Ода контрразведке — страница 48 из 124

немецким оккупационным властям в лице коменданта генерал-майора Адольфа Гаммана и командующего тылом 2-й танковой армии генерал-лейтенанта Фридриха Густава Бернгардта. РОНА первоначально была создана как районное, затем окружное подразделение вспомогательной полиции – то, что принято называть «полицаями». Все «полицаи» оккупированных территорий, т. е. «хипо» (Hilfspolizei), «шупо» (Schutzpolizei), сыскные отделения и т. д., не были самостоятельными частями и подчинялись немецким полицейским управлениям и комендатурам. Местные управы выполняли по отношению к ним чисто административные функции – довольствие, жалованье, доведение распоряжений немецких властей и т. д. Термин «вспомогательная» также подчёркивал несамостоятельность полиции по отношению к немцам.

Причина усиления РОНА, которая в конце января 1942 года насчитывала 800 человек, в феврале – 1200, в марте – 1650, а к середине 1943 года выросла до 20 тыс. человек, заключается в том, что в условиях разворачивающейся партизанской борьбы в тылу немецких армий в недрах немецких спецслужб была разработана операция Aktion Kaminsky, которая была направлена на раскол партизанского движения и организацию братоубийственной войны русских против русских – соответствующие откровения мне приходилось читать в различных тщательно скрываемых документах западных спецслужб. В частности, об этом упоминает в своей записке «Решение русского вопроса», написанной в 1945 году для английской разведки МИ-6, бывший руководитель отдела (группы) ВIII (расовая политика и онемечивание нацменьшинств) 3-го Управления (служба безопасности СД) Главного управления имперской безопасности (РСХА) оберштурмбаннфюрер СС Фридрих Бухардт.

Так что говорить о каких-либо идейных мотивах вступления в РОНА, в том числе и в случае дезертирства и перехода на сторону РОНА партизан, не приходится. Причины здесь чисто меркантильные – подачки немецких властей, право облагать крестьянские дворы поборами – в том числе на надвижимость и скот, равно как присваивать и делить собственность и вещи расстрелянных партизан и членов их семей.

Особое умиление у антисоветчиков всегда вызывают некие мифические достижения новой коллаборационистской власти в экономической сфере, которые они характеризуют как «экономическое чудо». «Отмена коллективизации на территории Локотского самоуправления, – пишет автор-дилетант, – положительно повлияла на новые экономические свершения жителей автономной республики. Вполне в духе НЭПа были запущены новые промышленные и сельскохозяйственные предприятия, восстановлены некоторые церкви, работали с десяток больниц, школ и даже городской художественный драматический театр с балетными номерами в репертуаре».

Однако факты говорят об обратном – в действительности не только не было запущено никаких новых предприятий, но и были порушены те, что существовали при советской власти. Так, например, бывший конезавод в поселке Локоть был превращен в тюрьму, исполнительницей смертных приговоров в которой и служила Антонина Макарова-Гинзбург. Я специально спросил относительно «экономического чуда» следователя Управления КГБ, затем ФСБ по Брянской области, одного из тех, кто вел дело Макаровой-Гинзбург, – подполковника Александра Геннадьевича Чистихина. В процессе сбора доказательной базы и поиска свидетелей он в 1976–1977 годах улица за улицей обходил все дома в поселках Локоть и Брасово, которые сейчас объединены в одно городское поселение. Выявлялись все члены семей, которые в годы оккупации находились в поселке. Основной вопрос, который им задавался, звучал так: «Слышали ли вы о женщине, которая расстреливала людей?» И многие отвечали положительно. Например, можно было услышать такой рассказ: «Мы с сестрой шести лет пошли через кладбище в лес Левада за грибами, и увидели, как из ворот конезавода выкатили телегу, а на ней – пулемёт. За ней шла женщина в сапогах, одетая в красноармейское обмундирование. Затем вывели группу мужчин со связанными за спиной руками. Их поставили цепью на краю оврага, метрах в шестидесяти от нас. Затем пулемет спустили с телеги на землю. Женщина присела за ним на одно колено, положила руки на рукоятки и нажала на гашетку. Мужчины попадали в ров».

По словам подполковника Чистихина, об «экономическом чуде» толкуют те, кто сам никогда не был в Локте и не говорил там с людьми, так же как создатели фильма «Палач» 2014 года, увидевшие в «Тоньке-пулемётчице» жертву, опаленную войной, никогда не держали в руках дела Антонины Гинзбург. И напрасно – пусть сначала съездят туда и попробуют найти людей, которым при немцах хорошо жилось – за исключением, разумеется, карателей и коллаборационистов, которые обогащались на грабежах и убийствах. А подавляющее большинство населения жило в постоянном страхе, что придут «налоговики» и отберут последнее, или сосед напишет донос о связи с партизанами – и тогда окажешься в лапах у «Тоньки-пулемётчицы». Так что вряд ли права дилетантка, которая заканчивает свой опус многозначительной фразой: «Подпольная деятельность преданных идеалам самоуправления жителей бывшей автономной республики продолжалась вплоть до 1980-х годов».

Ведь факты, опять же, говорят об обратном. Бывший начальник Брасовского отделения, впоследствии заместитель начальника УКГБ СССР по Брянской области полковник Владимир Алексеевич Дьяченко рассказал мне, что, когда к нему в Локоть привозили подследственную Гинзбург – ту самую «Тоньку-пулемётчицу», то он сажал ее рядом с собой в машину и вез по местам совершения ей массовых расстрелов и других преступлений для опознания. При этом приходилось принимать меры, чтобы исключить сход местных жителей во избежание самосуда. Вот о чем я бы посоветовал подумать автору-дилетанту Марии Молчановой…

Правда состоит в том, что такие, как Макарова-Гинзбург, были хладнокровными убийцами, извращенными садистами, изначально готовыми к предательству. Они сознательно выслуживались перед оккупантами ради пайки и тряпок, которые снимали с убитых, а затем напивались в солдатском казино и устраивали оргии с местными полицаями и фрицами.

Кончилось это тем, что летом 1943 года Макарова была отправлена в немецкий тыловой госпиталь на лечение от сифилиса, где начала сожительствовать с немецким поваром, который забрал ее с собой в Польшу. А когда того убили, Макарова попала в концлагерь в Кёнигсберге. После освобождения города Красной Армией она выдала себя за медсестру, украв военный билет, и устроилась работать в военный госпиталь, где познакомилась с раненным в ходе штурма города сержантом Виктором Гинзбургом. Вскоре они поженились, и женщина-палач, как и начальник «русского гестапо» Букин, преспокойно репатриировалась, переехав на родину мужа в Белоруссию, где и проживала до своего разоблачения и ареста, выступая перед школьниками как ветеран войны. Ее фотографии демонстрировались в местном музее.

Все это время «Тоньку-пулемётчицу» активно искали, но показания выживших были очень скудными. Главная проблема состояла в том, что она изменила фамилию. И вот наконец в 1976 году в Брянске один из прохожих набросился на некоего Николая Иванина, который оказался бывшим начальником той самой тюрьмы в поселке Локоть, при которой служила «Тонька-пулемётчица». На допросе Иванин показал, что сожительствовал с этой женщиной и назвал ее фамилию – Антонина Макарова. Следователи КГБ проверили всех гражданок СССР подходящего возраста – и снова мимо.

Разгадка пришла, лишь когда один из ее братьев, живший в Тюмени и работавший в системе Министерства обороны СССР, для выезда за границу заполнил анкету и указал, что пятеро его братьев носят фамилию Парфёнов и лишь одна сестра – Антонина Гинзбург, в девичестве Макарова (так ее записали в школе, перепутав фамилию и отчество). Гинзбург нашли и с помощью свидетелей установили ее личность. В сентябре 1978 года «Тонька-пулемётчица» была арестована и помещена в камеру № 54 СИЗО Брянска.

Ее муж, не зная причин ареста жены, будучи фронтовиком, стал добиваться ее освобождения и даже угрожал написать Брежневу и в ООН. К тому же у него от Антонины было две дочери. В конце концов следователям КГБ пришлось открыть ему правду. После этого Гинзбург «поседел и постарел за одну ночь» – ведь нацисты в Полоцке расстреляли всю его родню – и вместе с дочерьми уехал в неизвестном направлении. Их дальнейшая судьба неизвестна.

20 ноября 1978 года Антонина Макарова-Гинзбург была приговорена к высшей мере наказания и 11 августа 1979 года в 6 часов утра расстреляна.

Не всех предателей и пособников врага удается найти и покарать еще в этой жизни, но всех этих бывших русских неизбежно ждет вечное проклятие и духовная пустыня, «где плач и скрежет зубовный». Потому что есть и в природе, и в обществе неписаные законы – и законы эти нарушать нельзя.

Дух борьбы

У каждого мгновенья свой резон,

свои колокола, своя отметина,

Мгновенья раздают – кому позор,

кому бесславье, а кому бессмертие.

Роберт Рождественский

Советские органы контрразведки, выстоявшие в жестокой схватке с немецкими спецслужбами, были разгромлены захватившей власть в стране кликой Хрущёва. Необоснованным преследованиям и гонениям подверглись многие выдающиеся деятели советской госбезопасности, такие как Берия, Меркулов, Абакумов, Мешик, Селивановский, Федотов, Фитин, Судоплатов и сотни других чекистов, внесших огромный вклад в Победу.

Хрущёва как троцкиста спецслужбы интересовали лишь постольку, поскольку они позволяли ему вмешиваться в дела других стран и служили орудием международных заговоров и политических убийств – возвращались времена Коминтерна. Ярким свидетельством тому является Карибский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны. Контрразведчиков Хрущёв панически боялся – именно так он ориентировал своих ставленников в органах КГБ Шелепина и Семичастного. Как признается Леонид Млечин, «Никита Сергеевич требовал не только от центрального аппарата, но и от местных органов КГБ докладывать о своей работе партийным комитетам. Обкомы и крайкомы получили право заслушивать своих чекистов, они могли попросить ЦК убрать не понравившегося им руководителя управления КГБ. Хрущёв запретил проводить оперативные мероприятия в отношении партийных работников, то есть вести за ними наружное наблюдение, прослушивать их телефонные разговоры. Членов партии к негласному сотрудничеству можно было привлекать только в особых случаях. В отличие от своих предшественников и наследников Хрущёв спецслужбы не любил».