Если Каминский действительно появлялся в Билке-Шляхетской, то следует предположить, что с Кузнецовым («Грачевым») что-то случилось и Каминскому пришлось одному вернуться в Билку-Шляхетскую. В октябре 1944 года были допрошены в качестве свидетелей участники еврейского партизанского отряда, действовавшего под командованием Оиле Баума в лесах Перемышлянского района на Львовщине: Абрам Бронштейн, Абрам Израилевич Баум и Марек Пейсахович Шпилька, которые подтвердили факт встречи с Грачёвым и его товарищами. Поэтому можно было предположить, что Кузнецов и его боевые товарищи погибли где-то в районе города Броды.
Кроме того, после войны местные жители села Боратин, расположенного в 10 км от города Броды, сообщили Подкаменскому райотделу госбезопасности, что в начале марта 1944 года в доме Степана Васильевича Голубовича боевиками группы УПА «Черногоры» были захвачены двое неизвестных в немецкой военной форме, один из которых подорвал себя гранатой и погиб. Так родилась вторая версия о гибели Кузнецова в селе Боратине Подкаменского (ныне Бродовского) района Львовской области.
По распоряжению начальника УКГБ по Львовской области была создана оперативно-следственная группа с задачей установить место и время гибели Николая Ивановича Кузнецова и его боевых товарищей – Яна Каминского и Ивана Белова. В течение 1958–1961 годов этой группой были опрошены десятки свидетелей, в том числе бывшие участники УПА. Была установлена личность командира группы УПА «Черногоры» – Михаила Карпия, 1921 года рождения, уроженца села Куты Бусского района Львовской области, который в период немецко-фашистской оккупации служил в полиции, а затем ушел в УПА.
Степан Голубович на допросе показал: «В конце февраля или в начале марта 1944 года в доме находились, кроме меня и жены, моя мать Марина Адамовна Голубович (умерла в 1950 году), сын Дмитрий, 14 лет, и дочь 5-ти лет (впоследствии умерла). В доме свет не горел. Ночью этого же дня, примерно около 12 часов ночи, когда я и жена еще не спали, залаяла собака. Жена, поднявшись с койки, вышла во двор. Возвратившись в дом, сообщила, что из леса к дому идут люди. После этого она стала наблюдать в окно, а затем мне сообщила, что к двери подходят немцы. Неизвестные, подойдя к дому, стали стучать. Вначале в дверь, а затем в окно. Жена спросила, что делать? Я дал согласие открыть им двери. Когда неизвестные в немецкой форме вошли в квартиру, жена зажгла свет. Старуха поднялась и села в углу около печки, а неизвестные, подойдя ко мне, спросили нет ли в селе большевиков или участников УПА? Спрашивал один из них на немецком языке. Я ответил, что ни тех, ни других нет. Затем они попросили закрыть окна. После этого они попросили кушать. Жена дала им хлеб и сало, и, кажется, молоко. Я тогда обратил внимание на то, как это два немца могли пойти ночью через лес, если они боялись его пройти днем… Перед тем, как покушать, один из неизвестных на немецком языке и на пальцах объяснил мне, что они три ночи не спали и три дня не кушали. Что их было пять. Три человека уехали автомашиной на Золочев, а они двое остались. Оба были одеты в форму военнослужащих немецкой армии, короткие куртки, на головах пилотки со значком “СС”, т. е. черепа и костей. Обуви не помню. Один из них был выше среднего роста, в возрасте 30–35 лет, лицо белое, волос русый, можно сказать, несколько рыжеватый, бороду бреет, имел узенькие усы. Его внешность была типична для немца. Разговор со мной вел в большинстве он. Второй был пониже его, худощавого сложения, лицо черноватое, волос черный, усы и бороду бреет. Сев за стол и сняв пилотки, неизвестные стали кушать, автоматы держали при себе. Примерно через полчаса, причем собака все время лаяла, как пришли ко мне неизвестные, в комнату вошел вооруженный участник УПА с винтовкой и отличительным знаком на шапке “Трезуб”, кличка которого, как мне стало известно позднее, была “Махно”. “Махно”, не приветствуя меня, сразу подошел к столу и подал неизвестным руку, не говоря с ними ни слова. Они также молчали. Затем подошел ко мне, сел на койку и спросил меня, что за люди. Я ответил, что не знаю и через каких-то минут пять в квартиру начали заходить другие участники УПА, которых вошло человек 8, а может быть и больше. Кто-то из участников УПА дал команду выйти из дома гражданским, т. е. нам, хозяевам, но второй крикнул “не нужно” и из хаты никого не выпустили. Затем опять кто-то из участников УПА по-немецки скомандовал “Руки вверх!”. Неизвестный высокого роста поднялся из-за стола и, держа автомат в левой руке, правой махал перед лицом и, как я помню, говорил им, чтобы не стреляли. Оружие участников УПА было направлено на неизвестных, один из которых продолжал сидеть за столом. “Руки вверх!” давалась команда раза три, но неизвестные так руки и не подняли. Высокий немец продолжал разговор, как я понял, спрашивал, не украинская ли это полиция, кто-то их них ответил, что они УПА, а немцы ответили, что это не по закону. Еще перед этим кто-то позвал участника УПА по кличке “Махно” сходить за “Черногорой”, при этом спрашивали, здесь ли “Скиба”. Кто-то ответил, что здесь. Я увидел, что участники УПА опустили оружие, кто-то из них подошел к немцам и предложил все-таки отдать автоматы и тогда немец высокого роста отдал его, а вслед за ним отдал и второй. На столе начали крошить табак, участники УПА и неизвестные стали закуривать. Прошло уже минут тридцать, как неизвестные встретились с участниками УПА. Причем неизвестный высокого роста первым попросил закурить. Неизвестный высокого роста, свернув самокрутку стал прикуривать от лампы и затушил ее, но в углу около печки горела слабо вторая лампа и я попросил жену подать лампу на стол. В это время заметил, что неизвестный высокого роста стал нервничать, что было замечено и участниками УПА, которые стали интересоваться у него, в чем дело. Неизвестный, как я понял, искал зажигалку. Но тут же я увидел, что все участники УПА бросились от неизвестного в сторону выходных дверей, но так как они открывались внутрь комнаты, то они не открыли ее в спешке, и тут же я услышал сильный взрыв гранаты и даже увидел сноп пламени от нее. Второй неизвестный перед взрывом гранаты лег на пол под койку. После взрыва я взял малолетнюю дочь и стал около печки, жена выскочила из хаты вместе с участниками УПА, которые сломали дверь, сняв ее с петлей. Неизвестный низкого роста что-то спросил у второго, лежавшего раненным на полу, он ему ответил, но что, не знаю, после чего неизвестный низкого роста, выбив оконную раму, выпрыгнул из окна дома с портфелем. Взрывом гранаты были ранены моя жена – легко в ногу и мать – легко в голову. Ранены были также четыре участника УПА, в том числе “Скиба” и “Черногора”, о чем мне стало известно из разговоров, кажется через неделю после этого. В отношении неизвестного низкого роста, бежавшего через окно, то я слышал минут пять сильную стрельбу из винтовок в той стороне, куда он бежал. Какова его судьба, мне неизвестно. После этого я убежал с ребенком к своему соседу, а утром, когда вернулся домой, то увидел неизвестного мертвым во дворе около ограды, лежавшего лицом вниз в одном белье (место захоронения этого неизвестного, предположительно Яна Каминского или Ивана Белова, найдено не было. – А.В.)».
Кроме того, мать Голубовича видела, как после взрыва гранаты неизвестный высокого роста полз к двери хаты, а за ним тянулись кишки, видимо у него был разорван живот. Об этом же говорил на допросе и сосед Голубовича – Федор Кондратьевич Струха, который, услышав ночью взрыв в доме Голубовича, пошел посмотреть, что там случилось. В доме Голубовича он увидел на полу немца, у которого из живота вылезли кишки. Как было установлено из других источников, после взрыва гранаты неизвестному высокого роста оторвало кисть правой руки и были нанесены тяжелые ранения в область лобовой части головы, груди и живота, от чего он вскоре и скончался.
Впоследствии Голубович сообщил, что это было на женский праздник 8 Марта 1944 года. Поскольку неизвестный в немецкой форме подорвался в доме Голубовича после 12 часов ночи, было принято официальное решение, что он погиб 9 марта 1944 года. Сын Голубовича Дмитрий показал, что знает место, где был зарыт неизвестный, подорвавшийся на гранате.
Из показаний бывшего участника УПА по кличке «Скиба» (Куманец П.В.), который проживал под фамилией Зозуля: «Зимой 1944 года мы группами должны были расположиться на ночлег. В частности, я, сотник “Черногора” и бывший участник УПА по кличке “Билый” вошли в крайний дом, где горел свет. В этом доме оказались два военнослужащих немецкой армии, которые пили молоко. “Билый” сразу дал команду немцам поднять руки вверх. Один из них поднялся, а второй, как я видел лично, снял с предохранителя ручную гранату. В этот момент мы бросились обратно в дверь, на выход, но так как дверь открывалась вовнутрь дома, мы в спешке выйти не смогли, и тут же взорвалась граната, взрывом которой я был тяжело ранен, тогда же был легко ранен и “Черногора”. Что стало с этими двумя немцами, я не знаю. Правда, когда я находился в доме, то один немец выпрыгнул в окно».
Бывшая санитарка УПА Решетило О.А. на допросе показала, что с февраля по апрель 1944 года она находилась в группе УПА «Черногора». В марте 1944 года, точной даты она не помнит, в оуновском госпитале она лечила и готовила пищу «Черногоре», «Мазепе» и «Сирому». Все они были ранены осколками гранаты в доме одного жителя села Боратин при столкновении с советскими партизанами, переодетыми в одежду немецких военнослужащих.
В архивных документах высказывается предположение, что Николай Кузнецов не случайно оказался в селе Боратин, поскольку по заявлению капитана ГБ Александра Александровича Лукина, заместителя полковника Медведева по разведке, там был предусмотрен «маяк», то есть обусловлено место «явки» разведчика по условиям экстренной связи. Таким образом, приведенные показания свидетелей давали серьезные основания полагать, что в селе Боратин погибли Николай Иванович Кузнецов и один из его товарищей.
В связи с этим 17 сентября 1959 года сотрудники УКГБ по Львовской области произвели эксгумацию останков неизвестного в немецкой форме, подорвавшегося на гранате в доме Голубовича и зарытого жителями на окраине села Боратин. Судмедэксперт Львовского мединститута, кандидат медицинских наук Зеленгуров В.М., исследовав эксгумированный труп, дал соответствующее заключение, на основании которого был сделан вывод о том, что неизвестный мог быть Николаем Ивановичем Кузнецовым.