Нить мелодии неслась сквозь холодную ночь, слова звучали неясно.
– Что это они… Стой, Райз, подожди. Что они поют?
Они замерли, навострив уши и слушая страстную балладу. Квен сразу заподозрил неладное, а теперь, поняв, что это за песня, почувствовал горькую обиду и унижение. Он не подозревал, что существует перевод «Волка и Лунной девы» с волчьего языка. Однако папа без тени стыда выкрикивал девичьи реплики. Роль героя взяла на себя Адуна-со, ее глубокий голос был полон драматизма.
Все это представление со сменой пола было бы даже забавным, если бы не тот факт, что он сам оказался именно в такой ситуации. Во время припева присоединилось еще несколько голосов. Лапис пел великолепно, как всегда. Больше удивило то, что у Твайншафта оказался очень приличный баритон.
Квен хотел незаметно пробраться домой, но затем сквозь весь этот шум прорвался голос Эвера:
– Не надо это, где «пролился ей на зад он фоком капуфты лунной»!
– Нет-нет. Эти строки звучат так: «Понесся к ней назад он с оком, полным грусти лунной…» – мягко поправил Меттлбрайт.
Раздался хриплый смех:
– Ну не знаю, папа. По-моему, маленький братец тебя раскусил.
Это был Гинкго.
– Лунная капуста? – тихо спросил детский голос.
Однозначно Кирие. Маленький метис-дракон болтал вполовину меньше, чем Эвер, но не потому, что не умел.
– Нет, у нас будут орешки, а не капуста. – А затем Арджент слегка повысил голос: – Иди к нам, Элоквент, иначе, боюсь, они никогда не прекратят этот кошачий вой.
Попался.
Он уже подошел совсем близко, когда Хисока Твайншафт открыл ему дверь:
– Добрый день, Элоквент. Или, если хочешь, добрый вечер.
Остальные снова подхватили балладу. Гинкго, кажется, подсказывал им слова, на лету переводя с волчьего. Квен невольно задумался, откуда у полулиса такая сноровка, но вслух он задал более насущный вопрос:
– Даже и не знаю, спрашивать ли мне, откуда вам известно, в какой форме будет проходить сватовство?
– Айла предоставила информацию мне и Суузу. Все необходимые приготовления уже ведутся. – Хисока всмотрелся в его лицо, затем протянул ладонь: – Я был бестактен?
«Твайншафт слишком долго дружит с папой, – подумал Квен. – Иначе как бы кот мог в совершенстве воспроизвести скорбно-виноватое – чисто собачье – выражение лица?»
– Если помешаешь папе похоронить мою гордость на заднем дворе, я с радостью приму любое вмешательство, какое ты сочтешь уместным.
Обычно хладнокровный, Хисока растерялся настолько, что Квен понял: ему удалось удивить кота.
– Обычно ты более закрыт, – сказал Хисока.
– И не так благодарен, как сейчас. – Подойдя к Твайншафту ближе, Квен изобразил «пудинговую» просьбу. – Хочу поблагодарить тебя за то, что ты предложил мне поучиться в старшей школе Нью-Сага.
Лицо Хисоки смягчилось:
– Кажется, эту реплику должен был подать я?
Квен чуть кивнул:
– Скажем так, я приблизился к твоему видению.
– Чаще всего так и бывает. – Хисока приобнял его. – Что ж, можешь рассчитывать на мое вмешательство и дальше.
Элоквент фыркнул.
– Ты доверяешь мне, Элоквент?
– Ты – друг этой стаи.
Хисока чуть склонил голову, как кивнул бы учитель, получив неполный ответ. Близкий, но не совсем верный.
– Чего ты хочешь? – вздохнул Квен.
– Большего. – И кот повторил свой вопрос, слегка выделив одно слово: – Ты доверяешь мне, Элоквент?
Хм, он всегда считал Твайншафта папиным другом. Как и все братья, Квен общался с Пятерыми почтительно и подчеркнуто любезно – как с почетными членами их стаи. Но вежливость – это не доверие. Вера не передается по наследству. Это должен быть его выбор.
Элоквент с особым вниманием выбирал следующие свои слова, взвешивая каждое, настолько это было важно. Однако ответ был для Квена очевиден, как будто он уже давно принял решение. И сейчас Хисока своим вопросом лишь помог ему осознать это. Простая формальность. Взаимное признание.
– Да, – ответил он. – Доверяю, уже довольно давно.
– О-о-о, я следующий! – пропел подвыпивший дракон, кидаясь прямо в объятия Квена. Нарядный и томный, Лапис пьяно выдохнул ему в ухо: – Скажи, что любишь меня, Эло-квент. Разве я не лучше, чем всякие там кошки, лисы и исландские незваные гости?
Хисока понимающе улыбнулся:
– Идем, лорд Моссберн. Сайндер тебе не соперник за место в уютном логове Элоквента.
– Ты же не выгонишь меня на мороз, а, Э-ло-квент?
Квен попытался заглянуть за спину Хисоки, в ярко освещенную комнату.
– Кто такой Сайндер?
– Один приятель из драконьего клана. – Хисока отступил назад и пригласил: – Заходи, ты с холода.
Лапис трелью выразил свое согласие, продолжая с жалобным видом висеть на Квене.
Квен, которому надоело, что его задерживают, чуть не на руках внес дракона в просторную комнату, где папа любил отдыхать. Несмотря на доносившийся оттуда страшный гвалт, компания оказалась на удивление маленькой. Наверное, в том, что они подняли такой шум, можно было винить звездное вино. Или Гинкго Меттлбрайта, который только что затянул очередной куплет.
Один только Арджент не пел – и не пил, судя по тому, сколько еще вина искрилось в отодвинутом им бокале. Пресс-секретарь лисиц вежливо кивнул Квену, а затем продолжил лущить орешки гинкго для сидевших у него на коленях детей.
Эвер пытался отнимать угощение у Кирие, но Арджент что-то сказал ему, и мальчик тут же обернулся:
– Братифка!
– Веселитесь? – Квен осмотрел комнату, но исландского соперника Лаписа нигде не было видно.
– Да!
– Помогите мне устроить для лорда Моссберна уютное и теплое место.
Мальчик тут же бросился к куче шкур и, подтащив одну, бросил рядом с Арджентом.
– Лапиф с нами. Я грею Лапифа.
– Если ты настаиваешь, – пробормотал дракон с лицом, полным слепого обожания.
Арджент помог накинуть мех Лапису на плечи. Не успел Эвер забраться повелителю драконов на колени, как лис пристроил туда же и Кирие. Вместе теплее.
Предоставив малышам потчевать Лаписа орешками гинкго и своей болтовней, Арджент учтиво указал на подушку с другой стороны:
– Садись.
Квен сел.
Арджент был относительно новым членов Пятерки. Квен видел его редко и почти не знал, несмотря на то что у них был общий интерес – воспитание метисов.
– А вот и он, мой сын-невестушка! – загудел отец. – Достойное сватовство, правильное ухаживание!
И тут же рядом со своим старым другом оказался Хисока и провозгласил тост, спасая достоинство Элоквента, как тот и просил.
Арджент поднял свой стакан вместе с остальными, вежливо сделал глоток и заинтересованно вздернул бровь:
– Человек?
– Да.
– Почему именно она?
Квену такой вопрос показался несправедливым. Сам Арджент тоже выбрал человека.
– А почему вы выбрали свою соратницу?
Лис усмехнулся:
– Она – маяк.
Элоквент подавил смятение и разочарование, после чего понял, что не верит. Арджент, наверное, ему лгал. Или, по крайней мере, что-то недоговаривал.
От Арджента, казалось, не укрылся ход его мыслей, поскольку он дал другой ответ:
– Я доверяю ей.
– И все?
– Отнюдь, – улыбнулся тот. – Но, не завоевав прежде моего доверия, она не смогла бы получить всего остального.
В этом Квен видел смысл. Эти слова Арджента казались правдивыми.
– А как зародилась ваша привязанность? – осведомился лис.
Неужели слухи уже поползли?
– Это вышло случайно, – тихо признался Квен.
– Счастливый случай или невезение?
– Что за вопрос?!
– Тебе нечего ответить? Занятно.
– Я не слышал, чтобы вы распространялись о радостях своей любви.
– А я мог бы. – И Арджент спросил прямо: – Ты принял предложение барышни Миябэ по личному выбору или в интересах дела?
Квен стиснул зубы. На первый взгляд у них с лисом было немало общего, и они могли бы поладить. Так почему Арджент его подстрекает?
– Вы пытаетесь меня оскорбить? – спросил Элоквент, сжав кулаки.
– А ты уже и разозлился? – Лис неодобрительно поцокал языком.
Квен справился со своим раздражением. С трудом.
Арджент продолжил:
– Многие Сородичи придут к выводу, что на тебя оказывает давление твой отец. Что ты следуешь его примеру, поддерживаешь его политику, повторяя его действия.
Элоквент уже открыл было рот, горькие слова протеста вертелись на языке. Но… он же слышал так много рассказов о том, что привело к Открытию. Арджент смягчил правду, придав фактам свою собственную интерпретацию. И помог ему вовремя разглядеть ловушку. Попытка прояснить ситуацию единственно честным путем означала бы, что он раскроет тайны клана. А если он просто станет все отрицать, могут подумать, что он не поддерживает политику отца.
– Найдутся те, кто поверит, будто ты – превосходная возможность. Выходец из первого прирученного клана, ты как никто понимаешь необходимость пристального наблюдения и тщательного документирования. Будто ты и твоя пара-человек согласитесь размножаться в неволе, чтобы доказать, что твой младший брат отнюдь не случайность.
Страх и ярость так бушевали в Квене, что он впился когтями в пол, чтобы не наброситься.
– Тц-тц.
И тут появился папа, обнял его сзади, удерживая на месте:
– Ну, ну, полегче. Расслабься, сынок. Хотя за последнее высказывание я и сам его придушил бы.
Арджент фыркнул:
– Ты пытался сделать и кое-что похуже.
– Осмелюсь предположить, тебе приходилось слышать и гораздо худшее, – сказал Хисока, присев на корточки рядом с Квеном. – Прости Ардженту эту бесцеремонность. Он играет эту роль… по моей просьбе.
Квен замер, ему стало совсем плохо. Это насмешка? Или того хуже? Он не ожидал, что их друзья способны на такой некрасивый поступок. К его стыду, глаза наполнились слезами.
Кто-то выругался. Наверное, Гинкго. Кто-то расплакался. Бедный, милый Кирие. Кто-то ругал папу. Определенно Адуна-со. А кто-то его обнял. Сначала Квен подумал, что это, должно быть, Лауд, и обмяк от облегчения. Но когда глаза прояснились, он понял, что принял серебряные волосы за белые. Он был в объятиях Арджента, и лис держал его