Пока русалка в красках повествовала о событиях того дня, патриарх перебирал бутылки, и чем дальше он слушал историю, тем меньше понимал. С высоты своих лет исчезновение Марго он считал, скорее, юношеской жаждой приключений и поначалу не особо беспокоился, полагая, что однажды та повзрослеет, вернется и они вместе посмеются над горячностью молодости. Шли годы, эта версия потихоньку покрывалась пылью, новая никак не приходила в голову, и тут внезапно не укладывающиеся в голове подробности. Слишком масштабно и неожиданно. Крайне запутанный случай. Получалось, что пропажа Маргаритиферы могла быть не столь добровольной, как он полагал. А теперь она умерла…
Бутылка, за которой Богдан Иванович потянулся, нелепо выскользнула из рук и щедро оросила своим содержимым и дорогой паркет, и ботинки патриарха. Одно неверное движение – и прощай «Шато Мутон-Ротшильд» тысяча девятьсот сорок пятого года. В его запасах была еще пара бутылок, но аллегория скоротечности и хрупкости жизни вырисовывалась зловещая. Из кабинета послышалось:
– Эй, не буянь! Крушить все – моя прерогатива.
Богдан Иванович плюнул на доводы разума и прихватил сразу три бутылки из коллекционной секции. Вернулся как раз на подытоживании роли вульгарного богатыря:
– …ну и не козел ли он после этого?
От сердца отлегло: несмотря на смазливость, сударь явно произвел на даму удручающее впечатление.
– Как минимум он довольно назойливый тип, чьего общества хотелось бы впредь избегать. – Патриарх откупорил первую бутылку и аккуратно начал разливать вино по бокалам. – Полагаю, чтобы обдумать ваш рассказ, мне понадобится время.
– Не сомневаюсь. – Татьяна внимательно следила за его действиями. – Мои мозги уже просто спеклись. При чем тут эта мелкая? Какого черта лезет Пень? Как тут могут быть замешаны богатыри, если они меня со всеми моими просьбами слали Лесом? Почему, кстати, я в него в итоге и попала? Ааааааарх, – русалка закатила глаза.
Богдан Иванович закончил. Она взяла бутылку и старательно долила вино до краев своего бокала. Патриарх лишь вздохнул: растягивать процесс его визави не любила.
– Боюсь, пробелы в моих знаниях о вашем народе могут сослужить нам плохую службу. Уместно ли сейчас задать несколько вопросов?
– Валяй, – благословила Татьяна, залпом осушив бокал и наливая еще.
– Я правильно понимаю, что морская пена – это печальный финал использования на ком-то ваших чар? Иных причин не бывает? – Он очень надеялся не услышать в ответ слово «старость».
Русалка легла на диван, закинув ноги на его спинку, и, поигрывая вином в бокале, начала рассуждать:
– Скажем так, о других вариантах я не слышала. У нас вообще маловато времени на самоанализ и прочую хрень, выжить бы. Но обычно да, это печальный итог приворота.
Такой ответ патриарха немного успокоил, и он наконец сфокусировался на букете ароматов в бокале. Потом чуть отпил, пробуя вкус, – идеально. Мысли тоже начали проясняться.
– Можете рассказать об этой способности подробнее?
Татьяна пожала плечами:
– Да нечего рассказывать. Единожды любая русалка способна заставить человека влюбиться в себя против его воли, но поддержание чар стоит дорого. Собственно, они пьют нашу жизнь, и протянуть после приворота получается лет ну пять-семь максимум. Если, конечно, не использовать серебряный кинжал. Мы с ним рождаемся, и основным его предназначением считается убийство человека под чарами, возвращающее часть жизни. Точнее, считалось раньше. До меня. – На этой фразе она победно ухмыльнулась и отпила.
– Как я понимаю, ваш так и застрял в теле Морского Царя?
– О, да. Не повредил особо – естественно, такой-то громадине! – но засел и зудит, как заноза. Мелочь, а приятно. – Она осушила бокал и налила еще.
Богдан Иванович давно смирился, что угнаться за дамой невозможно, и опять лишь немного пригубил из своего.
– Вновь не уверен в уместности вопроса, но меня несколько удивило в свое время… Почему вы тогда столь эффектно отреагировали на свою свободу?
– Ты про пощечину, что ли? – лениво уточнила русалка.
– Да. До сих пор теряюсь в догадках.
– Забей. – Она лишь отмахнулась, словно в том, чтобы отвесить звонкую оплеуху одному из самых могущественных существ, и вправду не было ничего из ряда вон выходящего. – Юношеский максимализм и все такое. Я тебе тогда буквально в рот смотрела, считала взрослым и крутым. А ты отмочил то, что отмочил, вот идеал и разбился вдребезги. Еще вопросы, пока я трезвая?
Богдан Иванович несколько опешил. Как прикажете понимать этот пассаж, если большую часть их знакомства сударыня глядела на него волком и не снисходила до беседы? Но спросил он, конечно же, другое:
– Кроме как оборвать жизнь незадачливого кавалера, кинжал больше ни на что не годен?
Татьяна принялась загибать пальцы:
– Он может развеять приворот, сделанный его хозяйкой, – раз. Может нанести вред Морскому Царю – два. И может вернуть воспоминания тому, у кого их отнял, – три. Вот и весь набор.
– Воспоминания?
Русалка скривилась:
– Когда мы превращаемся в морскую пену и в прямом смысле исчезаем с глаз ненаглядного, вся память о времени, проведенном под чарами, крепко-накрепко запечатывается в кинжале. Не сломаешь лезвие – не вспомнишь. Считается, это для того, чтобы люди направо-налево не кончали с собой, лишившись смысла жизни в виде фальшивой любви. Но обычно кинжалы никого не интересуют, и их просто выбрасывают в воду.
– И что с ними происходит после этого?
– Понятия не имею. Никогда не видела кинжал без русалки.
Задать последние вопросы было тяжелее всего, поскольку Богдан Иванович прекрасно представлял реакцию Татьяны.
– Насколько я понимаю, в применение приворота Маргаритиферой вы не верите?
– Ясен пень. Она возводила в абсолют ценность жизни русалок. Тратить ее на чью-то там магическую любовь, пусть даже это и обеспечит тебя на пару лет райской жизнью? Без шансов. Только не Марго.
– А если она сделала это не ради себя, а ради вас и сестер?
Татьяна замерла. Истолковать иначе выражение ее лица было нельзя – могла. И вправду могла. Патриарх поспешил развить мысль:
– Поначалу я полагал, что Маргаритифере просто захотелось немного погулять перед взрослой жизнью, но сейчас понимаю ошибочность подобных суждений. Не тот склад характера. О ней много говорили и писали тогда по понятным причинам… А если внезапная популярность привлекла кого-то из сильных мира сего, кто решил воспользоваться ее услугами? Окажись на другой чаше весов ваше с сестрами благополучие, я ни на секунду не сомневаюсь в ее выборе.
Русалка ответила очень отчужденно:
– Маргарита могла переубедить, запугать или склонить на свою сторону даже камень.
– Я понимаю. Но вдруг ваша сестра применила приворот, когда нельзя было справиться иначе? Осуществила нечто крайне важное, а девочка теперь прячет улику, дабы жертва не узнала о том, как ее использовали? По вашим словам, Александр Витольдович не удивился, когда услышал о кинжале, – и тут же задумчиво спросил у самого себя: – С другой стороны, если Марго смогла заставить даже княжича плясать под свою дудку, кого ей бояться? Или за кого?
– Я не знаю…
По лицу было видно, что Татьяна близка к срыву, и патриарх решил перевести тему:
– Может быть, мы продолжим дискуссию в прямом смысле на трезвую голову?
– Согласна, – негромко и вновь как-то отстраненно произнесла она и принялась чесать глаза. Потянулась было к новой бутылке, но патриарх отработанным движением перехватил ее раньше, заменил бокал дамы на более подходящий и, скрепя сердце, налил до середины. Русалка стараний не оценила и вновь плеснула своей рукой до краев. Опустошила. Налила снова. Откинулась на спинку дивана.
– А знаешь, что самое тупое в этой ситуации? В итоге нас называют «потерянным поколением». Мы, видите ли, своей свободой не так распорядились. А чего от нас, собственно, ждали? Необразованные, не готовые к жизни, должны были сразу же стать космонавтами и политиками, по их мнению? Выжить в мире, о котором не знаешь ничегошеньки, – уже чудо!
– Отмечу, однако, вы и вправду несколько странно реализуете представления большинства о свободе.
– Ты просто фишку не сечешь, – покачала головой Татьяна. – Взять меня, к примеру. Да, я пью. Но ведь не просто напиваюсь и даже не просто пью в компании красивого мужика. Я выпиваю с патриархом вампиров. Высшее, итить его кудрить, общество!
– Польщен, конечно. Однако отмечу, что, поскольку пресловутый патриарх всего-навсего я, участь незавидная.
– Не-а, не понимаешь. У тебя вообще представления о жизни другие. Насобирал разного, запер под замок, изредка любуешься – тебе хорошо. Все время мира в твоих руках – можно и порастягивать удовольствие, попредвкушать. Наслаждение без страсти. То же вино стоит и стоит. Да, оно есть, по идее, вкусное, но тебе не хочется прямо сейчас попробовать. А у меня все иначе. Я хочу пробовать! Я хочу не просто иметь что-то, я хочу это что-то использовать здесь и сейчас! Не хранить на будущее, а насладиться сразу. Завтра может и не быть.
– По-моему, это несколько фаталистичный взгляд на вещи, – постарался смягчить разговор патриарх, мрачно вспомнив о смертности своей собеседницы.
– Чувак, очнись. Я уязвима и не спускаю зла. Чудо, что в подворотне еще не прирезали.
– Но вы все-таки на моей территории и под моей защитой, – продолжил настаивать он, стараясь прогнать подальше образ пустого дивана и одинокого бокала на столе.
– И это с очевидностью добавляет мне врагов. Русалка, вхожая к патриарху? Это как если бы еврей повадился тереть с фараоном за богов.
– Вы не рабыня.
– Забавно, что это мне в лицо вякает тот самый урод, который выкупил мою жизнь.
– Урод? – бровь Богдана Ивановича предсказуемо изогнулась.
– Моральный, конечно. К личику претензий не имею.
– Но позвольте, тут нет даже зачатков логики. Выкупив вас из рабства, я же, по-вашему, совершил плохой поступок?