Воспоминания о богатыре потихоньку утянули мысли совсем в другую сторону. С племянницей еще худо-бедно понятно. Баранов даже практически убедил Ипполиту, будто тут ничего необычного, простая семейная взаимовыручка, но либо та чего-то не знала об остальных родственных связях, либо Игорек и вправду на ее глазах вписался за совершенно левых для себя детей просто потому, что они дети. Нет, единорог тоже несла ответственность, подписывала документы, как и остальные сотрудники, но в случае с богатырем банальным соблюдением устава не пахло в принципе. Одно дело – когда ты обязан, совсем другое – когда сам считаешь что-то своей обязанностью. При всей любви к Ирине Ипполита не рискнула приблизиться к Феникс – а новенький буквально требовал дать себе такую возможность, не зная ничего ни про защитные перья, ни про истинную природу ученицы. Ребенок в беде – и Игорь немедленно спешит на помощь, такого единорог раньше не встречала. Тимофей Иванович рассказывал: мол, Баранов последние лет пятнадцать, а то и больше, вообще не отсвечивал, занимался какими-то грязными делишками для далекой ветви волчьей стаи в местечковом автосалоне, геройств ноль, подозрений столько же. Вряд ли его поведение кардинально изменилось за пару недель пребывания в интернате. Возможно, даже наоборот: отпала необходимость притворяться?..
Ночь шла своим чередом, Ипполита вовсю дымила, а страх перед ведьмой под боком постепенно сменялся странным, неожиданным негодованием. Уж лучше бы девочке и вправду оказаться белой и пушистой, а ситуации – разумной и правильной. Иначе никак нельзя.
В конце концов, из-за Добротворской рисковал Игорек.
Знай Баранов, что именно о нем думает коллега, уже бы выкатил грудь колесом и преисполнился гордости. Однако не только Гене, но и ее дяде телепатия доступна не была, а посему он грустно кис в кабинете Альмы Диановны, поскольку, прежде чем они с Кириллом успели хотя бы рот раскрыть для обрисовки краткой сводки с полей, вперед, аки рекламщик из парфюмерного корнера в ТЦ, выскочил Роман. Судя по направлению дискуссии, медбрат хотел прервать отпуск и вернуться к своим рабочим обязанностям, а Альма Диановна – не видеть его как минимум до конца июля. Он настаивал – мол, трагедия может повториться. Лютая парировала: хороша трагедия без единого заусенца, повторится – не беда, лечить никого не нужно, а теперь будьте добры покинуть территорию интерната, на которую просочились без разрешения. Нет, в другой ситуации Игорь, может, даже насладился бы приятным препирательством с начальством не собственного исполнения (болея, как можно догадаться, совсем не за госпожу директора), но после всего пережитого хотелось отчитаться и спать, а не вот этого концерта. Однако энергичный медбрат продолжал:
– Альма Диановна, но поймите же вы, тут банально повезло!
– Роман, до тех пор, пока вы не представитель прокуратуры и не министерский проверяющий, очень прошу вас не списывать результаты высокого профессионализма и слаженной работы коллег на пошлую улыбку фортуны. В противном случае и я могу выдвинуть встречное и столь же голословное предположение. К примеру, что отсутствие каких-либо травм у учащихся и педагогического состава напрямую связано исключительно с вашим пребыванием в отпуске. Как говорится, пациент нуждается в уходе врача, и чем дальше последний уйдет – тем лучше.
Медбрат не унимался:
– И тем не менее я вынужден настаивать. На территории интерната находятся несовершеннолетние, мало ли какие оказии могут случиться за лето? Далеко не всем подростки готовы делиться с учителями.
– Ага, а к вам, Роман, побегут с раскрытыми объятиями? – посмотрела поверх очков Лютая. – Вы сами написали заявление на отпуск, лично и в красках рассказали нам с Тимофеем Ивановичем, в каком именно гробу с тапками какого цвета видели любые попытки связаться с вами летом, и умотали в закат. И все это только ради того, чтобы вернуться и снова изводить меня, но на этот раз требованиями отпуск отменить? Не думали на всякий случай обратиться к коллегам, проверить свою душевную организацию? Кажется, в ней некоторый дисбаланс.
– Альма Диановна! – почти взвыл медбрат, до боли напомнив Игорю самого себя. – Вы прекрасно знаете, почему я хочу вернуться. Может быть, перестанем ломать комедию?
– В отличие от вас, – смерила его очередным взглядом госпожа директор, – я говорю как есть и отвечаю на ваш прямой запрос. Вы требуете отзыва из отпуска, я поясняю, что это невозможно.
– Но она же тут совсем одна!
У Игоря даже бровь не дрогнула. Ну да, в личный интерес ему верилось в разы больше, чем в страстное желание провести еще пару-тройку дней в этих радушных стенах.
– Не понимаю сути вашей претензии. Все учащиеся находятся под присмотром. В разумных рамках, конечно, с пространством для соответствующей их возрасту личной жизни.
– Все вы понимаете! – возмутился Роман и, мельком глянув на Игоря с Кириллом, внезапно выдал: – Потаповой нужно особое внимание. Сами знаете, девочка ни разу в жизни сородича не видела. Пусть сотрудники нашего чудесного интерната и очень хороши в мести за смерть учащихся, но, раз до подобного доходит, не всегда успешны в профилактике. Мало ли кто или что может покуситься на дочь нашего вожака? Моя задача, как ее вассала, проследить и всячески уберечь…
Лицо Баранова вытянулось. Медбрат – медведь? Откуда взялось «проследить и уберечь», если последний раз, когда Игорь видел хоть кого-то из Мишкиной стаи, те стояли в рядочек и даже глаз поднять не смели? Сонливость как рукой сняло, но директор явно решила добить:
– Очень важные вопросы вы поднимаете, Роман. Но мне одно непонятно: с чего вы решили, будто чужой оборотень справится с защитой ребенка лучше, чем ее собственный дядя?
Ну да, конечно. Стоило догадаться. Мысленно поздравив себя с умением зреть в корень проблемы, богатырь в бегах поставил зарубку обсудить с уважаемой начальницей, точно ли подобная близость идет на руку безопасности Генки. Однако реакция Романа вышла неожиданной:
– Как? Вы сумели притащить в АСИМ его?!
Последнее слово медбрат по-особому выделил, и это немного насторожило. Не меньше, чем деланое равнодушие Лютой.
– Ромочка, я работаю далеко не первый год. Если интернату нужен специалист – интернат получает специалиста во что бы то ни стало.
«Ага, и пофиг на желания того бедолаги», – мрачно продолжил про себя Игорь.
Медведь тем временем не унимался:
– И вы так спокойно об этом говорите? Разве не понимаете значения для нас всех? Скажите, как я могу с ним встретиться?
– Обернувшись? – пожала директор плечами.
Медбрат резко крутанул головой, стопроцентно заставив позавидовать не одну сову, вперил в богатырей взгляд и моментально бухнулся на пол перед Бляблиным:
– Вы – наш герой! Если есть хоть малейшие обстоятельства, в которых мы могли бы помочь…
– Слышь, Бобыль, это, кажись, к тебе, – осовело ткнул Игоря в бок ассистент. Медведь уставился во все глаза, а Баранов только вяло огрызнулся:
– Говорил же, без прозвищ.
– Прости, никак не привыкну. Но я стараюсь, да.
Роман как стоял на коленях, так и таращился (затянувшаяся немая сцена отдавала ревизорщиной), и богатырь в бегах решил воспользоваться этой передышкой:
– Альма Диановна, все живы-здоровы, враг передумал устраивать побоище, а мы хотим спать. Если дополнительных распоряжений нет – может, отпустите наконец?
– Конечно, Игорь Октябриевич, – явно с целью поиздеваться над медбратом ответила госпожа директор. – Не смею вас больше задерживать. Единственное, если не затруднит, убедитесь, пожалуйста, что этот охламон покинул нашу территорию.
Медведь просиял, а Игорь, наоборот, сник. М-да, легко отделаться не получится. Коротко кивнув, богатырь дернул своего так называемого ассистента за рукав и бодрым шагом направился к выходу. Роман поспешил за ними. Поначалу шел молча, но одолжения не сделал и лестнице так на третьей снова заговорил, бегло и восторженно:
– Простите, что перепутал, – но никто понятия не имеет, как вы на самом деле выглядите, а слухи…
– Знаю, – прервал того Баранов, – сам распускал. В этом и суть – если хочется подольше пожить без опасного внимания, над узнаваемостью надо работать.
– А? Да, конечно… А вы вправду присмотрите за девочкой?
Игорь резко остановился, и Бляблин в него практически влетел. Недоуменно забубнил, но, перехватив взгляд, решил лишних вопросов не задавать.
– У «девочки» есть имя. Она не магнитола и не пара носков.
– За Женей… – попытался исправиться медбрат, но Баранов покачал головой:
– Ее так не сокращают. Гена. Скажи спасибо упырям, на которых вы ее спихнули.
Роман немного помолчал:
– Послушайте, я могу понять ваше негодование…
– Да ну? Тоже восемнадцать лет бегал от всего живого без права на ошибку?
– …Попытаться понять, но и вы нас поймите. Тогда, в дуэльном кругу, медведи растерялись. Мой отец был там. По его словам, Михаил требовал невозможного, потому никто и не…
– Все, чего требовал Потапов, – верить в себя и помочь. И никто не откликнулся.
– Но вы…
– И я тоже. Влез сильно позже, когда помогать было уже некому. Из-за сестры. Я испугался – и я понимаю. В результате от меня отказались семья, коллеги, да даже я сам. Но вы… Говоришь, отец? Значит, из ближайших соратников, кого Мишка лично поднял, отмыл, возвеличил. Не полезли. Ни ему, ни мне помочь не решились. А почти двадцать лет спустя – здрасьте, приехали – ты приперся и бормочешь хрень про Гену и присмотр? Вы ж всем стадом заявили: мол, она нам чужая, никто лапу помощи не протянул. А сейчас внаглую чего-то от нее хотите? Совсем стыд потеряли? – Роман окончательно сник, и Игорь продолжил: – Дай угадаю, на вторых ролях куковать не очень-то понравилось, хочется обратно во власть? Да ведь вот незадача: через голову официального наследника не прыгнуть. Без Гены ни вызов волкам бросить, ни с другими наравне не поговорить. Удобно вышло: дурачки настрадались, а вы на все готовенькое такие раболепные нарисовались, только и надо что послушать советов да сделать как просите. Не медведи, а позорище.