Он заинтересовался, и с этого момента итог вечера, как постфактум понял Богдан Иванович, был предопределен: решив рассмотреть столь нетипичную диковинку вблизи и пригласив их в ложу, он дал Марго шанс завести беседу. Ровно на такой исход она и рассчитывала и менее чем через час втянула патриарха в самую безумную авантюру в его жизни. Шутка ли, поспорить с русалкой, что та приумножает богатства лучше, чем он сам! Равные стартовые суммы, равное время. Марго бралась превзойти его показатели втрое, а он, если она выиграет спор, обязался выкупить их с сестрами из рабства, даровав всем свободу, а ей лично – работу у себя. Когда они ударили по рукам, торжествующая улыбка Богдана Ивановича – нашел развлечение на ближайшие пару месяцев – была ничуть не меньше, чем ее.
Все время их еженедельных консультаций «одинаковка», как называла Татьяну Марго, неизменно сидела рядом, молча глядела волком и лишь изредка отходила, чтобы приготовить для Маргариты кофе. В какой-то момент патриарх решил выпить за компанию, но быстро понял, что это был самый необдуманный шаг в его послежизни. Успокаивало, конечно, что убить вампира сложно, но специфичный, ни с чем не сравнимый вкус буквально переворачивал мир с ног на голову, заставляя заниматься чем угодно, лишь бы не притрагиваться больше к кружке. Зато рядом в кои-то веки был понимающий собеседник – Марго, и их горячие споры об инвестициях неразрывно связались в сознании с рвущим горло напитком.
Как и всегда, расчеты Маргариты оказались верны, и денег на прилюдный щелчок по носу вампира хватило. Но в день своего триумфа, в день, когда он, патриарх, собирался выкупить их всех, она пропала. Просто не явилась. Сестры были шокированы, и Татьяна не меньше прочих. Однако, получив свободу, загадочная одинаковка вместо положенных вежливых расшаркиваний и заверений в признательности отвесила Богдану Ивановичу звонкую оплеуху и, всадив серебряный кинжал в Морского Царя, сбежала. Будни патриарха вновь наполнились скукой, но в этот раз еще и с примесью недоумения.
Такой конец истории его предсказуемо не удовлетворил. Богдан Иванович хотел найти Марго, разобраться в произошедшем и знал, что в этом деле у него может быть лишь один-единственный, угрюмый и довольно необычный компаньон. Несколько распоряжений – и вот уже его подручные прочесывают Москву и ближайшее Подмосковье в поисках прекрасной женщины с волчьим взглядом. Вскоре поиски оказались успешны, а цель – ближе, чем он думал.
В кино в такие моменты просто обязан был бы зазвенеть колокольчик у двери. Однако политика «Старбакса» не одобряла колокольчики, но ценила дружеское приветствие, поэтому в улыбающегося от уха до уха патриарха Татьяна вперила взгляд посреди дежурного «Доброе утро!». Богдан Иванович не без сожаления отметил, что сударыня коротко остригла свои роскошные волосы и пробила пирсингом нежную кожу в брови и носу. К тому же резко возлюбила темные цвета, а пустые ножны от кинжала-шейника не сняла даже в униформе бариста. Бахвальство или предостережение?
– Как тесен мир, не правда ли? Мой офис недавно совершенно случайно въехал в это же здание. – Видя шокированное лицо русалки, патриарх почувствовал, что улыбка против воли становится еще шире.
– Угу, заодно совершенно случайно выкупив занимавший его банк?
Она явно начала обращать больше внимания на окружающий мир, чем раньше. Интересная перемена. В ответ Богдан Иванович ограничился нейтральным:
– Удивительное совпадение!
– К тому же никак не связанное с твоими вежливыми шестерками, обшарившими все окрестные кофейни?
Патриарх развел руками:
– Кто бы додумался искать русалку под вывеской с русалкой?
– Особенно если она сестра девушки, подписывающей солонки надписью «Соль»? Ну да, ну да. – Татьяна скрестила руки на груди и вперила в него знакомый тяжелый взгляд. – Зачем пожаловал?
– Недавно я стал адептом теории, что день нужно начинать с самого неприятного дела, чтобы все остальное давалось легко.
Ему показалось или дама улыбнулась?
– Тебе с собой?
Точно, улыбнулась! Перемена в лице была разительной, и очень захотелось повторить.
– В кафе, милочка. Ваш фирменный, если не затруднит.
– Другого и не готовлю.
– И вам за это платят? – изумился патриарх совершенно искренне.
– Владелец выбирал между пустить меня на работу или очнуться в реанимации, – пожала плечами Татьяна.
Поначалу Богдан Иванович наведывался нечасто. В ее смены местные старались даже не показываться, и в кафе сидела максимум парочка туристов, явно не ожидавших, что кофе в Москве может быть настолько плох. Патриарх неизменно брал чашечку американо, устраивался работать в дальнем углу и наблюдал за русалкой все время, пока пил кофе. Татьяна же, в свою очередь, смотрела куда угодно, только не на него. Уходя, он громко прощался, приподнимая шляпу, и часто не получал в ответ даже взгляда.
Долгие годы это соседство не приносило плодов, но однажды патриарх из праздного интереса решил расспросить ее о жизни – и обомлел. Нет, умом он понимал, что в целом разговаривать с женщинами возможно – взять, к примеру, ту же Марго, прекрасно знавшую всю нелегкую специфику финансовой деятельности. Но Татьяна рассуждала об ином. О справедливости, принципах, мире – вещах, которые, казалось бы, патриарха никогда не касались. Но он слушал, и слушал с интересом. Молчаливый волчонок делился выводами. И – Богдан Иванович хмыкнул – торговался с ним! Каждая встреча предполагала обязательную кружечку ее фирменного ужасного кофе, а порой и не одну. Татьяна вливала его в патриарха с упорством палача. Но он смирялся. Противный вкус, в конце концов, можно и потерпеть ради интересной беседы. Разве не в таких уступках и кроется смысл жизни?
Очнувшись от размышлений, он встал, поправил накинутую на плечи дамы куртку и подошел к своему столу. Привычным жестом выдвинул нижний ящик, достал аккуратно свернутый плед с котятами и заботливо укрыл им леди. Котята Татьяне решительно не нравились, и иначе, чем ублюдочными, она их не называла. Но плед был идеально мягок – на сравнение вариантов и тестирование патриарх когда-то потратил целый день, – и показательно презиравшая любые проявления нежности русалка стала гораздо сговорчивее во сне, натянув плед до самого подбородка и улыбнувшись. Богдан Иванович же сел за стол, открыл ноутбук, тщательно выверил расположение экрана, чтобы в любой момент иметь возможность перевести взгляд на красавицу, и продолжил работать. Сударыня осталась на ночь, а значит, появился шанс уговорить ее хотя бы на совместный завтрак, а то и променад. При условии сохранения денежного потока ему дозволялись любые шалости, и сейчас стоило поработать получше – патриарх лелеял надежду, что дама задержится.
Он вздохнул. Каким идиотом надо быть, чтобы не задумываться о смерти так долго? Но ничего, он найдет выход. В конце концов, кто, если не он? Одно было ясно: не важно, какой путь в бессмертие Богдан Иванович реализует для Татьяны, это в любом случае не понравится его предшественнику и родителю Ивану Карловичу. А значит, чтобы построить светлое будущее, понадобится в разы больше денег.
Снова взглянув на свою визави, Богдан Иванович с головой погрузился в работу.
Тем временем Дмитрий упрямо пытался провести допрос преступника по горячим следам. Получалось крайне сомнительно, если не из рук вон плохо. Нет, отвечал-то Кирилл вполне охотно. Вот только нес при этом совершеннейшую дичь.
– Ты сейчас на полном серьезе убеждаешь меня, что пришел в самый опасный притон города, исключительно чтобы забрать лего?!
– И еще послушать краткое содержание предыдущих серий. Понимаю, звучит по-идиотски, но, Димон, я реально вообще ничего за эти двадцать лет не помню. У вас тут внезапно появились непонятные Семьи, Королевы, святогорычи – короче, развели «Санта-Барбару». Мне уже хочется, словно Мейсону, просто упасть за диван, и пусть дублер встает и идет за меня разбираться.
– Какой еще Мейсон?!
– Ну этот, сынок СиСи Кэпвелла. Ты что, «Санта-Барбару» не смотрел?
Точку кипения Дмитрий прошел на удивление быстро и уже разве что не рычал:
– В последний раз спрашиваю: кто ты такой и что ты тут делаешь?
Кирилл вздохнул и повторил:
– Если в твоих терминах, я – «дядя Кирюха», стажер твоего родного бати, взявший тебя под опеку после его смерти. А тут пытаюсь отоспаться, прийти в себя и перестать охреневать. Что еще ты услышать-то хочешь?
– Правду!
– Так ее я и говорю. Ты ж с детства чуял, когда тебе врут. Вспомни, какие концерты устраивал медсестре на ее «Будет совсем не больно». Неужто вымахал и растерял свою чуйку?
– Это-то тут каким боком? И, по-твоему, я должен просто так взять и поверить, что кое-кто ну очень удобно не помнит все, в чем его обвиняют?
– А есть другие варианты? Огласите весь список, пожалуйста.
Казалось, еще секунда – и они просто в горло друг другу вцепятся, но тут случилось странное. Прямо посреди комнаты появились призрачные фигуры, молодой мужчина и мальчик. Изображение было очень условным, будто нарисованное световым карандашом. Фигуры говорили, и звуки долетали до Дмитрия и Кирилла, как из колодца, гулко и приглушенно.
– И чё, ты не можешь даже лего купить? На фига ты такой бесполезный? Мой папа мог!
– Твой папа и много чего другого мог. Все-таки старшой, оклад не в пример выше будет, и мамка у тебя при деле была. А я один и столько не зарабатываю, Димон, чтоб на эту хрень деньги тратить. Нам жрать нечего, а тебе игрушку вынь да положь!
– Зачем ты вообще меня взял? Не хочу жить с тобой! Хочу к папке! И маме! – Мальчик разревелся и начал мутузить мужчину. Тот аккуратно приобнял ребенка, даже не пытаясь уклониться от ударов.
– Так нет их больше, Димон. Смирись. В приюте хуже. Со мной худо-бедно, да вырулим. Обещаю. Потерпи только чутка, мне тоже это все впервой.
– Ни фига не хуже! Ко мне оттуда воспитатели приходили, предлагали! Там кормят вкусно и игрушек завались!
– На словах-то, конечно, супер. А на деле либо битый ходишь, либо сам от тоски бьешь. В приюте от вас, считай, откупаются – едой, игрушками, одеждой, но до тебя никому дела нет. Уж лучше впроголодь, но со своими, чем туда.