Шквал света и звука подхватил меня, приподнял, закрутил в хороводе горящих свитков и отшвырнул. Я рухнул на полки.
Тут же выскочил из-под обломков и огляделся. Огромная туша металась в кольце из огня. Взорвалось очередное заклинание и окатило чешуйчатый бок острыми искрами. Чудовище заплакало.
Справа зашипел, закрутился и лопнул горшок с убойным заклинанием. Я отскочил за колонну, и сквозь дым углядел проход. Увернулся от отвалившегося камня, перепрыгнул через плюющийся синим связку пергамента, рванул на выход. Пара прыжков и свобода. Проскочить успею!
И успел бы. Но сзади заскулило чудовище, забило хвостом. Да ну его! Но оно взвыло тонко, испуганной собачонкой на привязи.
– Эх, чудище невиданное, пропадём ведь вместе!
Вздохнул и нырнул обратно, в клубы дыма. Вбежал по дымящемуся хвосту, цепляясь когтями, вскарабкался на толстую спину.
Чудище крупно дрожит.
– Слушать меня, ящерица перезрелая!
Хватаю ближайшую голову. Она вращает глазами и скулит. Вторая голова безвольно повисла, ещё одна судорожно пытается залезть под крыло.
Крылья! Я посмотрел наверх. По каменному потолку пробежали толстые трещины, оттуда сыпется каменная пыль и камни покрупнее. Стены и пол сотрясаются от взрывов. Вот-вот рухнут стены.
– Вверх! – Пятками по бокам врезал. – Лети!
Как вырвались – отдельная песня.
Мы пробили потолок, ворвались в большой зал. За нами из дыры выпрыгнуло пламя и принялось радостно пожирать стеллажи и папирусы. Что-то взорвалось и толстая колонна посреди большого зала покрылась трещинами и затрещала.
Чудовище примостилось на памятнике какому-то бородатому местному богу. Пламя – за ним, лижет пятки и хвост.
И мы рванули на крышу
На крыше понукал его взлететь, но оно ревело, било хвостом и трясло двумя головами. Третья голова болталась внизу и путалась в ногах. Тут, чудовище запищало, закатило глаза и безвольно упало на бок.
Нашёл время терять сознание!
Толстая круглая туша вместе перекувырнулась на покатой крыше и медленно поехала к краю. Задержалась на краю, покачалась и вместе со мной свалилась вниз. За нами рвануло рычащее пламя.
– Очнись! Маши крыльями!
Я подтянул бесчувственную голову и замолотил по щекам. Ноздри дёрнулись, приоткрылся глаз, и крылья судорожно заработали. Пятками, кулаками и воем я направил своего чешуйчатого испуганного коня подальше от клубов дыма, людских строений, за крепостную стену, к подножью горы.
Рухнули на плоской каменистой поляне. Я скатился с горячего круглого бока:
– Привал! – и свалился носом в траву.
Чудовище же скулит, не переставая. Крутится на месте. Возле хвоста колдовской огонь дыру прожог, под чешуйки заполз, далее грызёт. Обычная вода не поможет, но у меня с собой эликсир.
– Стой смирно! Тушить буду!
Хорошо, что кувшин с вином неиссякаемый.
Приземлились удачно, у заросшего ряской горного озерца. Загнал в воду закопченное чудище отмокать и сам склонился над водой.
Вдруг чувствую: что-то мешает, тычется в нос и щёку, назойливо так. Это ведь оно мелькало среди папирусов?
Гигантская оса? Не похоже. К тому же оно царапается и плюётся:
– Законченный болван, пришёл не ждан, не зван.
Глаза от сажи прочищаю, гляжу: зверёк, жёлтый и пушистый. Это ведь он не давал мне читать папирусы, пугал и дул в мерзкую дудку?
Колотит по моим носу, щекам, ушам – до чего дотягивается кулачками. Я даже опешил от такой наглости. Цыкнул зубом. Достаточно, чтобы успокоить злодея намного крупнее, но этот грозит пушистым кулачком и выкрикивает скаредности, да такие, что заслушаешься:
– Неуч и бездарь, бешеного осла дурь. Ведьмину бородавку под хвост, всю коллекцию разнёс.
Рывком хватаю козявку. Реакцию оборотня не превзойти никому. Но в руках вдруг пусто. Хлопаю в ладоши, чтобы убедиться: не показалось. Вид у меня при этом ошалелый, потому что с другой стороны, возле уха, раздался ядовитый смешок:
– Трёхмерный глупец!
Резко разворачиваюсь на пятках. Зверёк взъерошенный, так злобно плюётся, что невозможно сдержать смех.
– Смеётся, – всплеснул лапками. Пригрозил когтём. – Сторицей вернётся.
Говорят, глубокое дыхание помогает от навязчивых видений. От ядовитого дыма и не такое померещится. Хотя царапины на лице болят по-настоящему. Слизываю со щеки кровь.
– Кто ты? Что за существо? Как кличут? – Тычу в зверя пальцем, но попадаю в воздух.
– Нос не дорос имя Непревзойдённого знать! – Ворчание с другой стороны. Резко разворачиваюсь. Не хочется иметь врага с умением исчезать и возникать ниоткуда.
– Без имени и овца – баран. Вот угадаю: тебя зовут Рыжик. Баюн? Васька?
Пушистик сложил лапы на пушистой пятнистой от сажи груди. Все шесть крыльев – четыре тонких, стрекозиных да ещё маленькие, над пятками, – зажужжали громче. В круглых голубых глазах отчётливо показался могильный холм с надписью «Оборотень».
– Молчун? – Намекаю на его разговорчивость. – Берендей? Шарик? Знавал кота Шарика, на тебя похожего – такой же был наглый. Жаль, умер: нельзя шипеть на оборотня. Хвостом был богат, а ты где свой потерял?. За что природой обижен?
Ерунду болтаю, а сам незаметно вытаскиваю из поясного мешочка платок. Зверёк же глаза закатил. Возмущенно надулся – шерсть в стороны, что иглы ерша. Жаль, если взаправду лопнет.
Хоп! Прыгаю вперёд. Платок накинул, схватил, сжал. Тряпка яростно пискнула, заругалась и обмякла.
– Тебя зовут Неуловим, – подытоживаю, расправляю пустой плат. – Или Вьюн. Больно ты быстр.
Забавный зверёк, однако.
– Однако, забавный зверёк. – Рыжик пристально разглядывал меня. – Хоть умом не широк.
И захохотал. Голову запрокинул и припустил громче. Но неожиданно как чихнёт: гарь засвербила. Чихнул раз, и ещё. Голова перевесила тельце, ножки вздрогнули, и он закрутился волчком. Ну, истинно, как пёс за хвостом. В стороны полетела сажа, шерсть и ругательства.
Поймал его двумя пальцами, усадил на ладонь.
Зверёк пах ничем. То есть пах, конечно: дымом, пылью, папирусом, обедом из белки и ягод. Но сам без запаха. Я поправил помятое крыло, пригладил жёсткий чубчик, потёр пятно на носу. Только нечеловеческая реакция спасла палец от лязгнувших зубов.
– Ершинингельд Георг Теодор Рембрандт да Винчи, Житель Лучшего Мира.
– Ась?
Вот и прозванье! На трезвую голову не выговоришь!
Аршин-гельд как-там-его вздохнул и пробормотал о пустоголовых собаках отсталого мира. Наверно, из мест, откуда он родом.
– Оборотень глухой или забит требухой? Это моё имя. Понятно или повторить обратно? Ершинингельд Георг…
– Как в такой козявке столько имён умещается?
Стойко выдерживаю презрительный взгляд. Прикрываю на штанах горелую дыру. Мы не задом-наперёд живём, законы вежливости соблюдаем:
– Тень. Оборотень Тень. – Подумал и добавил. – Первый охотник Далёкого леса. Других лесов тоже.
Наклоняю голову, приветствую. Вот и познакомились.
Интересно, из какого далека он прилетел?
– Что ж, ты, Ершинингельд, кулачками потрясаешь?
– Десятилетие собирал коллекцию. Свиток к свитку. Буковка к буковке.
– Не твоё ведь. Людское.
– Лучшие папирусы, таблички…
– Воровал, стало быть.
– Изучал.
– Это ты в дуду дул?
Из Ёршика никудышный музыкант. Ни в тон, ни в лад, невпопад.
– Затем на дуде играл, что оборотень мешал! Знаком тебе принцип работы ультразвука?
– Да. – Твёрдо соврал я. В странствиях кого только не встречал, может и пробегал мимо ёжик с таким именем.
– Дурило! Частота ультразвуковых колебаний… – Тут он посмотрел на меня, вздохнул и заговорил громче, по-слогам выговаривая слова: – Колебания воздуха настроил в дудке, чтобы было жутко. Ультразвук в земной нечисти страх питает, разума лишает.
Так вот отчего хотелось уши вырвать да сжевать без соли! Вот откуда множество трупов в катакомбах. Заколдованная дудка лишает рассудка всех.
– Всех. Кроме тебя. – Зверёк горестно вздохнул и помолчал. – Ты уже был без ума – несчастий полная сума.
Внизу город как на волшебном блюде. Белые дома, храмы, сады, пальмы, река, рынок, хижины бедняков. Старинное здание библиотеки окутано дымом. Иногда вспыхивает разноцветно – огонь до очередного волшебного зелья добрался. Пламя пожрало подвальные катакомбы, теперь пляшет на крыше. Эх, столько ценных свитков сгинуло! Человеки – существа суетливые, коротко живущие. Поэтому, если мудрое что придумают, то на телячьей коже записывают для внуков и правнуков.
Я на нашем языке глиняные дощечки читал. Занятное чтиво: о мироустройстве, о трёх китах, о Нави и Яве, жития выдуманных богов. Те письмена навсегда растаяли в пламени.
– Что оборотень забыл на периферии в Александрии?
До чего любопытен зверёк! Как его имя? Ершинингельд? Будет Ёршиком!.
– Наследство колдуна Ведомира Вырви-Глаз. Кое у кого свербит похоть мирового господства.
– Хм…
– Пустяков захотелось, – пожимаю плечами.
Внизу догорала библиотека. Вокруг суетились мелкие фигуры, передавали вёдра с водой, чтоб огонь не перекинулся на соседние здания.
В болотце чудовище с брызгами носится за местными водяными, те удирают быстрей скаковых лошадей. Сверху оголтело кружит стая длинноногих птиц, вроде журавлей. Чудовище зубами щёлкает, ни одну не поймал. Круглые бока в ряске, на головах – птичий помёт и белые лилии. Мокрая чешуя ядрёно отливает зеленью, точь-в-точь как глаза полудницы…
Хм, в наших лесах такие чудовища не водятся.
– Дракониус обыкновенный, – пожимает пушистыми плечами Ёршик. – Всего о трёх головах, его подхватил впопыхах. Есть о шести – те свирепее, но нелепее. – Зверёк почесал бок. – Но…
Тут Ёршик призадумался.
– Драконы огнём не плюют… отнюдь… – Он прищурился. – Что оборотень начудил?
– Ты умный, ловкий, а не добыл змея о шести головах! – Округляю глаза, недоумённо пожимаю плечами. – У этого всего-то три.
– Сопли утри! – аж задохнулся Ёршик. Крылья по-мушиному зажужжали. – Дракониусы свирепые, жуть! Ноздрёй всосут, не чихнут. Только и удалось яйцо стащить… в смысле, купить.