5 июля 2018
«Иду, курю»
А ведь еще четыре дня назад сорвался, как с цепи, на четвереньках прямо через проезжую часть парковых экскурсионных автомобилей на липкую после дождя поляну. Был пойман весь в земле и негодовании, на что наш папа в мессенджере, тоже волнуясь и путаясь в управлении, повелел: «Запретить ему машинки, назначить каталку! Всё, что удобно играть ползком, запретить». Каталка была назначена и страшно доставала водителя тем, что рулилась поперек хода, а в траве тупила. Сегодня назначение было изменено в пользу маминой юбки, поскольку мама рулится куда легче. Помню, что самые первые шаги – полтора-два без поддержки – Самс сделал в конце июня, в коридоре детской поликлиники. В тот день я гонялась за ним, восторженная, как неофит, пытаясь снять исторический видос, но он пугался, ругался и немедленно оседал, стоило ему понять, что я снова пытаюсь высвободиться и поставить – оставить! – его одного. Сегодня о видео первых шагов я даже не думала, просто лениво напомнила себе, что это, возможно, последний шанс снять его летним днем в комбинезоне с зимней аппликацией, и нацелилась, когда комбинезон вытянулся в рост. Теперь комбинезон в остатках моего йогурта с киви, а герой дня сидит и полчаса прикручивает к бутылочке крышку, а встать и снова ходить не хочет.
Ой, нет, пополз: от дворца на нас выдвигается голыми ногами за подобранным подолом невеста. Возможно, Самс подумал, что у невесты юбка куда пошире, чем у мамы, и можно с такой далеко зайти. А скорее всего, выполз навстречу жужжащему квадрокоптеру, снимающему свадебный фильм.
12 июля 2018
Брезжущий солярис
Начинается это едва заметно: он еще и улыбаться не научился, и нужды его исчисляются пальцами одной руки, но вдруг как будто просыпается рука другая, включается другой регистр потребностей, и, помытый, сытый, готовый уснуть, он мается от новой, ему самому еще непонятной тревоги. Так мы впервые замечаем, что он нуждается в обществе и не может уснуть один.
Или вот он еще и маму не отличит от бабушки, для которой мама разыгрывает домашний спектакль, выговаривая тому, кто ни разобрать, ни расчувствовать сказанное не может, свое преувеличенное недовольство бодиком, только что переодетым и тут же обрыганным, и вдруг он отзеркаливает ее наигранный гнев натуральным ревом – фирменным, рот подковкой, и очень обиженным. Мама убеждается в том, что интонацию он считывает раньше слов, а тем более иронического контекста, и завязывает со спектаклями, но не ожидает драмы, разыгравшейся вдруг под обычным краном над ванной, куда его в спешке сунули ополоснуть, а он выдал такую струю неподдельного страха высоты, что мама весь вечер промокает внутреннюю испарину.
Или вот он уже из настоящей ванны с водой и любимыми буквально до сегодняшнего вечера черепашками вдруг встает во весь рост и лезет, оскальзываясь, по стенке ванной, лезет на маму и вопит, и она вспоминает самое кошмарное видение их первых месяцев – когда ей вдруг представлялось, что он, еще не умевший ни лезть, ни сидеть, ни ползать, выбирается из комнаты, где его уложили, и вот-вот войдет на кухню, где от него укрылись и приглушенно тусят.
Наконец она застает себя с ним на открытой поляне парка, где при некотором скоплении туристов и мороженщиц он с ревом бьется лбом о липкую июльскую землю, будто серый волк Ивана-царевича, но не для того, чтобы превратиться, а наоборот, от невозможности превратить гремящую каталку в травяной вездеход. «Каталка застряла, а мы приехали», – думает мама, выпадая из мизансцены в уныние, пока не вспоминает, как психолог сказала ей: «…и если он расстроен, это о том, что у него что-то не получается, а не о том, что не получилось у вас».
Но именно чувство, что у меня не получилось, – главный признак малышового роста. Так расправляет лепестки человек, а я не любуюсь им, я парюсь, что это новый какой-то сбой. Сбой программы, обещавшей мне такие-то ростки в результате таких-то моих садоводческих усилий. Я кликаю, а он не кликабелен там, где вчера, и передо мной открываются окна неопознанных квестов. Пока я изучаю условия задач, самозапускается другая игра.
Тема развития – раннего и естественного, игрового и бытового, в мультах и по карточкам – заходит в спираль от попыток просчитать место клика. Родитель же как ребенок: будет жать, пока не почувствует виброотклик. По крайней мере, я точно не играю без отдачи и не раз уже вспомнила предупреждение астрологов, которых включила в свой курс подготовки к родам, – что родитель-Весы, произведя работы по радованию малыша-Рака, может быть обескуражен тем, что малыш не радуется, а остался погружен в свои чувства. Глубины же чувств малыша-Рака – тут астрологи сурово сходятся – поверхностным Весам не промерить и не понять.
Не знаю, не знаю, пока это я остаюсь наедине с переживанием собственной непонятости и даже пару раз всхлипнула вслух: ну вот, я все сделала, чтобы ты радовался, а ты опять хнычешь. Помню, как простыла зимой, но мужественно разделась, чтобы ребенок не забрызгал мне согревающую одежду, и засела на подставку для ног в холодной ванной, предоставив ему плескаться с игрушками. Шли последние недели его любви к купанию – теперь-то он вскакивает листом перед травой хоть в ванне, хоть в тазу, едва почуяв воду, – и малыш разыгрался увлеченно, а я так замерзла, что решила: ну хватит, больше не могу. Выволакивая его под пестушку Маши Рупасовой про сладенца в полотенце, я поняла, что лучше было и не начинать игру, чтобы не заканчивать вот так, на его возмущенном вопле.
Впоследствии я не раз вела себя как мать-хамка уже безо всяких оправданий, отбирая дудку, ложку, крышку, словно мокрой тапкой пройдясь по песчаному замку: я просто не замечала, как разрозненные предметы вступили в таинственную связь, пока он неловко толок их друг об друга. «Он нашел сокровище, а ты его отобрала», – скажет мне мама, когда я в хозяйственном рвении подберу какую-то ободранную ленту с игрового ковра.
В малыше пьянит дешевизна восторга, но у меня не хватает духу взять этот легкий кредит. Скупая детские книги по рекомендациям книжных блогеров и развивающие игрушки, я тюнингую, кажется, саму себя как продвинутого владельца малыша. «Твои хотелки», – отмахнется муж от очередной моей виртуальной корзины в «Лабиринте» и деньги выдать откажется. Но сам же спалится на деревянной игрушке-балансе – цветные бревнышки выкладываются на качающийся полумесяц, – купленной им на «Али-экспресс» малышу на вырост, ага.
Подруга смеялась, что я, как всякий русский из анекдотов Задорнова, читаю инструкцию после эксплуатации, когда я поделилась с ней восторгом от того, что в своих играх с малышом интуитивно продвинулась до приемов, вычитанных потом в статье на Минибанда. ру. Рекомендации по развитию похожи на выложенное в Ютубе полное прохождение игры: наращиваются уровни, но не опыт. Или на экскурсию по главным достопримечательностям с гидом, которую забываешь, едва откатали, в отличие, скажем, от дня, когда бестолково бегала кругами вокруг Нового моста в Париже, не понимая, как спуститься на причал, откуда отправлялись кораблики по Сене.
До сих пор, когда я говорю «ку-ку!» и слышу в ответ захлебывающийся восторгом квак, я чувствую, будто нажала кнопку и мне проиграли демо-запись малышовой радости из компьютерной базы данных. Загадка природы – почему малыши ведутся на игру в «ку-ку» и кто заложил в них умение играть в догонялки, ведь еще и ползти толком не умел, а уже барахтался и обмирал от игрового ужаса, стоило мне, по совету той же Минибанды, сказать «ну все…» и напружиниться на четвереньках.
Но тайна тайн – это реакция, которую я не предугадала.
Приветная улыбка понимания, которой мы, как тихие сообщники, обмениваемся на эскалаторе, пока случайный пассажир везет нашу коляску, а мы встречаемся глазами и сигналим друг другу, что мы-то едем вместе неслучайно.
Первый неспровоцированный смех, когда залился перекатным и резким малышовым звоном при виде старого белого шпица, как свободный человек, выбравший, что его смешит, как бы грозно оно ни рычало.
Тихое «пы!», посланное утру, когда, в нарушение привычного ритуала пробуждения с трубным ревом и беспокойным рывком, он спокойно сидит и, как впервые, оглядывает комнату поверх барьеров детской кроватки, в которой никогда не спит, и я приветствую его удивленным: «А что же ты не квакаешь?» – в кои-то веки заглянув в комнату не по зову, а по наитию.
Бабушка успела приохотить его к игре в тряпочку – и с ним игра и тряпочки растут: и вот уже я накрываю его целой простыней, а он, распознав игру, переворачивается на спину, чтобы сильней накрыло восторгом, и вот я бросаю на него свой платок с кошками, а он не спешит срывать покров, а ленится, тянется и наконец закидывает руки с платком за голову и жмурится, как полуденный фавн.
Не нацеленное развитие, а свободное самораскрытие природы – вот что завораживает в этих переменах. Новорожденный проходит первое свое превращение, когда затихают базовые рефлексы: сосательный, хватательный, шаговый… – уступая действию не по клику, а по выбору. Но и после именно по сбоям рефлекса я замечаю, что моя куколка вот-вот развернет крылья. Помню, как впервые не узнала малыша на игровом коврике, а это он вдруг вытянул и вольно раскинул до того кругло поджатые ножки. И как он успевал, будто не сдержавшись, быстро пнуть невидимую грушу перед тем, как его уже ставят на ноги, навсегда определяя, где в человеке верх и низ, – последнее напоминание о том времени, когда только лежа и мог пускать ножки в ход, выцокивая на полу танец маленького пони. Вскоре я издалека слышу танец камнепада: это мой конь на четырех грохочущих ногах несется через коридор, не разбирая дороги. И жду, что вот-вот, на днях, он тихо войдет на своих двоих и я вздрогну от внезапного прикосновения.
Наши любимые игры выродились из рефлекса, который был пойман за руку и выведен на свет, как эльф-проказник. Однажды он споткнулся ползком – вот еще одно вытесняемое ростом умение: падать с четырех ног – и, ткнувшись мне в руку, случайно прикусил. Мы рассмеялись, и потешный малышик исчез – в игру вступил собеседник, разделяющий со мной восторг от нам обоим понятной шутки. С тех пор он аккуратно кусает меня за ноги, рассчитывая на немедленное внимание и подпрыг, как и я – на широкий замах четырех верхних зубов, когда намеренно близко и смело придвигаю к его лицу свой нос.