— Нужен адвокат или не нужен, шефу, согласитесь, виднее…
— Тогда зачем мы при адвокате?
— А это вообще вопрос риторический. Ответ на него вы сами прекрасно знаете. Адвокат, даже самый «блестящий», в одиночку никакое дело не потянет. А сор выносить из избы категорически нельзя. И, кроме того, вам ведь такая работа нравится? Это же намного интереснее, чем бумажки с места на место перекладывать, рисовать графики с диаграммами…
— Ну, не знаю… Может, лучше уж бумажками шуршать, чем быть на побегушках у этого мачо.
— Мачо? Почему мачо? — удивился Савелий Ильич.
— Потому что мачо! У него на лбу написано, что всей его жизнью и деятельностью управляет отнюдь не голова, а совсем другой орган.
— Женечка, — замахал руками Заставнюк, — успокойтесь, я умоляю! Я не понимаю, что на вас такое нашло. Может, не в Гордееве дело?..
— А в чем же тогда?
— Не знаю. И даже предполагать не стану. Ваше личное — это ваше личное. Просто последние дни вы ходите как в воду опущенная.
— Неправда.
— Хорошо, неправда. Вы веселы и энергичны как никогда.
— И это неправда, — вздохнула Женя.
— Ну, не расстраивайтесь вы так. Хотите, расскажите мне, излейте душу. В конце концов, я уже настолько стар, что на мою принадлежность к мужскому роду можно не обращать внимания.
Она ничего не ответила.
— Это из-за Володи, который заходил за вами раньше каждый вечер, а теперь перестал? Вы поссорились? Расстались? Или Гордеев вам все-таки понравился?..
— Что вы, я вся трепещу от восторга!
Заставнюк разлил чай и, забыв о пояснице, сходил к холодильнику за ананасом и сыром, изготовил несколько сочных слоек — сыр-ананас-сыр.
— Не знаю, Женечка, Гордеев, по-моему, вполне нормальный товарищ, вовсе даже не мачо. Заносчивый? нет. хвастливый? нет. Конечно, понадобится некоторое время, нужно притереться, получше познакомиться. Раз начальство хочет, чтобы мы работали вместе, значит, будем работать вместе…
— Была большая и чистая любовь, которая мелко и грязно закончилась.
— Что, простите?
— Сводка с личного фронта.
— Да-да, я понял, — сконфуженно закашлялся Савелий Ильич. — Бутерброд берите.
Женя, чтобы не обижать старика, откусила кусочек. Заставнюк, пряча смущение, тщательно размешивал в чашке сахар.
— Давайте не будем больше об этом, хорошо? — предложила Женя. — Поможете мне отсмотреть этот бесконечный триллер? — она кивнула в сторону доставленного с утра ящика видеокассет с записями игры Болотникова против «Владимира I». — А я потом помогу вам копаться в Интернете.
Савелий Ильич откликнулся преувеличенно бодро:
— Конечно! Конечно, помогу. И еще я думаю, мы можем многое сделать из того, о чем Юрий Петрович даже не задумывается, как человек далекий от спорта. Можем просмотреть открытую информацию о предматчевых тренировках Болотникова, выяснить, как он питался накануне каждой партии, сколько спал, сколько тренировался, как держался. Еще обязательно нужно проанализировать отзывы о его игре в прессе, особенно негативные, полюбопытствовать, что у нас на тотализаторах: какие принимались ставки, были ли крупные выигрыши в связи с нарушением регламента… Но, Женя, давайте, прежде чем за все это браться, сыграем в морской бой?
— Зачем?
— Для успокоения нервов. Если вы выиграете, значит, Юрий Петрович — кристальной души человек и все такое, и у нас вместе все получится, а?
— Понятно, — усмехнулась Женя. — Значит, морской бой — игра не азартная, а медитативная. По сети или по старинке?
— По старинке.
Расселись по разным углам комнаты, Женя вернулась за свой стол, тщательно вычертила два поля, расставила кораблики, Заставнюк зачем-то откочевал за пустой стол Гордеева и загородился его монитором. Женя про себя посмеивалась над его наивными стариковскими уловками, наверняка ведь будет играть в поддавки, но кто, собственно, ей мешает играть так же?
— Готовы? — справился Савелий Ильич. — Ходите.
— А-1, — стрельнула Женя.
— Мимо. К-10.
— Ранили.
— И-9.
— Так нечестно, по диагонали корабли не стоят. Поддаетесь?
— Пардон, ошибся. К-9.
— Мимо! В-2.
— Подбили!
— Однопалубный?
— Да. Палите дальше.
— Г-4.
— Опять попали! И опять однотрубник! Просто Цусима какая-то!
Женя решила по диагонали больше не ходить:
— Б-4.
— И снова попали! — с прекрасно сыгранным отчаянием возопил Заставнюк. — Ранили. Женечка, у вас на вооружении спутник-шпион?
— Нет. А-4.
— Фух! Мимо. И-10.
— Еще раз ранили. Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… — промурлыкала Женя.
— А «Варяг» был четырехтрубный, — протянул Савелий Ильич, — но он-то как раз и ни при чем: если у нас Цусима, «Варягу» здесь не место, здесь должен быть крейсер «Аврора». И вообще, у меня тут вторая российская Тихоокеанская эскадра погибает, а я, несчастный вице-адмирал Рожественский, в панике палю куда попало — З-10.
— Добили, вице-адмирал!
— Е-10.
— Мимо! Что тебе снится, крейсер «Аврора»… Б-5! Нет, лучше: «я убью тебя, лодочник! я убью тебя, лодочник…»
— Добили, адмирал!
— Я, значит, адмирал? К-1.
— Вы — адмирал республики Того. Мимо!
Женя услыхала в коридоре знакомые шаги, но предупредить Савелия Ильича не успела: через полсекунды в комнату влетел Воскобойников:
— Чем интересным заняты?
— Да вот в морской бой играем, — невинно заметил Заставнюк. — У Женечки душевное смятение…
Воскобойников недоверчиво заглянул ему за плечо:
— Н-да.
— Савелий Ильич загадал: если я выиграю, наш временный босс Юрий Петрович окажется кристальной души человеком и все такое, — пояснила Женя.
— Вы выиграете, — сказал Воскобойников. — Савелий Ильич совершенно бессовестно вам поддается.
— Собрал все корабли в кучку, да?
— Хуже, — засмеялся Воскобойников. — Он их вообще не нарисовал — рисует прямо по вашим выстрелам.
— Не стыдно, Савелий Ильич? — беззлобно возмутилась Женя. — Пожилой человек, вице-адмирал…
Заставнюку было совершенно не стыдно, он довольно ухмылялся в усы:
— Зато смотрите, куда девалась ваша утренняя мрачность?
— Трансформировалась в предобеденную угрюмость.
— Неправда.
— Правда!
— Нет!
— Да!
— Не спорьте, Женечка, я вас прошу.
— Давайте я вам кое-что поясню, — предложил Воскобойников. — Поскольку весь сыр-бор из-за Гордеева и, насколько я понимаю, он вам свое жизненное кредо не изложил, я попробую сделать это вместо него, чтобы вас, Женя, успокоить.
— Сделайте одолжение, — выдохнул Заставнюк.
— Один мой знакомый, заместитель Генерального прокурора, дал Гордееву замечательную, на мой взгляд, характеристику: профессионал, способный влезть в любую щель, а потом выдать вам юридическое заключение по всей форме, откуда она взялась и кто там живет.
— Проныра, — прокомментировала Женя.
— Не проныра, а виртуоз, — не согласился Воскобойников. — Юрий Петрович, возможно, не слишком знаменит, но у него есть опыт работы следователем в Генпрокуратуре и на его счету — это уже я сам выяснил — десятка три запутанных дел, в каждом из которых он проявил себя с самой лучшей стороны. В принципе он специалист по уголовному праву, но относится к тому редкому типу людей, которые, пребывая отнюдь не в юношеском возрасте, продолжают сохранять способность к обучаемости и главное — большое желание и потребность в этом.
— Ну, я же говорил вам, Женя! — воскликнул Заставнюк.
— Хорошо, хорошо, не спорю. Понимаю, что спорить с вами бесполезно.
— Кстати… — Воскобойников хмыкнул. — Я встречался с начальником Юрия Петровича Генри Розановым. Этот адвокат знаменит и потому в нашем конфиденциальном деле бесполезен. Но речь, само собой разумеется, зашла о шахматах, и господин Розанов рассказал мне забавную историю о Гордееве — как Юрий Петрович участвовал в шахматном турнире среди адвокатов, обязали его участвовать. Так вот, в первом отборочном круге Гордеев проиграл подряд 21 партию. Двадцать одну! Из двадцати двух, которые ему нужно было сыграть. Вам это о чем-нибудь говорит?
— В шахматы он играть не умеет, — ответила Женя.
— Я не об этом. Тех, кто не умел играть, там было предостаточно, но только он один не отказался играть после второго-третьего поражения. Из этого можно сделать, как минимум, два вывода: во-первых, Гордеев — человек обязательный, во-вторых — без болезненного самолюбия и честолюбия. Это значит, что он легко сработается с незнакомым коллективом, нашим коллективом. Человек без необоснованных претензий на лидерство…
— А может, он просто мазохист?
— Мазохисты, Женечка, люди угрюмые и лишенные чувства юмора, а Гордеев — нормальный человек, наш человек. Кроме того, двадцать вторую партию он свел вничью!
— Значит, зануда!
— Знал бы я вас меньше, я бы сказал, что это вы зануда, Женя, — отмахнулся Воскобойников. — Нам же нужен скрупулезный профессионал, а не балагур и не массовик-затейник!
— Нет, по-моему, портретец вполне симпатично выглядит, — протянул Савелий Ильич. — Совсем даже не мачо, правда, Георгий Аркадьевич?
— Конечно, нет.
— Ладно, не мачо! Гаучо без пончо! — сдалась Женя. — Я уже обожаю его всем сердцем и жизни своей без него не мыслю, все довольны?
Воскобойников шагнул к двери и, уже взявшись за ручку, вспомнил:
— Собственно, я к вам шел, чтобы сказать, что Гуревич согласен, например, сегодня поговорить с Гордеевым. Только пусть перезвонит и уточнит время. Или вы перезвоните, Женя.
— Ну что, будем смотреть кино? — спросил Заставнюк, когда шеф испарился.
— Надо запастись кофе, — кивнула Женя, — иначе уснем.
Зрелище действительно оказалось сонное. Для полноты картины Воскобойников достал не смонтированный материал, а записи со всех четырех видеокамер, работавших в зале «Хилтона» во время каждой игры. То есть в среднем три часа каждая партия, да на четыре камеры, да на три партии, которые успел провести Болотников, — выходило, что смотреть придется 36 часов.