Заведующим лабораторией был потомственный геолог, доктор геолого-минералогических наук Рэм Михайлович Константинов – ученик Олега Дмитриевича Левицкого, который в свою очередь был учеником основоположника учения о рудных месторождениях академика Ферсмана. Я сразу поставил вопрос ребром – будем создавать математическую теорию прогнозирования рудных месторождений. Рэм Михайлович тоже увлекся этой идеей, мы установили связь с новосибирской школой конструктивной геологии профессора Юрия Александровича Воронина. И вдруг, совершенно неожиданно для нас, Рэм решил свести счеты с жизнью и застрелился у себя дома.
Через некоторое время новым заведующим лабораторией стал профессор Дмитрий Алексеевич Родионов. Это был основоположник многомерной статистической геологии, вице-президент Международной ассоциации математической геологии, разработавший целый комплекс статистических решений в геологии вместе со своим другом, заместителем директора Математического института АН СССР им. В.А. Стеклова академиком Юрием Васильевичем Прохоровым. Ученик крупнейшего русского математика ХХ века, создателя теории вероятностей, академика Андрея Николаевича Колмогорова, академик Прохоров был вундеркиндом. В 14 лет он окончил школу, а в 26 лет защитил докторскую диссертацию по математике. Через два года он стал профессором, потом академиком. Для современного читателя все это, быть может, ничего не говорит, но следует учитывать, что по своему статусу советский академик был покруче олигарха.
Когда началась «перестройка», зашевелились так называемые «трудовые коллективы», которым предоставили право участвовать в выборах руководителей. Лаборанты, инженеры и мэнээсы – порой с похмелья, небритые и без галстука – стали изподтишка пытаться ущипнуть маститых ученых, саботировать работу лабораторий и писать кляузы в различные инстанции. «Как же, – говорили они, – завлаб получает 500 рублей, а мы 180, а то и меньше. Надо его раскулачить!» Это называлось демократией и вполне поощрялось.
Начали травить и Родионова, хотя он был секретарем партбюро института. Но в бюро было немало евреев, которые быстро наладили контакты со своими сородичами в других республиках и решили совместно свалить Родионова. А нужно сказать, что тогда уже переходили на хозрасчет. Республики традиционно накачивались средствами из госбюджета и являлись источником финансирования для нищих москвичей посредством договорных работ. Для геологов особое значение имели республики Средней Азии, с которыми у нас были договора по разработке методов прогнозирования полезных ископаемых. Для Родионова потеря этих договоров была равносильна катастрофе – можно было остаться без финансирования. Ну а дальше будут выживать из института как нерадивого руководителя – останется только увольняться.
Вот с такими тяжелыми мыслями поздним вечером, где-то в начале весны 1987 года, мы с Родионовым встретились в московском Аэровокзале, чтобы ночным рейсом вылететь в Ашхабад на защиту отчета по договорной теме с Управлением геологии при Совете Министров Туркменской ССР. Родионову уже открыто угрожали срывом этого договора с последующими оргвыводами на партбюро.
Начальником туркменского управления был всемогущий Назар Тойлиевич Суюнов, впоследствии заместитель председателя Кабмина и министр нефти и газа Туркменистана. Родионов заметно нервничал и время от времени прикладывался к заветной бутылке с портвейном – кажется, «777» или «Агдам». Я не стал ему говорить, что у меня в кармане лежала записка с телефоном первого заместителя председателя КГБ Туркмении генерал-майора Сулеймана Юсуповича Юсупова, который был другом моего отца еще по киевским спецкурсам и, бывая в Москве, всегда звонил и приезжал к нам в гости. Это замечательный человек – мудрый, спокойный, не лишенный хитрости, и в то же время, как это принято на Востоке, исключительно преданный, высоко ценящий дружбу.
Прилетев в Ашхабад и отдохнув в гостинице, мы в тот же день отправились в геологическое управление. Когда мы вошли в приемную, Родионов сказал мне посидеть и подождать. Я дал ему записку с просьбой помочь разыскать хорошего знакомого и стал ждать.
Через некоторое время меня пригласили в кабинет. Когда я вошел туда, за большим столом сидел начальник, а напротив него, за приставным столиком – еще один туркмен, видимо, его помощник или заместитель, и Родионов. Заместитель держал в руках мою записку и набирал номер. Вдруг он стал подниматься, и я увидел, как у него буквально отвисла челюсть. Он что-то сказал своему шефу и протянул мне трубку. «Дежурный слушает», – прозвучало в трубке довольно резко. «Моя фамилия Ведяев. Могу я говорить с Сулейманом Юсуповичем?» Прошло некоторое время. Затем меня, видимо, соединили с приемной. «Сейчас Вы будете говорить с заместителем председателя товарищем Юсуповым», – доложил другой голос, уже вежливо. «Слушаю!» – послышался наконец знакомый ровный голос. «Сулейман Юсупович, здравствуйте! Только сегодня прилетели. Большой Вам привет от папы!» – «Здравствуй, Андрей! Надеюсь у тебя все нормально. Нужна ли какая-то помощь?» – «Мы привезли отчеты, очень серьезно над ними работали. Результаты очень хорошие. После защиты хотелось бы с Вами увидеться». – «Андрей, извини – заболел председатель, и комитет сейчас на мне. А то я сам бы вас повозил и все показал. Я сейчас подскажу товарищам, чтобы они внимательно отнеслись к вашим материалам. А вы пока поезжайте и отдохните. Завтра я пришлю машину, вас свозят на источники».
Как только я положил трубку, начальник встал со словами: «Да вы что! С такими людьми меня сводите. Оставляйте отчеты. Увидимся завтра в девять». На том и расстались.
На следующий день рано утром подъехал геологический «УАЗик» и забрал одного Родионова. Я занялся приготовлением завтрака. Когда Родионов вернулся, я сразу спросил: «Дмитрий Алексеевич, когда защита?» – Он хитро улыбнулся и сказал: «Андрюша, хотите пива?» – «Какое пиво, Дмитрий Алексеевич. Защита ведь». Тут Родионов достает отчет и кладет на стол: «Не будет защиты. Уже все подписано. Когда я спросил про защиту, на меня только руками замахали – быстрее, мол, уезжайте». – «Ну что же, тогда можно и по пиву, – скромно сказал я. – Ведь губит людей не пиво»…
В жизни давно я понял, кроется гибель где:
В пиве никто не тонет, тонут всегда в воде.
Реки, моря, проливы – сколько от них вреда!
Губит людей не пиво, губит людей вода.
Через некоторое время подъехала комитетская черная «Волга», и мы совершили прекрасную поездку за сто километров от Ашхабада к отрогам Копетдага, где в подземной пещере искупались в сказочном теплом озере и отдохнули душой и телом. Входя в эту насыщенную серными испарениями воду, невозможно сдержаться от восторга. Удивляет тепло этой воды, её нежное прикосновение к телу, мощные своды пещеры и проносящиеся над головой стаи летучих мышей. Вот где начинаещь понимать и ценить систему, смысл которой можно выразить словами Александра Городницкого:
Когда на сердце тяжесть,
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.
Держать его махину
Не мед со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены.
Их тяжкая работа
Важней иных работ:
Из них ослабни кто-то —
И небо упадет.
Я рассказал об этом случае только для того, чтобы показать, что даже к концу своего существования Советский Союз вовсе не одрях и не был «колоссом на глиняных ногах». Основание его как раз было очень прочным и называлось системой госбезопасности. На мой взгляд, она была способна удерживать Союз и бороться против разрушающих его внешних и внутренних центробежных сил. Но, к сожалению, и у атлантов руки опустились, когда на вершину олимпа неведомым образом взобрался очередной троцкист и демагог Горбачёв. Такие случаи уже бывали, например в лице Хрущёва, который разрушил систему госбезопасности и отодвинул русских от власти. Но никто ведь не обвиняет Сталина, что он привел Хрущёва. И Андропов не рассматривал Горбачёва в качестве генсека. Просто цековский «цирк сгорел, и клоуны разбежались».
17 июня 1991 года на закрытом заседании Верховного Совета СССР Крючков озвучил секретную записку Андропова «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан», датированную 1977 годом. В записке говорилось, что «американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза. ЦРУ разработало программу индивидуальной подготовки агентов влияния, предусматривающую приобретение ими навыков шпионской деятельности, а также их концентрированную политическую и идеологическую обработку». В записке подчеркивалось, что основное внимание ЦРУ будет обращено на советских граждан, «способных по своим личностным и деловым качествам в перспективе занять важные административные должности в партийном и советском аппаратах».
Существовал и список агентов влияния – это так называемый «Список 2200» или «Список Крючкова». Именно столько в нем фигурировало фамилий. Во главе списка, о чем можно догадаться по свидетельствам генерал-лейтенанта Николая Сергеевича Леонова и генерал-майора Юрия Ивановича Дроздова, находились имена А.Н. Яковлева и Э.А. Шеварднадзе. Оставалось «огласить весь список» и приступить к арестам. Почему этого не произошло?
Ведь ситуация развивалась стремительно, агенты влияния уже действовали открыто. К июлю 1991 года их усилиями в стране был создан искусственный дефицит товаров, особенно в магазинах. Еда, одежда, табак, водка – исчезло всё, и мы это хорошо помним. Зная о ситуации, Горбачёв и Крючков продолжали молчать. Впоследствии Комиссия по рассекречиванию документов КПСС обнаружила в архивах более десяти тысяч гневных телеграмм с выражением недоверия Политбюро и лично Генеральному секретарю ЦК КПСС с требованием проведения внеочередного съезда партии. Этот съезд стал бы для Горбачёва последним, причём простой отставкой он бы не отделался. Поэтому у Горбачёва и его окружения оставался единственный выход – ликвидация КПСС. Для этого и понадобился ГКЧП.