.
Эдди, Эдди! Как это несправедливо!
– Простите, мне нужно еще раз осмотреть больного.
Рядом стоял врач. Совсем молодой, мелькнула мысль, похоже, только что после университета.
– А где наш старый доктор?
На лице молодого доктора отразилось недовольство, вероятно, этот вопрос ему задавали не впервые.
– Он… он нас покинул.
Бабушка ахнула.
– Наш доктор? Он лечил нашу семью почти…
– К сожалению, ничем не могу помочь, – перебил ее новый доктор. – Теперь на этом участке работаю я. Доктор Пейни. Всегда к вашим услугам. Позвольте мне еще раз взглянуть на мальчика.
Он присел на край кровати и склонился над Эдди.
– В шоковом состоянии. Как вы понимаете, он останется в госпитале. Мы должны немедленно увезти его в палату интенсивной терапии.
– Как это произошло? – спросила Мария.
– По словам спасателей, сорвало очки, когда он катался на лыжах.
Мария закрыла глаза, пытаясь справиться с собой. Кто-то обнял ее за плечи. Она и не заметила, как подошел муж.
– Я знала, знала, – по щекам обычно стойкой бабушки катились слезы.
– Мама, успокойся.
– Как можно быть спокойной? Эти новые забавы! Кто их только придумал! – Бабушка всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Ну, хорошо, хорошо… что случилось, то случилось. Но, может быть, нам позволят взять его домой? Может быть, дома ему будет все-таки лучше?
Она повернулась к врачу и с надеждой взглянула ему в лицо.
– Он никогда не покидал дома. Хороший уход…
– Нет, какое-то время он должен быть под постоянным наблюдением, – твердо произнес врач. – Нам необходимо провести полное обследование. Это возможно только с помощью специальной аппаратуры.
– Не понимаю, как это могло произойти, – Мария впервые видела мужа таким растерянным. – Сервисный Центр гарантировал полную безопасность и как минимум десятилетнюю работу электронных очков…
– Ну, они готовы гарантировать вам все что угодно, только бы навязать свой товар, – недружелюбно заметил доктор. – Ваш сын не единственный пострадавший. Это случается, как со взрослыми, так и с детьми, имеющими доступ к такого рода развлечениям. Заметьте, особенно часто несчастные случаи происходят с мальчиками из состоятельных семей. Они очень любопытны… или любознательны. Их не останавливают никакие барьеры. Вот вчера утонул подросток, просто заплыл за буек. И ни вой сигнализации, ни то, что волны были слишком большими, его не испугало, – доктор, казалось, тоже разволновался. – Не понимаю, почему им ничего не разъясняют ни дома, ни в школе? Все балуют своих детей, как только могут, с самого рождения! И никто не думает о их будущем, о том, каково им придется, когда они, в конце концов, столкнутся лицом к лицу с реальной жизнью.
– Люди не хотят смириться с тем, что сказочные времена ушли безвозвратно, – тихо произнесла Мария. – Поэтому стремятся подарить детям как можно больше радостей. Наверное, вас тоже баловали в свое время.
Горячность молодого врача исчезла так же быстро, как и появилась. Лицо приняло бесстрастное выражение.
– Я учился в закрытой школе для сирот. Там не принято носить розовые очки, – сухо ответил он, поднимаясь и давая знак санитарам, чтобы мальчика переложили на носилки. Помедлив, снова обернулся к ней. – Хочу также сообщить, что дети ледорубов крайне редко попадают в такие ситуации. Из чего следует вывод – они более подготовлены к жизни в экстремальных условиях.
Щеки Марии вспыхнули.
– Простите.
– Вам не за что извиняться, – голос доктора звучал спокойно. – Не ваша вина, что мои родители погибли в ледниковых шахтах. Я из бедной семьи ледоруба.
Я тоже, подумала Мария.
4
Они стояли в холле Центра обследований, в томительном ожидании результатов обследования. Бабушка неподвижно сидела в углу зала. Вот так же она сидела и тогда…
– Не волнуйся, все будет хорошо. Он уже пришел в себя, это хороший знак, – Роман осторожно прикоснулся к плечу Марии. – Только бы не было переломов… сотрясения мозга.
Он чувствовал себя виноватым, поскольку именно он показал сыну, как кататься на лыжах. Лыжные прогулки – это была его идея. В нашем мире многие погибают от адинамии, повторял он. Лыжи это движение. А движение – это здоровье, это полноценная жизнь.
Полноценная жизнь! Если у него перелом позвоночника – это конец. Таких не лечат.
– Он крепкий парень, быстро поправится.
– Да–да, – кивнула она, глядя в окно, за которым сияло солнце и качало ветками цветущее дерево. Что это за дерево? Как оно называлось?
Из двери закрытого для посетителей отделения, где проводились обследования, появились врач и медсестра. Мария замерла, вся заледенела в ожидании приговора. Что они скажут?
– Серьезных физических травм нет. Но мальчик пока останется здесь.
– Его можно увидеть? – спросила она непослушными губами.
– Нет, пройти к нему нельзя.
Если он уже пришел в себя, то самое лучшее для него – увидеть рядом родные лица, подумала Мария. Как они этого не понимают? Ему сейчас так нужна их помощь!
– Вы не справитесь, – мягко сказала медсестра, словно прочитав ее мысли. – Вы не сможете ничего ему объяснить. Он может возненавидеть вас.
– С мальчиком будут работать психологи, – добавил врач.
– Как долго? – спросил муж.
– Реабилитационный период может длиться от недели до месяца.
– Месяц! – вырвалось у нее.
Врач постоял с ними еще несколько минут, объясняя, как важно для их сына пройти полный реабилитационный курс, но Мария почти ничего не слышала. Она вдруг вспомнила, как когда-то упала с вышки в школьном бассейне. И потеряла очки. Доктор прав – Эдди нужна такая помощь, какой они оказать не в состоянии. Они вышли из приемного покоя больницы и остановились в холле.
– Совсем забыл, есть хорошая новость. Вы уже слышали, что нашли новый ледник?
Бабушка безучастно молчала. Мария кивнула: да, слышала. Только и это сейчас не радовало.
– Самого страшного не произошло. С остальным мы справимся.
Она снова кивнула.
– Извините, мне пора, – виновато произнес Роман.
– Конечно, иди. Я провожу маму и тоже вернусь на работу. До вечера.
– До вечера.
5
«Апартаменты в жилом секторе «Четыре времени года» – это последнее слово науки и техники, – ликовал слащавый женский голос. – Любой, самый необычный, самый дерзкий дизайн, любая ваша прихоть, любой каприз – все будет исполнено в точном соответствии с полученным заказом! Отныне все достижимо!»