Остальные русалочки замерли, как одна, вздохнули и посмотрели на Татьяну. Та кивнула:
– Да, Ляля все поняла верно. Теперь нас покинула Марго.
Проснувшись, Кирилл осторожно сел и прочистил уши – разбудившее его ощущение, словно на границе слышимости пищит коробка котят, никуда не делось. А в Димке, видать, взыграли сыновьи чувства, поскольку на остове дивана лежала вполне себе годная подушка, Кирилл оказался накрыт одеялом, а у изголовья кровати стоял тот несчастный чемоданчик, который они выронили по дороге. Сколько ж, наверное, часов ушло на поиски… Самого парня в гараже не наблюдалось, но на столе нашлись какая-то лапша с хлебом и огромная кружка чая. Хмыкнув – по ходу, шкет оттаял, – Кирилл, недолго думая, на всякий случай открыл чемодан. Опа, даже смену одежды раздобыл! Правда, странноватую. Сложно не выделяться, когда на тебе малиновый костюм, так что про вкусы с пацаном точно стоило перетереть. А вот рубашку сменить уже откровенно хотелось, и, достав в итоге только ее, Кирилл скинул старую, набросил на плечи свежую и заозирался – воевать с мелкими пуговицами без зеркала не привык. Оно нашлось неподалеку, над умывальником, но, подойдя к нему, о пуговицах Кирилл забыл напрочь.
Нет, в целом он понимал, что где-то на свете существуют идеальные бодибилдеры. Ну, такие, у которых рельеф мышц четкий, а кубиков на животе больше, чем клеточек в тетрадке по алгебре. Когда он по молодости ходил в местную подвальную качалку, там повсюду висели как раз фотки всяких Шварценеггеров и Сталлоне, ясно показывавшие, каким именно мужиком ему никогда не стать. Потому и совершенно неожиданно оказалось увидеть все это богатство у себя. Мощные грудные, четкий пресс, и все мышцы так ярко прослеживаются, словно он пару недель перед чемпионатом сидел на сушке. Оценив тело на «полный отпад», Кирилл с тихой надеждой расстегнул ремень и отогнул резинку трусов. К некоторому его разочарованию, здесь изменений не наблюдалось. Будем считать, что и так неплох. Как назло, именно в этот момент скрипнула дверь гаража и раздался знакомый, чуть тянущий слова голос:
– Я даже спрашивать не хочу, что ты там ищешь. И на случай, если забыл – моя подруга все еще с нами.
Кирилл поспешил застегнуть брюки, заправить рубашку и повернулся к сыну. Очень непривычно было вместо мелкого пацана с вечными карамельками в зубах видеть это вымахавшее нечто, неуловимо напоминавшее ему манекенщиц. Димон оказался смазлив и манерен – ну вылитый батька – и одевался как пижон. Будь они ровесниками, Кирилл наверняка набил бы ему морду. Хотя с технической точки зрения они как раз ровесники, учитывая имеющуюся в наличии двадцатишестилетнюю версию мозгов Кирилла… И тут из воображаемой коробки с котятами очень громко и четко донеслось:
– Инструмент он свой проверяет. Понять можно: ежели б мне Чернобровка столько раз его оторвать грозилася, я б тоже по утрам первым делом сверялся с наличием.
Кирилл недоуменно заозирался, потом хлопнул себя по лбу и применил моргание по методу Запоича. Сперва сбился, но на второй итерации набрал нужный темп – и вуаля, гараж наполнился ранее не виденными им домовыми, почти целым табором. Бедняга вздохнул – приватное исследование своего тела явно было далеко не приватным – и покосился на сына:
– Что еще за Чернобровка?
– Я думал, ты знаешь. Они только про нее и говорят. Причем в качестве основного аргумента, почему о нас надо заботиться, а не кожу сдирать.
Кирилл почесал щетину. Оторвать ему конечность-другую всегда грозились многие, и опыт подсказывал: вряд ли с годами этот круг сузился. Он развел руками:
– Никаких звоночков. Я по молодости, конечно, многих дам достать успел, но с твоим появлением несколько остепенился. Если только какая краля, наоборот, обиделась, мол, внимание уделять перестал?..
Димка смотрел на него со странным прищуром, словно не верил ни единому слову, и, перебив, поинтересовался:
– А рубашку где взял?
Точно же! Когда ребенок о тебе заботится, первым делом надо поблагодарить. Рубашка, костюм, пусть и уродский, – это все такие же признаки детской любви, как коник из желудей и пластилина. Даже если стремные – надо делать вид, будто рад подарку.
– О, да, отдельное спасибо тебе за одежду и за чемодан! Только я чёт немного трушу пока в современной моде ходить, но рубашка хороша. И спасибо, что вообще полез его искать, мне очень…
– Я ничего не искал.
– Не понял?
– Если мы сейчас про твой упавший во время прыжков гибрид саквояжа с барсеткой – я ничего не искал.
Кирилл ошарашенно посмотрел на сына:
– Но вот же он. Как не искал-то? А откуда он тут тогда? – и резко осекся, вспомнив, что и в ресторане чемодан оказался без каких-либо усилий с его стороны. Очень медленно отошел, рванул с себя рубашку и кинул подальше. В повисшей тишине кто-то из домовых захрустел попкорном, и на него тут же зашикали товарищи.
– Как я понимаю, рубашка лежала в нем?
– Да, с костюмом вместе.
– Но ты вроде бы говорил, что он пустой?
– Был. Был совершенно пустой. А сегодня открываю – там одежда.
Оба осторожно подошли к чемоданчику. Кирилл сглотнул.
– Может, у твоей Спящей Красавицы спросить, не ее рук дело?
– Моя Спящая Красавица вот-вот живот от смеха надорвет и комментировать происходящее отказывается.
Кирилл снова почесал щетину:
– Ну, наверное, он не особо и опасный тогда?
– Или она после всего виденного твоей смерти хочет. И я бы не стал ее в этом винить.
Насупившись, Кирилл присел перед чемоданом и выжидательно уставился на сына:
– Открываю?
– Угу. Показывай давай свой костюм.
Щелкнул замочек, крышка поднялась, и перед их глазами предстало девственное ничего. Ни малейшего намека на одежду. Кирилл завопил:
– Да как так! Тут же целый костюм был! Мне же не померещилось – вон и рубашка все еще валяется! Какого хрена?
Дима взял чемодан в руки, внимательно осмотрел. Несколько раз закрыл и открыл – ничего не изменилось. Отложил. Повертел в руках рубашку, разве что на просвет не изучил и вынес вердикт:
– Одежда как одежда, можешь обратно напяливать. А насчет чемодана… Эй, мелкие, не вы притащили?
Самый представительный вышел вперед и глубоким мужским басом затараторил:
– Не-не-не, чё хошь нам лепи, ментяра, но токмо не это. С бесовщиной мы связываться зареклись.
– Бесовщиной? – насторожился богатырь при исполнении. Домовые мелко-мелко закрестились, правда, путая руки и направление действий.
– А то ж! Бесовщина сие, самая настоящая. Одно слово – Чернобровка! – выпалив это, он старательно заозирался и очень аккуратно, даже несколько пугливо, сплюнул. Вроде как и показал, что знать не желает, а вроде как бы и не то чтобы прям совсем категорично.
Напяливший рубашку обратно Кирилл запоздало пожалел о своей горячности – далеко не все пуговицы выдержали решительный порыв. Заметив это, какой-то расторопный домовенок присвистнул – и на Кирилла буквально налетела гора маленьких хозяюшек с иголками, вмиг пришивших все на место и так же быстро отскочивших обратно. На ногах он удержался только чудом. Покосился на тарелку с лапшой. Горестно вздохнул. Солидный домовой снова вошел в роль радушного хозяина:
– Да чего ж мы гостя дорого-то голодом морим? Садись, друже, отобедай чем бог послал.
Дима насупился, что его допрос прервали, но Кирилл лишь хмыкнул, сел и с подозрительно доверчивым лицом вновь повернулся к домовому:
– А как тебя, батюшка, звать-то?
– Пал Палыч, – аж раскраснелся он, гордо надув грудь и подбоченясь.
– Милостивый Пал Палыч, вы вот толкуете, толкуете, а я никак не смекну, какую такую Чернобровку поминаете. Видать, моя знакомая?
С одной стороны, вопрос для домового был явно неудобный, если не сказать неприятный. С другой – к нему обратились вежливо, да еще и по имени-отчеству. Когда комок самовлюбленности тяжело вздохнул, Кирилл возликовал: уловки старика Радаманта все еще работали, и дело в шляпе. Однако ответ несколько сбил спесь с него самого:
– Ну тут вишь какое дело… – промямлил глава домовых, нервно сминая полы рубахи и жалостливо глядя спросившему прямо в глаза. – Жинка то твоя… Мои соболезнования.
Глава 12. Чем меньше женщину мы любим, тем дальше стоит отбежать
– Пап, а почему ты не женишься на тете Марине, если она так этого хочет?
– Не вижу ни одной причины жить с некоей склочной дамой только потому, что несколько десятков лет назад она научилась кусать других женщин.
После внезапной новости о неизвестно откуда взявшейся и уже успевшей благополучно почить жене Кирилл, преследуемый охреневше-пристальным взглядом сына, чуть ли не в один присест влил в себя местную версию доширака и сейчас внимательно разглядывал портрет Чернобровки, запечатленный расторопными домовыми. Нет, брови у той и вправду были черные и довольно выразительные. И волосы тоже иссиня-черные, страшной кляксой растекшиеся вокруг лица. А вот огромные ярко-красные глаза в совокупности с частоколом острых зубов наводили сразу на две мысли: либо вкусы в дамах самого Кирилла оказались крайне специфичны, либо портрет вырисовывался скорее психологический. Преступления неизвестной «жинки» изобличались с особой обидой:
– Она нам пить, считай, запретила! Больше бутылки в день нельзя!
– И воровать! Типа плохо! Да кому ж плохо, нам так очень даже хорошо!
– И машинки поганить тоже не моги, а то осерчает!
– Наоборот, мол, охраняй! Да мы ж его охраняем, охраняем, а эта падла профессорская еще и словами длинными говорит!
– Вот да! Разве ж дело при приличных людях всякие экзорцизмы и фразеологизмы упоминать!
Сидевший рядом Димка гробовым голосом уточнил:
– Жениться-то ты когда успел?
– А я знаю? Мож, она как ты, приемная?
– Батя!
– Ну а шо? Откуда еще у меня бабе взяться, если не чудом?
Домовые продолжали вразнобой голосить, осторожно-обличительно тыкая цветными карандашами в картинку. Говорили все хором, старший, Пал Палыч, только кивал со скорбным лицом, и вы