Перспектива признания факта присутствия коммунистов во Вьетнаме и выхода Франции из войны привела в ужас тех, кто планировал американскую политику. Уже приобрели общие очертания планы осуществления американской военной интервенции в случае возникновения экстренной необходимости заменить французов, а весьма энергичный председатель Объединенного комитета начальников штабов, в качестве подготовки к Женевской конференции, составил политический доклад, содержавший невероятные домыслы. Командовавший в годы Второй мировой войны авианосцем, адмирал Рэдфорд был решительным сторонником концепции воздушной мощи и «нового взгляда», а в своих оценках политической ситуации явно тяготел к излишней драматизации. Приводя доводы в пользу американской интервенции, он утверждал, что если отдать Индокитай коммунистам, «неизбежно последует» завоевание всей Юго-Восточной Азии; в долгосрочной перспективе это чревато «самыми серьезными» угрозами «фундаментальным» интересам безопасности Соединенных Штатов на Дальнем Востоке, а впоследствии «даже стабильности и безопасности Европы». Вероятным результатом могла стать, по его мнению, «коммунизация Японии». Контроль над поставками риса, олова, каучука и нефти из Юго-Восточной Азии, а также над промышленными мощностями коммунистической Японии позволил бы Красному Китаю «построить монолитную военную структуру, еще более грозную, чем та, которой обладала Япония перед Второй мировой войной». Тогда Китай установил бы свое господство в западной части Тихого океана и на значительной части Азиатского материка и превратился бы в угрозу даже для Ближнего и Среднего Востока.
Призрачные угрозы, которые переполняли воображение адмирала Рэдфорда (и развеялись, так и не успев стать реальностью), ставят важный вопрос перед теми, кто исследует причины нашей недальновидности. Какого рода ощущения, выдумки или иллюзии оказывают воздействие на принятие политических решений? И какие дикие фантазии могут возобладать над разумными оценками реальности? Какая для этого нужна сила убеждения или степень сознательного преувеличения? Убеждает ли оппонентов веская аргументация или изобретательная риторика заставляет их выбирать тот или иной политический курс?
Не ясно, толи взгляды Рэдфорда сформировались под влиянием Даллеса, то ли наоборот, но в любом случае позиция обоих отражала их чрезмерную реакцию. Теперь Даллес направил всю энергию на обеспечение гарантий того, чтобы на Женевской конференции не было достигнуто никакого компромисса с Ханоем, чтобы со стороны французов не появилось никаких признаков расслабления, чтобы ужасная опасность, которую таила в себе эта встреча, стала понятна соотечественникам-американцам. На брифинги, посвященные американской политике в Индокитае, он собирал конгрессменов, газетчиков, бизнесменов и других авторитетных лиц. Даллес показывал им цветные схемы распространения коммунистического влияния — красные волны расходились от Индокитая в направлении Таиланда, Бирмы, Малайи и Индонезии. Его представители готовили списки стратегического сырья, которое будет приобретено Россией и Китаем и в котором будет отказано Западу, и выступали с надуманным предостережением, что если Америка не сумеет отстоять свои позиции, коммунистам достанется вся Азия, от Японии до Индии. По словам очевидца, Даллес внушал присутствующим, что если Соединенные Штаты не смогут удержать французов на передовой, им придется вовлекать в этот конфликт собственные вооруженные силы. Такой же точки зрения, независимо от Даллеса, придерживался вице-президент Никсон. В одной, предположительно неофициальной речи, которая, естественно, получила широкую огласку, он сказал, намекая на неизбежность объявления войны, «что если требуется избежать дальнейшей экспансии коммунистов в Азии и в Индокитае, мы должны взять на себя риск и немедленно отправить туда наших ребят. И я думаю, что президенту придется принять непопулярное политическое решение и сделать это».
На пресс-конференции, состоявшейся 7 апреля 1954 года, президент сделал заявление, которое внесло наиболее значительный вклад в кампанию по самовнушению. Он использовал словосочетание «эффект домино», чтобы показать, какие последствия будет иметь падение Индокитая под натиском коммунистов. К этому времени уже давно получила широкую огласку теория, согласно которой соседние страны Юго-Восточной Азии, подчиняясь некоему непреложному закону природы, одна за другой окажутся следующими жертвами экспансии. На пресс-конференции Эйзенхауэра теория получила название, которое столь же быстро вошло в анналы американской политики, как и термин «политика открытых дверей». Никто не сомневался в том, что эта теория соответствует реальности, хотя за рубежом она вызвала некоторый скептицизм, о чем свидетельствует в своих мемуарах Эйзенхауэр. «Нашей главной целью было убедить мир в том, что война в Юго-Восточной Азии была актом агрессии коммунистов, которые хотели подчинить весь регион». Американцев, «как и граждан трех присоединившихся государств, надо было убедить в истинном значении этой войны». Короче говоря, требовалось расширять сферу действия внушения, а люди со стороны должны были объяснить «истинное значение» войны народу, на земле которого она продолжалась уже семь лет. Потребность во всех этих объяснениях и оправданиях говорила о том, что с самого начала моральная сторона войны вызывала сомнения, которые с течением времени только усиливались.
Перед Женевской конференцией Вьетминь собрал силы, чтобы показать свою мощь. В марте 1954 года он с помощью набегов и артобстрелов вел осаду Дьенбьенфу, уничтожал полевые аэродромы французов, перерезал линии снабжения и, благодаря увеличившемуся объему китайских поставок, который во время этой схватки достиг 4000 тонн в месяц, добился того, что крепость оказалась в отчаянном положении.
Этот кризис эхом отозвался в Вашингтоне. Начальник французского штаба, генерал Поль Эли, прибыл в США с просьбой нанести воздушный удар и снять осаду с Дьенбьенфу. Столь критическое положение заставило адмирала Рэдфорда выступить с предложением совершить налет бомбардировщиков B-29s с авиабазы Кларк-Филд в Маниле. Предварительно он, наряду с несколькими чиновниками Госдепартамента и министерства обороны, поднял вопрос о возможности получения у французов принципиального согласия на использование тактического атомного оружия для спасения осажденного Дьенбьенфу. В Пентагоне группа по изучению этого вопроса пришла к заключению, что трех ядерных боеприпасов, при надлежащем применении, будет достаточно, чтобы «свести на нет все усилия Вьетминя», но такой вариант не был одобрен и даже предложен на рассмотрение французам.[17] Предложение Рэдфорда нанести обычный авиаудар, хотя оно и вошло в историю под кодовым наименованием «Операция Стервятник», не было санкционировано комитетом начальников штабов, как позднее утверждал адмирал, и получило лишь «концептуальное» согласие. Эли уехал домой ни с чем, если не считать обещания о выделении французам дополнительно 25 бомбардировщиков.
В то же самое время Даллес пытался найти условия, которые позволили бы американцам осуществить вооруженную интервенцию в том случае, если французы потерпят крах. Он созвал восьмерых членов Конгресса, в том числе лидеров сенатского большинства и меньшинства Уильяма Ноуленда и Линдона Джонсона, на тайную конференцию и попросил о принятии Конгрессом совместной резолюции, которая позволила бы применять в Индокитае военно-воздушную и военно-морскую мощь США. Рэдфорд, который присутствовал на этой конференции, объяснил, почему такой шаг является крайней необходимостью, и предложил нанести авиаудар 200 самолетами с авианосцев в Южно-Китайском море. Даллес весьма энергично разъяснил, как ему представляется ситуация, которая сложится вокруг Индокитая, если тот будет потерян. Когда выяснилось, что план Рэдфорда не одобрен другими членами Объединенного комитета начальников штабов, и что у Даллеса нет союзников, которые выступили бы за проведение совместных действий, конгрессменам оставалось лишь заявить, что они, вероятно, могли бы добиться принятия такой резолюции в случае, если бы нашлись союзники и если бы французы пообещали остаться на поле боя и «ускорить» процесс предоставления независимости Вьетнаму.
В Париже французский кабинет вызвал посла Дугласа Диллона на экстренное воскресное совещание, чтобы обратиться с просьбой о «немедленном вооруженном вмешательстве палубной авиации Соединенных Штатов». Ему сказали, что судьба Юго-Восточной Азии и предстоящей Женевской конференции «теперь решается в Дьенбьенфу». Во время встречи с Даллесом и Рэдфордом Эйзенхауэр твердо стоял на своих условиях интервенции. В основе его непоколебимости лежали два незыблемых принципа: свойственное президенту почтительное отношение к соблюдению конституции и понимание того, что действия ВВС и ВМС обязательно приведут к втягиванию в конфликт наземных сил, применению которых он противился. На состоявшейся в марте пресс-конференции он сказал, что «не будет никакого вступления Америки в эту войну, если такое вступление не станет конечным результатом конституционной процедуры по объявлению войны, которая будет проходить в Конгрессе. Давайте теперь же внесем ясность. Вот это и будет ответом». Затем он согласился с выводом военных о том, что действия ВВС и ВМС без применения наземных сил не позволят американцам выполнить поставленную задачу, и сказал, что не считает нужным снова задействовать сухопутные силы, как было в Корее, то есть без перспективы получить приемлемый результат.
В ходе дискуссий, которые вели на эту тему военные, решительным противником наземной войны выступил начальник генерального штаба сухопутных сил, генерал Мэтью Б. Риджуэй, который спас положение дел в Корее. Направленный туда для того, чтобы заменить Макартура на посту главнокомандующего, он вывел 8-ю армию из состояния растерянности и повел ее в бой, что сорвало попытки Северной Кореи захватить страну. В итоге он если и не одержан победу, то, по крайней мере, восстановил прежний статус-кво и сдержал коммунистическую экспансию. Взгляды Риджуэя были весьма эмоциональными, и впоследствии их подтвердила группа наблюдателей, которую он направил в Индокитай в июне, когда крайне остро встал вопрос о военном вмешательстве Соединенных Штатов. Возглавляемая начальником отдела стратегического планирования и разработок генералом Джеймсом Гэвином, эта группа докладывала, что американские наземные силы будут нести «тяжелые потери», и если на начальном этапе потребуется пять дивизий, то когда начнутся полномасштабные боевые действия, возникнет необходимость в десяти дивизиях. Район боевых действий «практически лишен возможностей, которые современные вооруженные силы, такие как наши, считают необходимыми для ведения войны. Его телекоммуникации, автодороги, железные дороги, словом все, что делает возможным применение современных вооруженных сил на суше, практически не существуют». Чтобы создать эти возможности, потребовались бы «грандиозные инженерные и логистические усилия», связанные с огромными издержками. По мнению группы, «этим не стоило заниматься».