итает другого и беднягу шофера.
– Хм-м, вон оно как. Но обратно-то за три управятся, не почуют подвоха?
– Просто решат, что теперь-то водитель дорогу знает, – пожала плечами новенькая. – У нас похожие ситуации постоянно возникают и сами по себе, без чар, поэтому не волнуйтесь. И еще раз большое спасибо за уделенное нам время в целом и такое чуткое отношение в частности.
Окончательно расплывшись в довольной улыбке, Котов-Шмулинсон таки ушел, оставив четверых учащихся наедине. Гена внимательно разглядывала Екатерину, параллельно мотая на ус ее разговор с Пандорой.
– Но если честно, пока мы ехали, они друг друга чуть не поубивали.
– Ты точно хочешь тут жить? Здесь реально, кроме нас, вообще никого, только учителя.
– Именно поэтому и хочу – тебя защищать надо, – прямо выпалила новенькая, немало удивив этим и медведицу, и Ганбату.
– Защищать? – тут же уточнил вампиреныш, и Пандора поспешила пояснить, пристально глядя на подругу:
– Катя в широком смысле имеет в виду. Она мой вассал и всегда очень серьезно подходит к своим обязанностям. Ты не против, если она с нами поиграет?
– Шутишь? Да это офигенно! Она тоже любит Акиру?
– Нет, на нем у нас Дора специализируется, – мягко откликнулась блондинка. – Но я не против присоединиться или своим позаниматься, не волнуйтесь. Главное – рядом. Кстати, можно сделать с тобой селфи и родителям послать?
– Можно! А зачем?
– Ну-у… – замялась было та, но Пандора положила руку ей на плечо:
– Ганбате можно говорить как есть, все хорошо. Он поймет.
– В общем, мои предки и слышать ничего о дополнительных расходах не желали, пока не узнали, что ты тут, – каким-то отстраненным голосом пояснила Катя. – Они про наши с Дорой договоренности не в курсе, а вот твоего отца знают очень хорошо. В их мире возможность подружить дочь с Русопольским-младшим – одна на миллион.
– А-а-а, подхалимы, понимаю, да, – закивал вампиреныш. – Но я только рад буду с тобой общаться, ты же подруга Доры!
– Спасибо, – продолжала улыбаться ему девушка. – Но мне будет приятнее, если тебе захочется общаться со мной именно потому, что это я, а не просто подруга Доры. Или не общаться, потому что я – это я. Думаю, в процессе разберемся.
– Пока мне все очень нравится! – радостно отозвался Ганбата, и они сделали селфи, по настоянию Кати, втроем с Пандорой – мол, неплохо бы напомнить родителям, благодаря кому она тут. Потом та посмотрела наверх, на Гену:
– А ты чей вассал?
– Моя! – по привычке ответил за нее вампиреныш. Большую часть времени медведица игнорировала окружающих, поэтому Ганбата привык говорить сам. Однако прямо сейчас ей внезапно захотелось включиться в разговор, а суверен помешал – и это тоже бесило.
– Ого, – удивилась Катя и, немного подумав, посмотрела на Пандору и выдала совсем уж странное: – Прям о-го-го. Я же правильно поняла, тогда…
– Ну да. Если Ганбата Русопольских, то она – Потапова, – пожала косичкастая плечами.
– А вот тебя лезть в это вообще не просили, – на автомате огрызнулась Гена. Троица снизу на нее уставилась, и сделалось как-то неуютно, хотя виноваты были они. – И нечего так смотреть.
– Гена, а ты не хочешь погулять? – осторожно спросил Ганбата.
– Нет! – отбрила та и легла обратно. И тут же мысленно чертыхнулась: так новенькой, которую хотелось поразглядывать, оказалось совершенно не видно, а вставать снова было бы слишком тупо.
– Если что, мы обидеть не хотели, честно, – продолжал вампиреныш, – но деваться мне некуда, а в другие комнаты нас Тимофей Иванович не пустит, сама слышала.
«Ничё не слышала, – подумала медведица. – Но вам, пожалуй, про это знать не обязательно. И вообще, надо как-то спуститься под благовидным предлогом».
– Ну и сидите тут тогда, а ко мне не лезьте! – рявкнула она в ответ.
«Блин, не то!»
– Как скажешь, – отозвался вампиреныш. – Насколько я понял, девочки сейчас пойдут интернат смотреть…
– Не, мы вечером, когда солнце сядет, – отмахнулась, к радости Гены, Пандора. – Как раз покажем Кате всё и вместе ко мне пойдем. Твоя вассал, если захочет, сможет к нам присоединиться.
– Не имею ни малейшего желания.
«Имею! Имею, блин!»
Гена привыкла спорить и отказываться, и слова срывались с губ быстрее, чем мозг успевал дернуть стоп-кран. К тому же Дора чем-то неуловимо бесила, почти нарываясь на драку. Но при этом новенькую – первую увиденную настоящую девушку ее возраста из плоти и крови – очень хотелось разглядывать, и, лежа на кровати, медведица судорожно пыталась придумать хоть какой-то выход из сложившейся ситуации. Желательно еще и гордость не растоптать бы при этом. К счастью, вселенная не иначе как сжалилась, ибо на этаже снова зазвучали шаги, а дверь комнаты открылась, и на пороге нарисовалась какая-то взлохмаченная женщина с тетрадкой. Гена пару раз видела ее в столовой, значит, из преподавательского состава, но кто – медведица не знала. Та, однако, вообще не тратя времени на объяснения, насела на Пандору:
– Надеюсь, ночью я вам помогла? Видала, как шандарахнуло? Я поняла, что делать! Мы можем справиться. Точнее, я могу справиться. Но есть нюанс.
– Привет, Ирина! – традиционно радостно отозвался Ганбата, отлипая от «Сладких небес». – Помощь мне не помешает, без Сашки с Сайонджи вообще неясно, чё делать, мы уже все перепробовали.
Та помахала ему рукой. Очередная подруга Пандоры, что ли? Скольких она планирует с ним перезнакомить? Тоже дочка подхалимов? Косичкастая поспешила представить девушек друг другу:
– Ира, это Катя, моя… вассал. Катя, это Ира. Как ты помнишь, среди друзей моих родителей водились и такие, от которых буквально кровь в жилах стыла. Ира из той оперы.
Ученица и дамочка с тетрадкой оценивающе друг друга оглядели, пришли к какому-то выводу и почти синхронно кивнули в приветствии. Дора продолжила:
– Там наверху Гена, вассал Ганбаты, – и многозначительно посмотрела на Ирину. – Можешь вкратце рассказать свою идею?
– Могу. Тебе она вообще не понравится, но вариантов нет, – развела руками пришедшая. – Я подняла старые записи – очень старые, местами даже опалившиеся, если ты понимаешь, о чем я. Чего б там наш общий знакомый ни думал, он все-таки не специалист по горячим женщинам, и шанс у меня есть. Просто очень призрачный. И для него надо то, чего лучше не делать.
Пандора задумчиво посмотрела на Ганбату, Катю, глянула в окно и, приняв какое-то решение, уточнила:
– Что именно тебе нужно?
Пришедшая снова развела руками, словно объясняла очевидное:
– Все банально, Дора. Если хочу выжить – я должна писать.
Глава 9. Прогресс любой ценой
У меня опускаются руки. Постоянно. Каждый день. Но потом я вижу тебя, вспоминаю ту даму из кофейни, которая меня ненавидит, и на сердце сразу становится теплее. Вы двое живые, очень живые, вопреки всему. И я сам становлюсь живым.
После возвращения из АСИМ Богдан Иванович изо всех сил старался вести себя как прежде, но, с учетом обстоятельств, стоило ему это изрядной толики самообладания. Задумчивая Татьяна, отвлекавшаяся от своих мыслей только ради очередной замены его нормального кофе собственным, по вечерам составляла теперь патриарху компанию – казалось бы, радуйся, но изнутри вампира грызли обреченность и волнение. Им нужно поговорить. Если он и вправду собрался претендовать на ее время и расположение, то обязан подать голос и затронуть тему, которой много лет старательно избегал.
«Я уж молчу про щедрые покупки твоего папаши».
Татьяна тоже слышала слова сестры, и Богдан Иванович гадал, придала ли она им значение, или причина молчаливого созерцания русалкой города крылась в ином. Будь его воля, он бы и дальше обходил прошлое стороной, но…
«В итоге ты решил остаться или сгореть на пути к чужому светлому будущему? Не хочу намекать, Богдан, поэтому скажу прямо: судя по текущим поступкам, ты очень хочешь жить, но совершенно забываешь – в одиночку не протянет никто».
Да, кажется, именно тогда он и попытался возразить. Удивительная все-таки штука – подсознание: патриарх явственно помнил огромную волну, вдавившую его в песок, и сопровождавшие это ужасающие ощущения удушья и агонии в легких. Конечно, с самого «рождения» вампиром потребности в кислороде он не испытывал, а лишь прилежно шевелил грудной клеткой, дабы собеседники не заметили подвоха. Особенно сей навык пригодился в эпоху, когда высший менеджмент повально увлекся НЛП[1]. Еще бы, проблем не избежать, если каждый второй пытается подстроиться под твое дыхание, а у тебя – хоп! – и нет никакого дыхания. С тех пор востребованность столь искусного притворства постепенно спадала, но по старой памяти и сам Богдан Иванович симулировал работу легких, и сотрудникам постоянно об этом напоминал. А в том закутке сознания, куда его затащило воспоминание Марго, дыхание казалось вовсе не таким уж и ненужным конструктом. Она списала это на память тела – и пожурила его за полное игнорирование оной. Там вообще был длинный список доработок.
Патриарх скользил глазами по документам, ожидая своего секретаря, и старательно думал о другом. Насколько ему помнилось, в мировой политике идея замалчивания неудобных вопросов применялась с завидной регулярностью. Мало ли что натворили наши предшественники, мы не несем за это вины, потому всей страной сделаем вид, будто никаких спорных моментов не было, – и далее длинный список условных подписантов. Однако сам Богдан Иванович видел принципиальную разницу между принятием на себя вины за ошибки прошлого и признанием самого факта наличия оных. Последнее, казалось ему, не влекло за собой первое, но позволяло протянуть руку затаившему обиду соседу и хотя бы попытаться снизить вред.
Хотя в конкретном случае не то что снизить – его и описать-то невозможно…