– Так проще, – соглашается Розмари. Когда приходит чек, я спешу заплатить за наши напитки, и она не протестует. – Давай вскоре еще пересечемся, – предлагает она, прежде чем мы расстаемся. – Ты отличный читатель.
– Взаимно, – от иронии и неизбежности этого в груди что-то сжимается.
В метро я включаю «Лох-Ломонд» группы «Ранриг» – пусть меня поглотит знакомая тоска. Когда Донни Манро напевает «Буду в Шотландии прежде тебя», я закрываю глаза.
Глава девятая
Накануне Дня святого Валентина я наблюдаю за несколькими незадачливыми мужчинами, сражающимися со стойкой для открыток.
– Я же говорила, – замечаю я Луне. – Ажиотаж тринадцатого.
Один из мужчин перестает крутить стойку и подходит к кассе. Пробив покупку, Луна поворачивается ко мне:
– Он купил две одинаковые открытки.
– Одна для жены, другая для любовницы.
Луна смеется:
– Натуралы – худшие парни. Ну, Калеб нормальный.
– От тебя это звучит как триумф. Кстати, что ты делаешь завтра? Есть планы? – Мне и впрямь любопытно, но я также рассчитываю на ответный вопрос.
– Умм, скорее всего, буду есть мороженое и смотреть «Клан Сопрано»… О! Я говорила тебе, что наконец-то встречаюсь с женщиной, которая держит магазин велосипедов внизу?
– Подожди, я думала, она замужем?
– Недавно развелась, – говорит Луна, поигрывая бровями. – Так что она зайдет ко мне посмотреть, как Тони будет приставать к своему психотерапевту. – Звонит телефон, и она отвечает совсем другим голосом: – «Лит-хаус», говорит Луна, чем я могу вам помочь? Ммм, да, конечно, сейчас посмотрю…
Я занята тем, что меняю музыку, которая сейчас играет в нашей акустической системе – каким-то образом к нам в плейлист «Спотифая» пробрался Майкл Бубле, что ж такое – в ожидании, пока Луна не повесит трубку и наконец не спросит о моих планах.
Впервые я затронула эту тему только вчера вечером. Калеб стоял у раковины спиной ко мне, споласкивая бокал с вином, а я сидела за кухонным столом, листая телефон.
– Я знаю, это клише и вроде как пошло, – сказала я в пространство между нами. – Но, в общем-то, День святого Валентина через два дня, и я подумала, может быть, ты хочешь отпраздновать?
Калеб выключил воду, повернулся и бросил на меня веселый, нежный взгляд.
– Конечно, почему бы и нет?
Я с облегчением предложила заглянуть в подпольный коктейль-бар в нескольких кварталах от моей квартиры.
– Отлично, давай попробуем попасть туда часов в пять, до того, как набежит толпа, – предлагает Калеб. – Я могу уйти с работы пораньше.
Эта маленькая уступка грела мне сердце. Настоящее свидание.
Когда я говорю об этом Луне, она закатывает глаза.
– Как романтично. Ты собираешься надеть красное или розовое? А он вставит розу в зубы?
– Успокойся, – прошу я. – Это что-то вроде антропологического исследования. Наблюдение за влюбленными особями в дикой природе.
Так оно и есть. В коктейль-бар мы приходим, выделяясь обычной одеждой. Вокруг нас мужчины неловко подтягивают галстуки, а женщины поправляют подолы своих мини-платьев. Тем не менее нам удается занять высокий столик вдоль стены. Я заказываю что-то непристойно фруктовое с большим количеством мяты, а Калеб – горячий тодди[42], как будто мы живем в совершенно разные времена года. За полтора часа мы выпиваем три коктейля по восемнадцать долларов (каждый) и говорим об обычных вещах, как будто это самый обычный день.
Когда мы возвращаемся в мою квартиру, я дарю ему открытку с тахикардией. Он смеется, благодарит меня (хотя позже я поймала его на том, что он гуглил это) и протягивает коробку клубники в шоколаде от «Эдибл Эрренджментс». Мы съедаем по несколько штук, прежде чем забраться в постель, включить телевизор и повозиться в темноте. Это хорошо, правильно и легко.
Но разве хорошее, правильное и легкое – это все, чего стоит желать? Достаточно ли этого?
Калеб, как всегда, погружается в глубокий сон после оргазма; я касаюсь изгиба его плеча и позволяю теплому приливу нежности овладеть мной. Это приятно, но эта нежность немного пугает меня, поэтому я достаю телефон и захожу в аккаунт «Книги и кофе» – эта рутина, как ни странно, продолжает приносить мне некоторое спокойствие. Я хочу знать, как именно Розмари и Оливер отпраздновали свою любовь.
Розмари ничего не опубликовала в профиле, но выложила историю в «Инстаграме» два часа назад. Нажимаю на нее и сталкиваюсь с максимально приближенной фотографией пиццы с грибами. Подпись: «Кажется, все пары Бруклина забронировали столик несколько недель назад, а мы решили попытать счастья в «Робертас», и спустя всего восемьдесят шесть минут нам наконец-то достался столик! Да здравствуют эти красавцы шампиньоны и шиитаке. Определенно стоило подождать :)»
Игривость и спонтанность – вот что она хотела сказать. Я представляю, как она пишет пост – краснея и смущаясь, – делая вид, будто ей плевать на День святого Валентина, хотя для нее это на самом деле важно.
На очереди профиль Оливера. Новый пост.
Фотография улыбающейся Розмари с обнаженными вампирскими зубами, черные волосы собраны в безупречный пучок. Она сияет. Хотелось бы, чтобы это было не так, но это так. Подпись: «Лучший месяц в моей жизни, и причина тому – она. Такое ощущение, будто мы знаем друг друга уже много лет!»
В темноте, без зрителей, я делаю вид, будто просовываю пальцы в горло. Этот жест, каким бы нелепым он ни был, успокаивает меня. Калеб никогда не написал бы что-то подобное.
(А вдруг?)
Я кладу телефон экраном вниз на прикроватную тумбочку и пытаюсь успокоить свой разум, отбросить все мысли, заснуть.
Проходят дни, протекают ночи, а я все еще слежу за новыми отношениями Розмари в «Инстаграме», дюйм за дюймом. Даже когда Калеб лежит рядом со мной, я наклоняю экран к себе и приглушаю подсветку, наблюдая за происходящим.
По мере того как зима отступает и период Рыб наконец-то подходит к концу, посты Розмари и Оливера в «Инстаграме» все чаще демонстрируют связь, которая кажется подлинной и искренней. Они посещают малоизвестные музеи, художественные галереи и дальние городские парки; они уже съездили в Беркшир-Хилс и даже в Монреаль в выходные. На одной из фотографий рука Розмари лежит на плече девочки, судя по всему, младшей сестры Оливера. И она продолжает демонстрировать свои зубы, что раньше было редкостью. Должно быть, фотографировал Оливер. Это начинает походить на любовь, и я все еще завидую – несмотря на то, что новые отношения Розмари смягчают мою вину. Разве я не оказала ей услугу, забрав у нее Калеба и позволив обрести более глубокую связь с кем-то другим? Если Розмари узнает, кто я такая, я готова сказать: «Посмотри, как ты сейчас счастлива, я несу ответственность за это, я подарила тебе эту жизнь».
Но меня задевает ее счастье. Я признаю это. Я чувствую обиду, облегчение, горечь и радость. Розмари должна была быть опустошена, так же опустошена, как была бы опустошена я, если б это случилось со мной. Она не должна была влюбиться – она должна была быть подавленной и одинокой. (Так почему же я все еще чувствую нелогичный всплеск дофамина каждый раз, когда вижу, как Розмари улыбается Оливеру, когда он снимает ее, как будто она настоящая подруга, которая, к моей радости, наконец-то обрела любовь, единожды обжегшись?)
Но, если ее вновь обретенное счастье говорит о том, что Калеб больше не приз, за которым стоит гнаться, это аннулирует почти все, что я записала, во что верила, что чувствовала.
Нет, Калеб теперь мой; разве это не значит, что мы имеем больше смысла, чем он и Розмари? Меня так и подмывает показать ему фотографии Розмари и Оливера и сказать: «Посмотри на них и посмотри на нас, вот как все должно быть».
Возможно, мы с Калебом исчезнем из повествования Розмари. Возможно, ее история развернется, оставив нас позади.
Эта идея меня не радует. Я хочу оставаться частью ее истории, пусть даже неосознанно, наши сюжетные арки обязаны быть переплетены. Я отказываюсь быть забытой.
«Инстаграм» Оливера при более тщательном изучении свидетельствует о высокой частоте посещения баров и кафе на Метрополитен-авеню в Вильямсбурге. Будучи фрилансером, он относится к каждому из них как к офису, так что подстроить встречу не составляет труда.
В редкий солнечный день в конце марта, после окончания смены, я вхожу в кафе, наполненное естественным светом. Папоротники в горшках свисают с потолка под окнами на крыше. Вооружившись записной книжкой и карандашом, сажусь за соседний столик, получая возможность полностью рассмотреть его неприметное лицо. Отмечаю, что его широкие, мускулистые плечи так не похожи на костлявые плечи Калеба. Я наблюдаю, как под тонким хлопком двигаются мышцы Оливера.
Заказывая на кассе масала-кофе, я незаметно подглядываю за ним. Каждые несколько минут он громко выдыхает и щурится за ноутбуком. Из рюкзака у его ног выглядывает ремешок для фотоаппарата. Я не вижу экрана, но предполагаю, что он редактирует фотографии.
После получаса работы бок о бок я роняю карандаш, надеясь, что тот покатится в сторону Оливера. Если он хороший человек, то подберет и вернет его.
Да, так и есть. Я слежу за тем, чтобы во время обмена наши пальцы соприкоснулись.
– О, спасибо! Я такая неуклюжая.
– Ничего страшного. – Он не смотрит на меня.
Я прочищаю горло, желая большего:
– Вы, случайно, не знаете пароль от вайфая?
Благодаря картонной табличке на кассе я уже знаю, что здесь его не раздают посетителям. Но я не могу придумать другого способа привлечь внимание Оливера.
– У них нет вайфая, поэтому мне нравится здесь. – Он наконец-то поднимает на меня глаза. – Никаких отвлекающих факторов.
Я спрашиваю, знаком ли он с этим районом.
– Я только что переехала и отчаянно хочу узнать больше о местах по соседству. Не подскажете, куда лучше сходить?
Оливер называет несколько заведений.