Одаренный — страница 6 из 46

— Водоворот — мысленно произнес я, забыв про существование всех Схематических Конструктов, геометрических фигур и символов-ключей.

Вода повиновалась. Медленно, словно с неохотой, в центре графина начала образовываться вращающаяся воронка. С каждой секундой она набирала силу.

Предел моих магических резервов мне до конца не был известен, но на автомате я перепроверил свои ощущения. Они не изменились. Самочувствие тоже, значит я практически не потратил силы на активацию водоворота. А если еще поднажать?

Графин задребезжал, а еще через мгновение разлетелся стеклянным крошевом. Руку, лицо и грудь тут же обожгло. Больше всего испугали торчащие из моих ладоней стеклянные осколки, измазанные в крови. Я закричал больше от испуга нежели от боли. На звук бьющегося стекла и крика, тут же прибежали дежурные по этажу. Открыв дверь мастер-ключом, двое взрослых ворвались в комнату.

Уже позже, в лазарете, я представил себе картину, которая, наверное, должна была повернуть в шок любого, кто вошел бы в мою комнату после того, как взорвался графин — окровавленный я, с кучей осколков в теле. Окна, кстати, разбились. Так же требовался ремонт стен и замена настольной лампы. — ее сильно покорежило.

Посекло меня осколками основательно. Ладони, грудь, живот, но обиднее всего было за лицо. Я хоть и не считал себя красавчиком, но становиться уродцем со шрамами на лице не очень хотелось. Но после обследование местным целителем понял, что не все так страшно. Да, шрам останется, прямо на правой надбровной дуге и мочке уха, которую лишь чудом не отсекло совсем. Хуже всего обстояло дело с руками, но как заверил меня наш штатный лекарь — Фридрих Евгеньевич Эльцман, завтра с утра он пригласит одаренного целителя, который оказывается имелся при Академии.

Действительно, такой целитель имелся, и он явился на следующий день в лазарет, но был огромный нюанс. Геннадий Аркадиевич был преподавателем старших курсов соответствующего предмета. Поэтому привел с собой весь свой выводок учеников — «на практические занятия», как он выразился. Узнав, кто его пациент целитель отчего-то сильно обрадовался и уже через полчаса я понял почему.

С каким-нибудь дворянином, даже самого мелкого пошива, такой номер наверное бы не прошел, но со мной — простолюдином, вполне. Меня скорее не лечили, а ставили эксперименты. То один, то другой старшекурсник тренировали свои навыки исцеления на моих покорёженных руках. Было не столько больно, сколько обидно.

К счастью, целители-одаренные вреда нанести мне не могли, но вот срастить неправильно кожу и сухожилия запросто, что в принципе и происходило. Все это время преподаватель держал на контроле «анестезирующую формулу», чтобы я не тронулся умом от болевого шока. Хотя тут рехнуться можно было просто от вида во что они превращают мои любимые конечности. Терпел только потому что руки мне были нужны, нет, не в чародейском искусстве, там можно вообще обойтись без конечностей. А потому что оставаться инвалидом с неправильно сросшимися сухожилиями… ну такое себе.

Мои руки «пересобирали» ровно девять раз — по количеству практикантов. От конечного результата работы некоторых псевдоцелителей хотелось упасть в обморок.

Десятая попытка стала последней, после которой Геннадий Аркадиевич лично продемонстрировал все свои навыки, и они впечатлили. Я даже простил ему недавнее массовое издевательство над моими ладонями.

О недавних чудовищных ранах напоминали только белесые рубцы. Такие же рубцы остались после исцеления самых сильных ран на груди и животе. Он даже за секунду срастил порез мочки уха, но вот бровь трогать не стал.

— Это благородный шрам. — выдал он напоследок прежде чем оставить меня одного. — Он тебя только украсит.

Глава 6

Впервые в жизни я был рад своему крестьянскому происхождению. Разбор полетов по чрезвычайному происшествию устраивать не стали ввиду того, что никого не волновала моя судьба. Если бы я сдох в ту ночь, то не думаю, что кто-то в Академии мог расстроится по этому поводу, скорее даже обрадовались бы.

Но оно того стоило! Я имею ввиду проведенный мною тест. Теперь я понимал, что мне не нужны никакие Схематические Конструкты, всякие нелепые символы и руны. Я мог просто приказать воде, и она охотно подчинялась.

Вот и сейчас я лежал в своей комнате, а надо мной парил водный сгусток. Он каждую секунду повинуясь моей мысленной команде менял форму и очертания. Я проводил очередной тест. На этот раз — на собственные резервы силы. Прошел уже целый час, а я так и не почувствовал даже легкую усталость.

Значит нужно что-то посерьезнее. На территории Академии нет водоемов, поэтому серьезные испытания придется отложить до выходных. Но завтра я планировал порыться в библиотеке и задать пару вопросов Троицкой Галине Афанасьевна — наставнику по духовным практикам. Есть несколько тем, которые меня сильно интересовали.

Проснулся я в прекрасном настроении, даже несмотря на то, что спал меньше обычного на пару часов. В столовой, поймав на себе очередную порцию ненавистных и высокомерных взглядов, очень хотелось сотворить что-то такое, отчего дворянчики пришли бы в негодование. К примеру — опустошить их стаканы с напитками, заставив воспарить жидкость. Сконцентрировавшись, я удивленно понял, что мне это не под силу. Одно дело, когда ты управляешь цельным водным потоком, а совсем другое, когда их много, да еще и с разными параметрами. Чай, кофе, соки, вода и так далее. Отчётливее всего я ощущал чистую неразбавленную Воду, остальные напитки воспринимались как-то недостаточно ярко, практически на грани чувствительности.

«Упс» — я поспешил вернуться к реальности — «Есть над чем работать».

Прежде чем рыться в библиотеке, я решил наведаться к Троицкой.

— Скажите мне, Галина Афанасьевна, а сила сопряжения со стихией чем-то измеряется?

— Нуу… — задумчиво понятая она — Понимаешь, Дубравин… градация, конечно, существует, но она скорее номинальная.

— Почему так?

— Нельзя измерить уровень слияния одаренного со стихией. Там все настолько индивидуально, что каждый сам решает на каком он уровне. Все это недоказуемо в степени мистики. Существуют конечно косвенные признаки, но они слишком расплывчаты.

— А какие существуют градации?

— Их семь. Ученик, Наставник, Ученый, Звездочет, Библиотекарь, Архивариус и Владыка.

— Понятно, спасибо. А у вас какой уровень?

— А вот такие вопрос задавать некультурно, Дубравин.

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому что это личное дело каждого. Да и потом, ты никогда не проверишь сказали тебе правду или солгали.

— Тогда другой вопрос — как вы думаете, какой у меня уровень слияния со стихией?

— У тебя… — она задумалась, и ответила только через минуту — Сложно сказать… думаю ты сейчас находишься где-то в районе Ученого.

— Это хорошо?

— Это очень хорошо, Дубравин — она серьезно посмотрела на меня. — Это уровень мастеров и гранд-мастеров, который достигается годами духовных практик.

— Ну так я же говорил, что еще с детства ходил на речку смотреть. Сидел там долго и любовался водой.

— Твой дар скорее всего проснулся очень рано, оттого тебя тянуло к родной стихии, она взывала к тебе. На берегу, ты неподсознательно медитировал, поэтому у тебя такой высокий уровень сопряжение с Водой. Знаешь… пробить потолок струей… Такое не каждый преподаватель сможет.

— А вы смогли бы?

— Ну я же Телекинетик, конечно могу.

— А еще кто может?

— На самом деле немало. Не уверена, что именно водой, но пробить потолок из знакомых тебе людей, смогли бы… Аглая Федоровна например, ректор и еще с десяток преподавателей боевых направлений.

— Аглая Фёдоровна разве одаренная?

— Аглая Фёдоровна, к твоему сведению, Дубравин — гранд-адепт Пирокенетик. Она способна разнести это здание быстрее чем ты моргнешь.

Ух ты! Неожиданно. Наша Оглобля Пирокенетик — стихийник Огня вкупе с Телекинезом. Вот же ядерная смесь. А так с виду и не скажешь, что эта женщина такой крутой персонаж. Долговязая и неказистая.

— И последний вопрос. Если вдруг для манипуляции стихией, к примеру — водой, не нужны никакие формулы, это какой уровень восприятия получается?

— Дубравин… — она очень внимательно и строго посмотрела на меня. — Зайди ко мне после занятий.

После неоднозначного приглашения Троицкой, остальные пары я просидел словно на ножах, пропуская мимо ушей все что преподавали в этот день. Лишь только на физподготовке пришлось выложиться по полной. У строгого Альфреда Елисеевича не забалуешь. Вмиг заставит наяривать десять кругов вдоль забора Академии. Или что еще хуже — запряжет переносить тяжелый спортивный инвентарь, от одного конца стадиона в другой. И так несколько раз. Правда сегодня было фехтование — обязательная дисциплина в физподготовке любого одаренного.

Фехтование мне совсем не давалось. Я перепробовал кучу разного оружия, разве что лук не трогал и метательные ножи. Но так как выбор сделать было нужно, (не голыми же руками мне на спаррингах биться?) я выбрал шест. Конечно же мой выбор был сопровожден многочисленными насмешками и издевками со стороны однокурсников.

— Дайте ему сразу вилы.

— Мне кажется ему лопата подойдет больше.

Ага, я умел управляться с лопатой, вилами и мотыгой. И что? В моих руках это не только орудие труда, но и может стать оружием убийства высокомерных дворянчиков.

Да, шест определенно, что что нужно. Тоньше черенка от той же лопаты, но так даже еще удобнее.

Поначалу, конечно, я страдал с этим шестом. Меня мутузили все, причем совсем не понарошку, хотя драки и рукоприкладство на территории Академии были под строжайшим запретом. Но спустя пару месяцев, под пристальным приглядом Альфреда Елисеевича, я уже более-менее сносно обращался с этой палкой. Получать на орехи начали уже дворянчики, которые со своими короткими зубочистками пытались достать меня. Дистанция наше все. Тем более длинный шест легко позволял контролировать ее.