Про демона Филотануса слухов и поговорок – на ночь сказок и на утро останется. Говорят, демону подвластен огонь, что ежели осерчает, взгляда хватит спалить деревню. Говорят, в его подземной избе есть тайная горница с сундуками, в них колдовские вещицы: невиданные ценности, с тайными знаниями береста, самострельное оружие, наряды, в которых иноземные боги не стесняются щеголять.
Нынче на нём диковинного покроя плащ с серебряной нитью. Демонические наряды давно служат объектом зависти колдунов: нарядились наши лапотники в чёрное да мрачное, но никто не умеет, вызывающе-небрежно расстегнуть на груди рубаху и дразняще кривить на собеседника тонкие губы, как демон.
Вот как сейчас.
Филотанус протянул ухоженную руку, взял и пропустил прядку между пальцами.
– Лунное сег'ебро! – восхитился он. Поднёс прядь к губам, легко подул: – Ты вплетаешь в косы звёздный свет?
Волосы зашевелились, на похвалу падкие. С ними надо строго: иначе распустятся, полезут, куда не следует.
Вдруг слышу тихое рычание: как гроза за рекой. Демон тоже слышит – кидает быстрый взгляд в сторону.
Там стоит волк-оборотень. Под пристальным взглядом его жёлтых глаз забираю у демона разнежившуюся прядь.
Не зря ходили слухи, что у Филотануса в услужении оборотень. Хм, не обманули.
Оборотень, признаться, неплох в образе волка: кончики рваных ушей мне, пожалуй, до плеча достанут, лапы размером с медвежьи. Мне до этого не встречались молодые, но уже седые звери, а у этого по тёмно-рыжей холке вьется серая полоса, переливается на спину.
Крепкую шею обвивает удавка. От нее – цепь. Другим концом демон поигрывает.
Где это видано, чтобы оборотни, как собаки, терпели ошейники и цепи?
– Он мой г'аб. – Колдун взял мою руку и нарочито мягко погладил пальцы. – Хочешь смотг'еть, на его наказание? – Тут перстни впились в ладонь. – Тебе понг'авится, э-э-э… Гг'оза.
«Эй, красавчик! Знамо, что ты птица высокого полёта. Да и я не серая перепёлка. Мои чары тоже не безделица», – ворчу я про себя, а вслух говорю:
– Мару Моревну жду.
Смотрю в чёрные глаза, сдавливаю холёные пальцы. Кажется, в этот момент хрустнул перстень. – Так жаль, что не могу!
– А Маг'ы нет. – Колдун усмирил в глазах сверкнувшие было каленые стрелы, с усилием выдернул ладонь, вытер о плащ. – Экстг'енный отъезд, даже я не в куг'се.
Затем отвесил шутливый поклон и развернулся на высоких каблуках. Подол плаща прошелестел по полу.
Оборотень потрусил следом. Вдруг у порога задержался, повернул лобастую голову, но цепь дёрнулась так сильно, что захлопнувшаяся дверь прищемила пушистый хвост.
Блаженный? Просто дурачок? Уж очень чудной.
Признаться, он неплох в образе волка: кончики рваных ушей мне, пожалуй, до плеча достанут, лапы размером с медвежьи. Мне до этого я не встречала молодых, но уже седых оборотней, а у этого по тёмно-рыжей холке вьется серая полоса, переливается на спину.
На шее с крючьями ошейник, но смотрит дерзко, открыто: будто нет холёного демона на другом конце цепи. В глазах сила и… радость? Взгляд при мне вспыхнул медовыми всполохами.
Знаю верно: колдовство рабского свитка крепкое, неразрывное, с условием доброй воли – оборотень в услужении по собственному хотению. Значит, он либо глуп, либо до браги охоч, либо проигрался в «кости».
Как его зовут? Отчего раньше не видала? Я бы не забыла те глаза, крепкие лапы и проседь в медной рыжине.
Задумалась, сразу не почуяла: дёргают за подол.
Опускаю глаза: стоит большой чёрный коргоруши.
Коргоруши – простые духи, помощники домовых. Внешне похожи на чёрных котов, только речи обучены и умеют ходить на задних лапах.
Чего тебе?
Глаза коргоруши круглые да жёлтые и смотрит с надеждой, будто вокруг половодье, а я – спасительный плот. Прижал переднюю лапу ко рту, огляделся, торопливо сунул мне в руку яркую тряпочку и исчез.
Новое задание? Отчего Мара Моревна сама не сподобилась?
Разворачиваю. а это лента. Нарядная, алая, сильным заклятием заряжена.
Такие подарки мне по нраву! Но пора домой: уже слюдяные узоры погасли – вечер.
До моей избы тайными, нечеловеческими тропами недалеко: через зачарованную рощу, вдоль реки, до пригорочка.
Иду скоро, утро на подходе. Вдруг корень с тропы зацепил, шаг прервал.
– Не шипи, красавиша. – У тропки стоит леший Шарашка, здешнего леса хозяин. – Подарёнку тебе принёш.
И протягивает деревянный гребень. Ух, ты, какой! Ладный да узорный, сильным заклинанием заряжен.
– Как услышшишь погоню, бросишь.
– Какую погоню, леший тебя побери?
Не ответил Шарашка, в куст обратился, только веточки затрепетали.
Дальше тропка вдоль реки. Вдруг – холм. Откуда? Вчера была поляна с ромашками.
Холм зашевелился, вырос сверху рогатый горшок, следом ещё два.
– Грёза, ты? – Змей Горыныч потягивается, зевает во все пасти. – Давно дожидаюсь.
Растоптаны толстыми ногами ромашки, оборваны широким хвостом незабудки, вместо ручейка – земляная яма. Вот ведь неуклюжий боров!
Змей понял мой взгляд, засуетился:
– Я, это, с подарком…
– Принёс вот…
Поскреб когтём шею, обронил чешуйку. Зачем? Я ведь не русалка-мокрохвостка!
– Бери. Сгодится
– Ты, это, кинь взад, если близко погоня.
И этот о погоне!
Головы Змея тем временем пустились в объяснения:
– Нас Кощей надоумил.
– Ему самому нельзя, у него это… нелитет…
– Нейтралитет.
– Демон – посол, рожа неприкасаемая…
– Лицо, не рожа, правая ты дурилка!
– Ты его видел? Разве то лицо?
– В общем, трогать демона нельзя. – Понятно: средняя голова разумнее других.
При чём тут демон Филотанус? Змей же не слышит, головы друг с другом пререкаются.
– Мы с Кощеем, это…
– Через день улетаем…
– Филотанусу приказано с нами!
– В южный лес.
– В восточную степь!
Я же дальше пошла. Чешуйка с трудом в ладонях умещается, зелена, тяжела: волшебным заклятием заряжена.
Почти до старой берёзы слышала Горыныча голос:
– Ты дурилка, правая голова!
– А ты размером с чан, а ума на капустный кочан!
Под мшистой берёзой, что ветвями до земли, спряталась кургузая изба: слепое окошко, крыша мхом поросла.
Внутри же – просторная горница, сундуки с добром, стены и потолок в узорах. Русской печи велено приготовить дикую утку и в чугунке кашу.
На покосившееся крыльцо ступила, тут вижу тусклый свет сквозь дверную щель.
Кто сумел внутрь попасть? Колдовство на избе крепкое: нечистым ходу нет, а смертные за полверсты сворачивают. Кто посмел?
Неслышно отворяю дверь, прислушиваюсь и швыряю нож.
Сама следом. Волосы мгновенно уровень опасности оценили: чисто. Пусто, как в колдовском котле нерадивой ведуньи.
Лучина негасимая в горнице освещает стол и утку из печи. В дымном золотом боку мой нож торчит.
Сверху сидит рыжий зверёк.
– Пришла Грёза, дева светловолоса. – Он подмигнул голубым круглым глазом, потом упёрся задними лапами и оторвал от утки кусок с себя величиной. – Заходи, за столом посиди.
С хрустом откусывает зубастой пастью мясо, круглая морда блестит жиром.
Кто таков? Домовой? Бука?
– Проваливай! Здесь незваным гостям не рады.
Зверёк вылупил голубые глаза-плошки. Запихал в рот мясо, зачавкал.
Эти звуки я и слышала.
За нож рывком выхватываю утку, стряхиваю с неё странного гостя. А он не падает, висит в воздухе на прозрачных стрекозиных крыльях. И ещё маленькие над пушистыми пятками. «Прелесть какая!», – но брови сдвигаю сурово:
– Эй, наглец! Скатертью дорога!
Зверёк поддел когтём в зубах крошку, разглядел в свете лучины. Решил, что достаточно велика, сунул в рот.
Прожевал, вытер лапку о мохнатый бок:
– У меня товар, с тебя купец!
– Что? – На лавку села, утку в блюдо плюхнула. – Я за меньшее убивала, цыплёнок!
– Некогда ужин есть, важное дело есть.
Да он с заданием пришёл. У Мары Моревны таких посыльных отродясь не водилось, значит, сам заказчик.
Но я за бесплатно не работаю.
– За мои услуги мешка золота мало, а на тебе и штанов нет.
– Штаны не важны, – приосанился, солидно так. – Мой грош всюду хорош.
На утку косится. Подвигаю блюдо к себе.
–Что нужно?
– Оборотень.
Алхимик что ли? Для варки зелья кровь, шерсть, когти, даже слюна оборотней годятся.
Ладно, дело нехитрое: в соседнем лесу хозяйничает стая с вожаком Полночью, молодой сильной самкой.
– Нет, нужен Тень. Рыжий такой, глупый. Знаком?
Ох, Цыплёнок, страха поди не ведает! Разве не знает, что Тень самого демона Филотануса слуга и раб? Думаю, умирать, что жабу ядовитую облизать – горько, тошно, всякой нечисти на смех.
– Нет!
– Думаю: скоро срок кабалы выйдет, а оборотень из избы – нет.
– Я на демонические дела плюю, потому что не просто молода и красива, но и умна.
– Плюй, но оборотня добудь. Мне – волчонок, тебе – золота бочонок.
Как Цыплёнок очутился снова на утке? Вот от щелчка отлетит кверху лапками!
Мои пальцы щелкнули пустоту. А он вдруг на дальнем конце стола да с утиной ногой. Сидит, жуёт, забавно перекатываются толстые щёки.
– На что тебе Тень? Он испражняется пряностями или ведает тайнами?
– Твоя цена – заплачу сполна.
Любую, говорит, плату проси за оборотня. Всё что угодно? Цыплёнок не знает, с кем связался. Поглядела на себя в отражало – отполированное серебро в узорной раме, наследство колдуна Златана. Он, бедняга, ноги целовал, блага мира обещал, но от моего зелья противоядия нет.
Говорю:
– Зеркало.
– Что, рожа кривовата?
– Ты не понял, Цыплёнок. Не простое зеркало, а самоглядное, из семи металлов японской богини. Читала о таком в старинном свитке. Сможешь?
Цыпленок подавился, выругался. Ишь ты, заслушалась! Запомнилось про глупого пса, что польстился на жадные кости. Это он про кого?
– Дай с ноготок, запросит с локоток.