Вскоре Попов пригласил свою новую знакомую на квартиру, которую снимал втайне от семьи. Рядом с ней оказалось почтовое отделение, которое объект посещал раз в месяц – с этого момента всю приходящую на его имя корреспонденцию тщательно изучали на Лубянке. 23 декабря 1958 года на его имя поступило письмо, содержащее сделанное тайнописью сообщение: «Наш дорогой друг, высоко ценим вашу работу и подтверждаем время выхода в эфир по субботам и воскресеньям». Позднее выяснилось, что в ЦРУ совершили ошибку, отправив это письмо не через Ленжелли, а напрямую в Тверь, и эта ошибка стоила Попову – их первому в СССР суперагенту – жизни.
Последний раз Попов видел свою очаровательную подругу, когда она пришла проводить его в Москву. 18 февраля 1959 года Попова арестовали на Ленинградском вокзале в Москве и доставили во внутреннюю тюрьму Лубянки. При обыске по месту жительства Попова в Калинине были обнаружены 20 тысяч рублей, пистолет «Вальтер», шифры и инструкции по связи с резидентурой США.
«На следствии он все рассказал, – говорит следователь Зотов. – Столько сколько он знал – это страшная картина, в том числе и в войсках ПВО. Главное о людях, работниках ГРУ. Нужно было вывести из-под удара агентуру, дезинформировать американцев. Была завязана игра между Поповым и секретарем посольства США Ленжелли, кадровым разведчиком (есть версия, что Попов сумел передать Ленжелли знак о работе под контролем, но Зотов эту версию не подтвердил. – А.В.). Во время игры Генштабом была разработана и передана американцам целая серия дезинформационных материалов. Некоторые воинские части были переименованы, передислоцированы. Агентуру, которая была на связи у Попова, выводили в другие страны. Когда все эти задачи были решены, оставалось с поличным задержать Ленжелли при передаче шпионских сведений Попову. Эта встреча состоялась в троллейбусе № 2 по Кутузовскому проспекту. Во время этой встречи группой захвата были задержаны Ленжелли и Попов. (Считается, что Грибанов пытался завербовать Ленжелли – однако Зотов на этот счет никакими сведениями не располагал. – А.В.) КГБ придавало большое значение этому делу. Постановление на арест утвердил председатель КГБ Шелепин. Он недавно был только назначен (вместо Серова, которого перевели начальником ГРУ. – А.В.). Из комсомола пришел. Живого шпиона посмотреть – я понимаю его состояние. Он пришел на допрос при предъявлении обвинения. Я сидел в своем обычном кресле. Шелепин поздоровался со мной, сел слева. Попов, естественно, был вдалеке на стульчике, как положено подследственному. Мое положение понять надо было. Смена руководства. А когда руководство новое приходит, это традиция – происходит смена начальников Главков, зам. министров, и все новые, новые люди. Как посмотрит он, что за аппарат? А мне сказали, что он был еще в одном подразделении и сказал начальнику управления, что вы за дурака держите на такой работе. После такой рекламации в отношении коллеги мое состояние было… Он не представился, естественно, я его не представлял. Он сидел только заметочки делал по ходу предъявления обвинения и ответов Попова по существу предъявленного обвинения. Ушел, ничего не сказал. Я думаю: “Быть мне дальше следователем или не быть? Понравился я ему или не понравился?”»
На допросах Попов рассказал не только о своих шпионских связях, но и выложил компромат на всех, кого знал – это для сведения тех, кто думает, что в 1937 году показания «выбивали». Вот что говорит Зотов: «Обидно, что он, конечно, мог бы не рассказывать, по-человечески, хотя я сторонник, чтобы он все до конца рассказал. Но там, где нет вреда ни государству, ни делу… Порядочность надо какую-то иметь. Рассказывать о тех офицерах, с которыми встречался и которые ничего от него не получали, никакой информации. Просто встречался, выпивал. Ну зачем об этом рассказывать? Мне даже противно было. А я должен был записывать, что с такими, с такими было. Некоторые ребята, хотя на них никаких компроматов не было, были уволены из ГРУ. Это уже шкура, шкурнические интересы свои. Продавать – значит всех продавать. Заработать какой-нибудь капитал перед следствием. Брезгливое у меня отношение к нему было, как к физиономии, как к человеку. Но служба заставляет, чтобы у меня к нему никакой ненависти. Потому что я делом занимался. Установить деловой контакт, чтобы он мне тоже поверил. И мы с ним работали дружно».
По словам Зотова, для семьи Попова это, конечно, был страшный удар. Ведь они гордились тем, что он работал в Австрии, в Германии. Жена даже сказала ему: «Иуда ты, тебя надо не расстрелять, тебя надо повесить!» Приговор был суровый – 7 января 1960 года Попова приговорили к высшей мере наказания. Но еще страшней приговора для него были слова жены: «Ты мерзавец, ты подонок!»
По словам генерал-лейтенанта Александра Александровича Здановича, в результате разоблачения Попова стало ясно, что «к середине 50-х годов американцы пришли к выводу, что никакая техническая разведка, никакие разовые агенты большой пользы принести не могут. Нужна агентура, которая имеет доступ к серьезной политической и военной информации – и они нацелились на представителей разведывательных служб Советского Союза». С другой стороны, «впервые был разоблачен сотрудник американского посольства, кадровый разведчик, который действовал под прикрытием, с позиций посольства. Это первое дело такого масштаба и такого уровня в послевоенный период».
В этих новых условиях генерал-лейтенант Олег Михайлович Грибанов предложил дважды в год на протяжении двух недель силами оперативных групп Второго Главка (контрразведка) КГБ и 7-го Управления (наружное наблюдение) КГБ проводить масштабную слежку за сотрудниками посольств США и Великобритании, включая членов их семей. Одна из таких оперативных групп 30 и 31 декабря 1961 года взяла под наблюдение Анну Чизхолм, жену второго секретаря посольства Великобритании Родрика Чизхолма, который, по сведениям, полученным от советского разведчика и сотрудника МИ-6 Джорджа Блейка, был резидентом английской разведки. Оперативники зафиксировали нахождение Анны Чизхолм в подъезде дома № 11 по Мало-Сухаревскому переулку в Москве вместе с неизвестным мужчиной, ушедшим от наблюдения. В январе 1962 года у дома в одном из арбатских переулков, в который вошла Анна Чизхолм, неизвестный был замечен и установлен. Им оказался сотрудник действующего резерва ГРУ Генштаба ВС СССР, полковник Олег Владимирович Пеньковский.
За ним было установлено круглосуточное наружное наблюдение дома и на работе. Во время встречи с английским бизнесменом Гревиллом Винном, использовавшимся британской разведкой в качестве курьера, Пеньковский включил в номере гостиницы «Украина» радио и открыл краны в ванной. Но техническим экспертам Второго Главка все же удалось расшифровать обрывки разговора, и они стали первым свидетельством шпионской деятельности Пеньковского.
В течение 1962 года, будучи уже под наблюдением, Пеньковский закладывал информацию в тайники, часть из которых находилась в подъездах жилых домов в районе Цветного бульвара, Пушкинской улицы (Большая Дмитровка) и Арбата, а один тайник был замаскирован в надгробии Сергея Есенина на Ваганьковском кладбище. Тем не менее Пеньковского не брали с поличным в течение почти десяти месяцев, и именно это обстоятельство до сих пор является наиболее дискуссионным в деле Пеньковского. Предположим, что пытались выявить все его связи. Но оправданно ли это по сравнению с тем ущербом, который он успел нанести Советскому Союзу своей шпионской деятельностью? В общей сложности он передал на Запад 111 пленок «Минокс», на которых было заснято 5500 документов общим объёмом в 7650 страниц, содержащих сведения о районах расположения советских межконтинентальных баллистических ракет, материалы о научных разработках советского военно-промышленного комплекса, личные данные на более чем 600 советских разведчиков ГРУ и КГБ.
Пеньковский жил на набережной Максима Горького (ныне Космодамианская) в доме № 36 вместе с женой Верой – дочерью начальника Политуправления Московского военного округа генерал-лейтенанта Дмитрия Афанасьевича Гапановича (1896–1952), двумя дочерьми (младшей при аресте было восемь месяцев) и своей матерью. Для доказательства шпионской деятельности Пеньковского контрразведчики Грибанова провели беспрецедентную операцию по прокладке кабеля по дну Москва-реки к чердаку дома напротив, на Гончарной набережной. Кабель управлял кинокамерой, установленной в цветочном горшке на балконе этажом выше квартиры Пеньковского. С помощью кинокамеры была произведена съемка агента в момент, когда он переснимал на подоконнике секретные документы.
Осенью 1962 года Пеньковский планировал поехать в командировку в США и, видимо, там остаться, поскольку камера зафиксировала, как он рассматривает фальшивый паспорт. Токсикологи КГБ обработали стул Пеньковского спецсредством, после чего он получил лёгкую инфекцию на чувствительных органах и оказался на некоторое время в госпитале. Тем временем сотрудники Грибанова проникли в его квартиру и провели в ней обыск, в результате которого был обнаружен тайник с секретными материалами, подготовленными к передаче на Запад, шифроблокнотами и средствами конспиративной связи.
Полковник Пеньковский был профессиональным военным, выпускником 2-го Киевского артиллерийского училища, участником советско-финляндской и Великой Отечественной войн, был дважды ранен, награжден орденом Александра Невского, который давали не только за выдающиеся командирские качества, но и за личную храбрость в бою. Среди других наград были два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды. С 1944 по 1945 год Пеньковский был адъютантом командующего артиллерией 1-го Украинского фронта, впоследствии Главного маршала артиллерии Сергея Сергеевича Варенцова. После войны Пеньковский учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, в 30 лет получил звание полковника. В 1953 году он окончил Военно-дипломатическую академию и был распределён в 4-е (ближневосточное) Управление ГРУ. В 1955–1956 годах он был помощником военного атташе при посольстве СССР в Турции, исполнял обязанности резидента ГРУ в Турции, но был отозван и уволен из ГРУ. Однако в 1958 году его вновь принимают в ГРУ – согласно запискам Серова, это произошло без его ведома по протекции первого заместителя начальника ГРУ генерал-полковника Рогова, который был назначен на эту должность в апреле 1958 года, а Серов возгла