– Как работа?
– Одно и то же дерьмо, изо дня в день. Но я же знала, что налоговое право не сулит ничего сверхординарного.
– Зато приносит доход. Что у тебя за сумка? Прада[39]?
– Как мило, что ты обратила внимание.
Когда Тереза замолчала, на-очень-долго, Кейт напряглась. Молчание и ее бывшая соседка по комнате несовместимы:
– Окей, в чем дело? И лучше скажи мне сейчас, пока не пришел официант и не начал долго и упорно пытать меня хочу я булочку с корицей или нет.
– Круассаны здесь вкуснее.
– Голдмэн, выкладывай.
Сомнение длилось, пока перед ними ставили высокую кружку, полную кубиков льда и H2O.
Когда они снова оказались наедине, Кейт мрачно сказала:
– Тереза, ты пугаешь меня, и, без обид, но за последние пару недель хватит с меня этого дерьма.
– Да, я слышала, что Бартен училась в «Юнион».
Кейт отвела взгляд.
– Она посещала мой класс по рисованию.
– Черт, Кейт… я не знала, что ты была знакома с ней.
– Была. И она была хорошей девочкой… я пригласила ее на пробный семинар по лепке.
– Ты пойдешь на похороны?
– Ни за что не пропущу их. – Кейт подняла взгляд. – А сейчас, выкладывай, что ты мне там не хочешь рассказывать.
– Да ничего серьезного.
– Голдмэн, говори.
Ее старая подруга прокашлялась.
– Ты слышала о Томе и его подружке?
Кейт снова отвела взгляд. «Да», – подумала она.
– Нет, – сказала она вслух.
– Они беременны. Более того, через месяц рожать. Я наткнулась на них в центре, в здании суда. Видимо, кого-то из его коллег привлекли за растраты, и он приходил дать показания, а я была там… черт, да неважно почему. Я просто… да, подумала, что ты захочешь знать.
Кейт заставила себя улыбнуться, не понимая, почему озаботилась этим. Тереза прочитает ее за фальшивой улыбкой.
– Я рада за него. За них, то есть.
– Слушай, не хочу выглядеть сукой, но, наверное, это какая-то ошибка. Не могу представить Тома с его вечными придирками, всего в детской отрыжке, меняя при этом памперсы и заполняя смесями бутылочки. Этот парень пылесосил свою комнату в общежитии. Да кто этим заморачивается?
– В его защиту, мы тоже это делали.
– Мы – девочки.
– Традиционные гендерные роли, да?
– Плевать. Ты понимаешь, о чем я.
Кейт понежила воду, чувствуя холодное покалывание в больном зубе, который она давно должна была вылечить.
Дело в том, что Том рассказал ей правду шесть месяцев назад. Сразу после того, как они сообщили своим семьям. И, к его чести, он повел себя благородно… потому что не хотел, чтобы она узнала от кого-то другого, а его подружка, очевидно, кричала об этом по всем новостям. Кейт была шокирована до глубины души, но выдавила из себя нужные поздравления… потом повесила трубку и разрыдалась.
Женщина, собиравшаяся родить ему ребенка – та, с которой он изменил ей.
Марго. Ее зовут Марго. Словно какую-нибудь актрису французского кино.
Черт, наверное, ее имя даже произносилось на французский манер.
По крайней мере, они давно вместе. Сколько уже лет? Почти столько же, сколько Кейт была с ним. Нет, секунду… дольше. Так почему беременность так сильно потрясла ее, Кейт не понимала. Новость повергла ее в панику, в результате которой она сейчас сидела здесь, на деревянном стуле, с новой прической, прокачанным телом… и чувством, что ей надоело скрываться от жизни, она была готова к…
Окей, она не знала к «чему».
– Хэй, ты знаешь, что потеряла сережку? – заметила Тереза.
– О, да. Думаю, это случилось в парикмахерской…
– Вот он, – прошипела Тереза, выпрямляясь на стуле.
Кейт посмотрела через плечо. И сама выпрямила позвоночник.
Да, этого парня она видела у байка… и если парень приковывал взгляд со спины, то передний план был еще лучше: его лицо являло собой поразительное сочетание твердых линий, украшенное не только шикарными волосами, но также эспаньолкой и широкими глазами с роскошными ресницами. Высокий и стройный, он носил футболку без рукавов, его руки были покрыты черными и серыми татуировками, с буквами на иностранном языке.
Когда он сел на высокий стул, он пропустил руку через свои волосы, перекидывая их через плечо… но они отказывались слушаться, медные пряди, сверкнув в свете сцены, вернулись на место.
Его улыбка была легкой, как летний бриз, и когда он постучал по микрофону, проверяя, работает ли он, Кейт задумалась, каким будет его голос…
– Привет, – сказал он, низко, мягко. – Как ваше настроение сегодня?
Слова не казались заезженными, особенно когда тенор лаской пронесся по потолку.
– Хочу поделиться с вами новой песней, я написал ее совсем недавно. – Он оглядывал взглядом зал, когда говорил, и хотя Кейт знала, что он не смотрел на нее, казалось, будто он обращается к ней одной.
– Она о вечной жизни, – пропел он. – Жаль, что я не могу взять свою гитару, возникла техническая накладка…. Поэтому, придется выразить все своим голосом.
Раздались мгновенные и бурные аплодисменты, означавшие, что в толпе полно восхищенных Терез. На самом деле… сегодня вечером здесь были одни женщины.
Он даже махнул нескольким, словно близким друзьям.
Когда он прокашлялся и сделал глубокий вдох, Кейт повернула свой стул к сцене.
– Я же говорила, – услышала она довольный голос Терезы.
Глава 5
Демон Девина появилась перед непримечательным, почти-современным головным офисом корпорации «Интегрированные Человеческие Ресурсы». У «конторы», расположенной в одном из бесчисленных бизнес-центров Колдвелла, не было клиентов, сотрудников, интеграции или самой корпорации. Однако она была идеальной защитной оболочкой для ее коллекций, а название – прекрасный каламбур на то, чем она занималась.
Она была асом интеграции в людей.
Она только что вышла из вполне вместительного сосуда, кстати говоря.
В восторге от тех черных джинсов.
Шагая к двери, она миновала закрытую стальную дверь, входя в пустое, тусклое помещение. Внутри не было столов, телефонов, компьютеров, кофе-машин или кулеров… и даже аппарата управления, здесь не проводились встречи с восьми утра до пяти вечера, интервью, никакого руководства бизнесом. Ну а если потребуется, она по мановению палочки создаст такую иллюзию.
После того, как в ее последнее укрытие проник Джим и его приятели-ангелы, ей пришлось передислоцироваться, и пока все шло нормально.
– Дорогой, я дома, – сказала она своему новому жертвенному девственнику, который висел верх ногами над ванной у лифта.
Разумеется, он не ответил.
В своей предыдущей жизни, прежде чем он наконец-то начал приносить хоть какую-то пользу, он был компьютерным гиком… Боже, с хронической нехваткой девственников в современной Америке, она никогда так не радовалась технологиям: достаточно было лишь просмотреть раздел ИТ в «Желтых страницах»[40].
Но, даже с ним в качестве метафизической сигнализации, пугающее напряжение заставило ее ускориться на пути к дверям лифта. Было всего два выбора в плане этажей: «2» и «П», и, войдя внутрь, она нажала на последнее. Под аккомпанемент тишины она спускалась в открытое пространство подвала без окон. Дыхание застыло в легких, когда двери открылись…
– О, слава яйцам, – выдохнула она со смешком.
Все на месте. Коллекция часов ответила на ее приход, начав отсчитывать минуты и часы; многочисленные бюро выстроились сами по себе, шкафчики все еще хлопали от возвращения в нужное положение; ее бесчисленные ножи сейчас снова смотрели остриями на юг. И, самая важная ее вещь – самая бесценная, несмотря на ужасное, изношенное состояние – ее зеркало, там, где она его оставила, в дальнем углу.
Ну, там еще была развлекательная часть ее «спальной» зоны, кровать королевских размеров, туалетный столик с косметикой, полки одежды, обуви, шкафы сумок.
Когда она уходила, ее вещи разбивали установленный порядок, пространством овладевал полный беспорядок и хаос. Когда она возвращалась? Порядок восстанавливал сам себя.
Так же магнит притягивает металлическую стружку.
И, как и ее вещи вращались вокруг нее, так и ее тянуло к ним. Ее величайший страх, по крайней мере, на Земле, – что однажды она вернется сюда и что-нибудь пропадет. Или все сразу. Или какая-то часть.
Когда ритм ее сердца восстановился, и она сняла шубу, Девина прошла между рядами, сформированными бюро. Выборочно остановившись, она открыла верхний ящик стола Хепплуайт[41], купленного у его создателя в 1801 году. Внутри лежали очки той эпохи, тонкие ручки изогнуты, старое круглое стекло поблескивало. Когда она прикоснулась к ним, энергия прежних хозяев потекла в ее пальцы, связывая ее с душами, которые она заполучила и сейчас держала в своей темнице.
Она знала каждого из этих грешников, своих деток, своих обожаемых избранных, которых она воспитывала посредством великой боли и унижения в своей стене, внизу.
Гребаный Джим Херон.
Этот чертов «спаситель» может стать ее погибелью... в прямом смысле слова. А так не должно было выйти. В начале этой войны на семь раундов она так надеялась на него, была так уверена, что его темная сторона, культивированная его профессией так долго, сослужит ей хорошую службу. Вместо этого? Этот ублюдок играл за другую команду.
И побеждал.
Если он выцарапает еще одну победу?
Переполненная эмоциями, Девина окинула взглядом свои коллекции, слезы подступили к глазам.
Если спаситель выиграет в Команде Ангелов, все это исчезнет, все ее вещи больше не будут существовать… хуже того, ее души тоже канут в лету. Все, что она копила веками? Развеется как дым.
Она тоже.
Гребаный Джим Херон.
На пути к своему туалетному столику Девина скинула норку на кровать, отодвинула изящный стул и села. Она одобрительно посмотрела на себя в овальное зеркало… но ей были ненавистны испытываемые сейчас чувства.