Я пою ему старую песню: «Топ, топ, топает малыш» – и неизменно чувствую, как накатывает мистическая дрожь и слезы. И не от сожалений о том, что моя мама не увидела его первых попыток встать и шагать. А от пронзающего понимания, что, да: «В саду дорога так длинна, прямо к небу тянется она» – это о человеческой участи, настигающей во всяком возрасте.
Пусть твоя дорога будет долгой, мой сын. А к небу, так уж устроена земная жизнь, выводит дорога в любом направлении. Главное, как сказано в другой детской классике, идти и никуда не сворачивать.
25 апреля 2018
Реестр могуществ
Каждый мужчина десяти месяцев от роду должен постараться и успеть:
– увлеченно поесть грязной картошки, а на сладкий банан в мытой мылом кожуре сделать кислую мину;
– поводить плечами в коляске, а будучи извлечен за обе руки на землю, поводить попой в танце присядочкой;
– изучить искусство открывания двери в туалет и, уверенно толкнув ее, снести косяк у двери в кухню;
– не дождаться губной гармошки и научиться играть на губе;
– сказать свое «кы», «гу» и «буэ», а также выговорить «мымама» – в тех крайних случаях, когда так есть хочется, что даже укачаться негде;
– выучить команды «тяни» и «кусь», но на «дай» откликаться через раз на пятый;
– уснуть лягушечкой на спине и проснуться лягушечкой на животе, подмяв под себя заодно и всю рабочую площадь маминой подушки;
– встав во весь рост, стукнуться головой о крышку стола и понять, что мир уже не так велик;
– посетить пару маминых литературных вечеров и гараж папиных друзей;
– дернуть за ухо пса, мудро ушедшего от продолжения общения под кровать, и пережить первое «нет» от дымчатой кошки, обшипевшей его любознательный подкат;
– обежать на своих четырех родительскую кровать по периметру и хохотать всякий раз, как мама у самого края завопит: «Думай!»;
– повозить горшок по полу, как машинку, и подудеть в рулоны фольги и пищевой пленки;
– освоить первую книжку «с окошками» и применить навык к поотставшему уголку обоев;
– разорить мамины нычки в пеленальном столике и, сразу найдя, протянуть ей очки;
– упасть на ровном месте и, заревев, услышать от папы: «Зубы-то целы? Ну, иди играй дальше».
5 мая 2018
Без привязи
Буккроссинг в МФЦ. Через пять минут я увижу Самса лежащим на полу под стулом для посетителей, который он сам же и опрокинул на себя. В последнее время стал вставать из коляски, ехать задом, ехать на боку, как патриций на пиру, прыгать стоя, дотягиваться до перекладин в лифтах и автобусах. Дотянулся, значит, и до стула у окна двадцать шесть, куда я как раз подавала документы, так что переворот пропустила. Женщина из очереди сказала нам: «У вас носок упал». – «Да что там, – ответила я флегматично, осмотрев ребенка и утешая его грудью, чтоб криками не мешал думать о неподконтрольности всего сущего, – у нас ребенок упал. А с ребенка упал носок». Вечером дома Самс потянет за высунувшийся со стола шнур подогревателя для бутылочек и будет стоять мокрый, ревя от обиды, но и только: вода в приборе, к счастью, к тому времени совсем остыла. Перед сном я на интуиции кошмарного сна успею схватить его за руку и ногу ровно в тот момент, когда он уже оступился рукой и готов был через миг завалиться за край кровати к батарее, так что и не знаю, успел ли он испугаться.
Нам трижды вчера повезло, это факт. Я каждый раз клянусь смотреть лучше, и все равно находится неусмотренный риск. В такие моменты кажется, что пресловутое осознанное родительство осознает вещи, посильные родителю, но не судьбоносные. Подобно тому как современная психология помогает пережить и принять то, что от нас не зависит, но никогда в точном смысле не поможет с этим справиться. «Главное – не проваливаться в яму, – скажет мне психолог. – Если упали, вставайте и идите дальше». Этот совет я буду стараться запомнить покрепче, пока не соображу: ну а что еще остается? Ведь на то, чтобы остаться в яме, требуется куда больше усилий, чем на то, чтобы просто встать. Психология работает: я уже перестала вопить испуганно и мамски причитать, когда ребенок падает на ровном месте, и это помогает ему быстрее прийти в себя и встать. А тот, кто встал сам, в следующий раз все равно упадет, но встанет увереннее и быстрее. Но я не могу уберечь его от всех возможных падений.
Вчера возле МФЦ я нашла уютную детскую площадку и выставила спящего в накрытой коляске Самса под дождь – а сама, как алкаш под детский грибочек, забралась в деревянный автомобиль с распечатками и смартфоном. После дождя в автомобиль подсела другая мама с ребенком в вожжах. Ребенку оказалось год и месяц, и стоял он уже очень уверенно и улыбался на Самса, измазавшего кашей крутящиеся от любопытства к новым гостям щеки. Мама расспросила, давно ли мы едим вот так, на улице, и сколько стоил термос для каши, и рассказала, хотя я не спрашивала, что сын недавно пошел, но пока падает то и дело, а ей проще потянуть его за вожжи, чем наклоняться, а то спина.
Раздумывая, как обычно, над удачным ответом потом, я вспомнила, что сама уже не наклоняюсь так, чтобы спина болела: муж научил подавать ребенку по пальцу каждой руки и водить, не держа, а просто предлагая опору. Думаю, впрочем, что ни поддерживающие пальцы, ни вожжи ее сыну уже не нужны. Вожжи, видимо, нужны ей самой – чтоб не бояться, что вот опять упадет.
16 мая 2018
Первый бал
И наступил, да, тот неловкий и поучительный момент, оправдывающий анекдот о том, что над маленьким, предположим, Нестором в классе из Елисея, Макара, Марка и Василисы смеяться никто не станет. На большом царицынском лугу встретился нам мальчик, который почему-то, как и мы, не спешил представляться. Я привыкла, что на имя Самсон реагируют от добродушного «ого!» – тем тоном, каким говорят едва вставшему на ноги шатышу: «Мужик!» – до ироничного «don’t cut Samson’s hair», как шутят подкованные в библейских мифах коллеги мужа из штата Юта, знаменитого мормонским консерватизмом, песчаными арками и геолокациями с названиями вроде Долина Гоблинов, будто из Диснейленда в стиле dark. Врач из «Скорой» однажды старательно записал нас Соломончиком, а я не поправила, думая, что это просто стеб, и формуляры пришлось переписывать. В общем, я начала было глупо заминаться при знакомстве, но царицынский мальчик меня вовремя образумил.
Дело в том, что у нас был мяч, а у того мальчика не было. Зато он умел ходить, и его мама так и спросила: вы уже ходите? Нет, зато у нас мяч, а я из детского сада помню, что обладателю мяча, пачки фломастеров или, скажем, мыши, у которой еще осталось ухо, чтобы отгрызть, легко завоевать внимание сверстников. Однажды я тоже стала популярной личностью всего с четырьмя фломиками, у которых мы с подружкой поменяли местами цветные колпачки. Так что у всех, кто одалживался, небо рисовалось зеленым, а трава синевела. В ответ на общее возмущение я предложила каждый раз спрашивать меня, что это за цвет, – поменять колпачки обратно мне и в голову не пришло. Тут же я была отвергнута непостоянными своими почитателями – ради двенадцати фломастеров девочки побогаче. История была бы однолинейной, как условное небо на детском рисунке, если не вспомнить, что две близняшки победней, из тех, кто всегда в отстающих, остались мне верны. Сообразили, что со мной на троих они прочнее завладеют четырьмя фломастерами, чем там, в толпе, дождутся одного из дюжины.
Так вот, тот мальчик на лугу наш мяч пинал, а потом хватал и протягивал Самсону, а я брала руки Самса в свои, и так, в четыре руки, мы заполучали наш ресурс лидерства обратно. Если же я не хваталась за ребенка в светском рвении, Самс спокойно уползал от мяча прочь по мелкой траве. Игры не получалось, зато мы с той мамой сошлись на шутке, что взрастили славную смену к чемпионату мира по футболу, и наконец решили представить игроков. «Самсончик», – сказала я и ощутила, что недобрала от собеседницы реакции. «А вас, говорю, Артем?» – почему-то мне показалось, та мама назвала мальчика Темой. «Что вы, – зачем-то сказала та, – он Ираэль». Тут уж пришел мой черед перебрать с реакцией и даже предположить, не одного ли происхождения у нас с Ираэлем имена? «Нет, имя иранское, – с достоинством уточнила та мама, а потом заземлила легенду: – Да муж, – сказала, – хотел что-то на “И”». «О! Как у породистых собак?» – хорошо, что у меня хватило ума не задать этот вопрос.
Социализация мамы начинается куда раньше, чем первые знакомства малыша. Я хотела рассказать, как взбудоражил меня наш первый выход на детскую площадку с модным мягким покрытием, качелями в виде огромного ситечка, горкой винтом и тремя туалетами, ни один из которых не работает, но вспомнила, что первой нашей игровой площадкой стало серое здание с тремя филиалами в разных районах. На главном высились от поворота видные зеленые конусы декоративных башенок.
«Какая странная женщина, – неприязненно подумала я, впервые вступив под своды серого замка, – пришла на работу в пижаме да еще и тапочки нацепила пушистые, будто дома». Понять мою ошибку легко: пижама была с принтом из плюшевых мишек, а что здесь носят еще и заек, я узнаю потом. УЗИ-специалисты первыми расположили меня к детской поликлинике. Одна, например, – уже без мишек, просто в розовом, – сурово меня поприветствовала и, склонившись над новорожденным со сканером, вдруг расплылась во французском междометии: «Ну? А Гю!» Следующему волшебному слову научили меня офтальмолог с медсестрой: в темной-темной комнате одна светила, будто водила свечой, другая щелкала пальцами по кругу, как ведьма, и обе по очереди заклинали ребенка: «бр-р-р-р-рь».
Детская поликлиника – первый выход новорожденной мамаши в свет: публичное событие, ставящее на паузу штормящую дома рутину. Перед первым выходом с грудничком в поликлинику я начала было даже мечтать: ну вот, а когда Самс зайдет в кабинет, я, пожалуй, примусь за… – Тут я, сообразив, что несу, принялась над собой хохотать. И все же выезды на ежемесячные осмотры и массаж оставили по себе курортную память. Не говоря уже о единичном нашем странствии к дерматологу, которого не оказалось ни в одном из трех филиалов, за ним мы отправились на трех автобусах – пока ехали, я успела накатать в телефоне заключительную часть предисловия к книге Данихнова, – и забрались в глубину Бирюлева, на конечную остановку между почтой и супермаркетом, к жилому дому на крутой возвышенности, на первом этаже которого разливали пиво и принимали врачи.