Телефон перестал трезвонить. Гордеев выглянул в окно, но там внизу, в темноте, ничего не было видно.
— Вы полежите тут, — попросил он Брусникину. — Я скоро вернусь. Постараюсь побыстрее. Просто полежите, хорошо?
Она ничего не ответила, только зажмурилась еще сильнее.
Гордеев выключил свет и осторожно прикрыл дверь номера. Коридор был пуст. Надо спуститься во двор, посмотреть, что там и как. Но ноги сами понесли его не к лифту, как было бы быстрее, а к лестнице. Необходимо было время, чтобы прийти в себя. Хоть он и чувствовал, что случившееся оказалось гораздо, несравненно круче.
На площадке между четвертым и третьим этажом валялась резиновая перчатка. Гордеев присел около нее, полез в карман за карандашом, чтобы аккуратно поддеть улику и спрятать куда-нибудь до приезда милиции. Рука наткнулась на пачку сигарет. Курить захотелось отчаянно, до головокружения. Закурил. Глубоко затягиваясь, подолгу удерживая дым в легких.
Телефон молчал. Гордеев взглянул на индикатор батареи — жива. Дым стал неприятно едким, горел уже фильтр. Выбросил сигарету в урну, нашел в кармане конверт, в котором лежала фотография Болотникова, переложил в него перчатку, взял с собой. Пусть это и нарушение процессуальных норм, зато улику точно никто никуда не запрячет.
Еле переставляя ноги, спустился еще на один пролет, прислушался. Тишина не была абсолютной: только стихло эхо его шагов, стало слышно, как ровно гудит, видимо, система кондиционирования. сверху доносились приглушенные звуки музыки, а слева кто-то громко спорил. возможно, просто за стеной работал телевизор. Но ни суматошной беготни по коридорам, ни любопытных постояльцев, торопящихся поглядеть на третьего «летуна» за неделю, нигде не было видно.
Телефон снова зазвонил. Гордеев взглянул на дисплей: Щербак, но отвечать не стал, сунул мобилу обратно в карман. Остановился перед последней дверью. За ней холл. Пройти по нему, потом обогнуть здание — хорошим шагом минуты полторы-две. На негнущихся ногах преодолел холл. На улице от фонарей и прожекторов было светло, как днем. А во внутреннем дворе ни одного путного фонаря… Пошел снег. Крупные мягкие снежинки падали медленно, планируя, зависая на мгновение, толкаясь и сцепляясь друг с другом. Опускались на лицо, но холода от этого почему-то не чувствовалось.
Снова захотелось курить, но Гордеев только сунул руки поглубже в карманы и ускорил шаг. Хватит, релаксировать можно до бесконечности. Пора взять себя в руки.
Посреди прохода во внутренний двор сидел на корточках Щербак и курил. Завидев Гордеева, бросил сигарету, поднялся:
— Ну и где ты ходишь? Я звоню, звоню. Уши, что ли, заложило?
— Все нормально? — спросил Юрий Петрович.
— Нормально.
— Совсем нормально?
— Что-то на тебе лица нет, а может, пойдешь в ресторан, коньячку тяпнешь?
— Я спросил: совсем нормально?
— Этот твой даун и тебя, что ли, по голове огрел? Говорю же, все хорошо. Сева повез пацана в больницу. Да на всякий случай! — Николай замахал руками, видя, как резко побледнел Гордеев. — Цел он, испугался только. Вот Сева его на всякий случай и повез, пусть еще врачи пощупают. А я сижу, кровати сторожу.
— Что сторожишь?
— Кровати. Знаешь, надувные такие, с электронасосами. По 120 баксов за штуку, между прочим, а мы их целых четыре купили, ты же сказал, здоровый мужик падать будет. Себя, что ли, имел в виду?
— Никого не имел… — Гордеев наконец вздохнул с облегчением. В первый раз с того момента, как кроссовки мальчика, нелепо мелькнув над подоконником, растворились в темноте. Он переспросил: — Что ты сторожишь?
— Кровати. Знаешь, такие надувные с электронасосами. По сто двадцать баксов за штуку, между прочим, а мы их целых четыре купили… Только ведь ты же говорил, что здоровый мужик падать будет, — это как же понимать? — повторил еще раз Щербак.
— Я себя имел в виду…
— Себя?!
— Теперь уже не знаю точно. Я просто подумал, что он что-то выбросит или сам выпрыгнет. Или меня спихнет.
— Ну, можешь считать, интуиция тебя не обманула. Ментов сам вызовешь или мне вызывать?
— Вызывай лучше ты. — Юрий Петрович присел на мягкую, приятно прогнувшуюся под его тяжестью поверхность стадвадцатидолларовой кровати. — И скажи, пусть психиатрическую «скорую» прихватят, может пригодиться.
Задержание Колпакова не заняло много времени, он никуда не убежал, сидел себе в кладовке и ждал, когда за ним придут. Гордеев дал показания, и его отпустили до завтра, до более подробного разговора со следователем. Он отвез Брусникину домой. Она так обрадовалась, что мальчик жив, что чуть снова не хлопнулась в обморок, а потом бросилась, как сумасшедшая, целовать Юрия Петровича. Щербака Брусникина очаровала с первого взгляда, и он подарил ей надувную кровать. Сдул накачанный воздух и подарил…
Гордеев невесело размышлял о том, сколько вокруг развелось психов. Время такое, что ли? Стрессы, компьютеры, гиподинамия… или конец света близится?..
Он вышел из машины у собственного подъезда и краем глаза заметил, как от припаркованной неподалеку машины отделились две тени. Одну Гордеев узнал совершенно определенно: «улыбчивый», тот самый, что демонстрировал не так давно чудеса боксерской техники.
Юрий Петрович выхватил из-под сиденья бейсбольную биту и искренне пожалел, что отпустил Щербака: двое на одного, даже с битой, может оказаться многовато. Но «улыбчивый», остановившись в пяти шагах, примирительно замахал руками и заулыбался широко и приветливо, как старинному другу:
— Юрий Петрович, мы с самыми добрейшими намерениями к вам. Извиняться пришли…
Спутник «улыбчивого», здоровенный детина в длинном кожаном пальто, вынул руки из карманов, поднял их, растопырив пальцы, и так и застыл. «Улыбчивый» приблизился еще на два шага и тоже поднял руки:
— Поговорим?
Гордеев, не убирая биты, утвердительно кивнул.
— В общем, имело место досадное недоразумение. Мы не поняли ваших намерений и не оценили по достоинству вашего профессионализма, — не переставая скалиться, принялся каяться «улыбчивый». — И в качестве компенсации за причиненный вам моральный ущерб позвольте предложить вам вот это. — Он сделал еще шажок и положил на крышу «форда» пухлый конверт. Видимо, выудил из рукава, во всяком случае, в карман не лазил.
— И вы полагаете, я возьму ваши деньги?
— Ну, если вы такой богатый, предложите другой способ компенсации. Вам, вероятно, интересны какие-нибудь карьерные возможности или иного рода услуги? Говорите, не стесняйтесь. Допустим, не в моей компетенции решить все немедленно, но для нас нет почти ничего невозможного…
— Для кого это «нас»?
— Ну!.. Юрий Петрович!.. Не стройте из себя простака, вам не к лицу. Готовы прямо сейчас рассказать, что вам угодно, или желаете подумать?
— Идите к черту!
— Нет, вы, конечно, можете подать иск, затеять тяжбу. Но вы же сами прекрасно понимаете, сколь ничтожны ваши шансы добиться успеха и насколько усложнится от этого ваша жизнь…
— Последний раз повторяю: идите к черту!
— Ну а деньги? Может, все-таки возьмете деньги?
Гордеев, не в силах больше сдерживаться, с размаха саданул «улыбчивого» битой прямо в солнечное сплетение. Тот со свистом сложился пополам, но жестом остановил детину, ринувшегося было на выручку:
— Ну, будем считать, мы квиты, — прохрипел он, распрямляясь, и, держась за живот, поковылял к своей машине.
Гордеев битой сбросил конверт в снег и, не оглядываясь, пошагал к подъезду.
Эпилог
— По какому поводу пьем? — с наивным видом поинтересовался Турецкий.
Сидели, как обычно в последнее время, в ресторане «Пушкинъ» на антресолях.
— Да вот закончил дело. А поскольку ты мне его «сосватал», хочу угостить тебя ужином.
— Таки закончил? — искренне удивился Александр Борисович. — Разобрался?
— Ну не то чтобы окончательно разобрался, но следствие возобновлено и в моих услугах Шахматная федерация более не нуждается.
— А на лбу у тебя крупными буквами написано, что никакого удовлетворения от окончания дела ты не испытываешь.
— Собственно, так и есть.
— Военные?
— Они самые.
Турецкий улыбнулся ободряюще:
— Хочешь хороший совет?
— Угу.
— Забудь. Нет никакого супероружия.
— Нет?
— Не-а.
— Или просто пока нет?
— Не занудствуй. Пока нет. Может, никогда и не будет. Но родину, понимаешь, надо все-таки защищать. И есть у нашей красной армии свои военные тайны. И тебе, какой бы замечательный гражданин и патриот ты ни был, знать эти военные тайны без надобности.
— Но они же!.. — возмутился Гордеев. — Этот «улыбчивый» и Development Comp.Inc., они же…
— Да, — немного снисходительно кивнул Александр Борисович, — не все еще ладно в датском королевстве, но налаживается. И давай не будем мешать.
— Но…
— Но присмотрим. Издалека присмотрим, я тебе обещаю, что присмотрим. И если вдруг действительно что, вот тогда…
— Что — тогда?
— Тогда и решим что. А пока давай ужинать, и не забивай себе голову. Все равно ведь вместо адюльтера окажется бридж…
— Бридж? — не понял Гордеев.
— Да так, просто к слову пришлось.