– Наоми, тебе нужна помощь? – раздается голос Розмари, а затем стук в дверь кабинки.
– Нет, – задыхаюсь я и снова вызываю приступ рвоты. – Просто нужно выпустить все наружу. Тебе необязательно оставаться со мной!
Она и не собирается.
– Ладно, хорошо, надеюсь, тебе станет лучше. Встретимся в баре. – Я слышу, как дверь открывается и закрывается.
Я жду еще тридцать секунд, прежде чем выйти из кабинки. Затем начинаю бежать. Я бегу так быстро, что сбиваю у кого-то сумочку с плеча и проливаю чье-то пиво.
Калеб на улице, курит сигарету, когда я выхожу. В последнее время он курит только в стрессовых ситуациях.
– Ты в порядке? – беспокоится он, когда я подхожу.
Покачав головой, спешу вниз по улице. Он без лишних вопросов примеряется к моему шагу. Я благодарна ему за это.
– Меня стошнило, – говорю три квартала спустя. – Может, я что-то не то съела? Я чувствую себя немного лучше. Там было так душно и жарко, а на свежем воздухе так здорово. Давай пройдем по мосту, мне лучше на улице. – Мы меняем маршрут. – А что с тобой? Ты в порядке? Ты куришь, а это значит…
– Я видел Розмари, – объясняет Калеб нетерпеливо. – Она была там, подошла ко мне, пока тебя не было, и начала кричать, нет, плакать, что она ожидала, что я хотя бы… – Он прерывается, затем искоса смотрит на меня. – Клянусь, я не знал, что она там будет!
– Правда? – Я верю ему, но добавляю нотки подозрительности в свой голос, надеясь продемонстрировать некую моральную позицию, прежде чем нам обоим станет ясно, что у меня ее нет.
– Конечно, мы вообще не разговаривали! И, ну, это неловко, но… она сказала, будто недавно написала мне сообщение, а я не получал ничего. Я бы все равно не ответил, но это так странно, что я не видел письма, и так как я знаю, что у тебя есть мой пароль…
– Я заблокировала ее, – говорю не задумываясь. Мы уже на Вильямсбургском мосту. – Мне жаль, это было неправильно, но это напугало меня. Я была зла, что она никак не оставит нас в покое. Она, наверное, все еще любит тебя, поэтому и пришла сегодня!
Нас минуют велосипедисты, несколько других ночных гуляк и грохочущий поезд. Две крошечные фигурки – нас, наверное, отчасти видно сквозь щели в красно-стальном барьере за милю отсюда.
– Ничего хорошего из этого не вышло бы, ты должен это понимать.
Калеб делает последнюю затяжку, а затем бросает сигарету с моста в воду.
– Господи, Наоми, тебе действительно пора перестать копаться в моем телефоне. Блокировать ее – значит контролировать и обманывать, ты ведь понимаешь это? Что случилось с попыткой доверять друг другу?
– Мне очень жаль, – повторяю я. – Клянусь, этого больше не повторится. Я увидела ее имя в твоем телефоне и запаниковала. Воспоминания были слишком свежи. О предательстве. – Помни об этом, Калеб. – Можешь сменить пароль прямо сейчас, если тебе от этого станет легче…
– Нет, не в этом дело. – Он качает головой. – Ирония в том, что вчера я сделал тебе дополнительный ключ.
– Ключ? – недоуменно повторяю я.
Он достает из заднего кармана сложенный конверт:
– Для тебя, от моей квартиры. Я подумал, пора бы уже.
Калеб протягивает его мне. Пальцем нащупываю внутри бугорок в форме ключа.
– Мы так часто ездим туда-сюда, и я хотел, чтобы ты чувствовала себя желанным гостем.
– О. – Я сглатываю. – Спасибо! – И не забываю добавить: – Я сделаю для тебя такой же.
– Только если ты сама этого хочешь. Я не собирался давить на тебя. Дело не в этом. Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Могу ли я доверять тебе?
– Да, конечно. – Я отчаянно хочу заслужить его доверие. Проходит еще один поезд, громко и быстро. Мост грохочет под нашими ногами. – Ты ведь не назвал мое имя Розмари, когда она столкнулась с тобой, верно?
– Нет. – Калеб хмурит брови. – Почему ты спрашиваешь? Я уже сказал тебе, она знает о твоем существовании, но я все равно предпочитаю держать некоторые вещи в тайне…
Я чувствую облегчение.
– Нет, все хорошо, я рада. Не хочу, чтобы какие-нибудь сумасшедшие бывшие преследовали меня.
– Она не сумасшедшая…
Я одариваю его неестественной улыбкой:
– Да, хорошо, я просто пошутила.
Чтобы избежать нарастающего напряжения, говорю, что у меня в голове заела песня.
Он с тем же облегчением заглатывает наживку:
– Какая?
Когда я начинаю напевать, он дирижирует руками. Пальцы легко перемещаются по воздуху, а затем ударяют по струнам воображаемой гитары. Мы оба смеемся, направляясь в сторону Манхэттена, оставляя наш конфликт позади, на бруклинской стороне моста.
Вернувшись домой, в ванной я чищу зубы, подравниваю брови, стираю тушь и захожу в спальню – и застаю Калеба с чуть приоткрытыми губами, сидящего на краю кровати с моей записной книжкой в руках.
Мои плечи и руки инстинктивно дергаются, чтобы выхватить ее, но поздно. Он разворачивается ко мне – невероятно медленно и невозможно быстро, в течение одной секунды. Я вижу белки его глаз.
– Она лежала на прикроватной тумбочке, – мягко начинает он, указывая на то место, где я ее оставила. – Мне была интересна остальная часть твоей книги. Я не думал, что это будет… вот так. Я не понимаю. – Калеб начинает читать вслух сбивчивые отрывки из моей первой главы: – «Я наконец-то нашла фотографию, которую сделала его бывшая, на пустынном пляже где-то на ирландском побережье». – Он облизывает пальцы, переворачивает страницу и продолжает читать: – «Я представляла, как Розмари и Калеб держатся за руки на грязных дорожках в парках Дублина или на ветреных пляжах, как она проводит пальцем по уравнениям в его блокноте, спрашивая, что он пытается решить. Они превращались в персонажей, которых я могла записать, использовать и, может быть, даже сохранить».
– Калеб, хватит. – В панике я выдергиваю нитки из юбки. – Позволь мне объяснить…
– Я еще не закончил, – тихо говорит он, все еще перелистывая страницы. – Тебе нужно послушать. «Когда она встает и направляется в уборную, я склоняю голову и начинаю рыться в сумочке в поисках помады. Мои пальцы обхватывают тюбик, и я следую за ней. – Его губы превращаются в тонкую линию, когда он продолжает: – Звонить своему парню, не сводя взгляда с затылка его бывшей девушки через окно, – рискованная затея. Мне нравится». Какого хрена, Наоми? Это правда? Ты реально следила за Розмари? Говорила с ней?
– Нет, нет. – Вспотевшими пальцами я цепляюсь за собственные бедра, будто за спасательную шлюпку. – Это выдумка, я однажды проверяла ее в «Фейсбуке», ну, знаешь, из любопытства, но нет, я никогда не следила за ней в баре или где-либо еще. – Мое лицо горит. – Ты действительно думаешь, будто я на это способна?
Каким бы я тогда была писателем? (Некомпетентным, нелюбознательным, полной противоположностью себе.)
– А что я должен думать? – кричит Калеб. – Многое из этого ни хрена не выдумано! Это моя жизнь, Наоми. Когда я сказал, что ты можешь писать обо мне, я имел в виду некоторые детали, что-то, что я сказал, или, например, сцена разворачивается где-то, куда мы ходили вместе, или…
– Я беру все, что потребуется, если мне нужно рассказать историю, – чеканю я более холодно, чем собиралась. – Эти подробности расставания на самом деле довольно типичны, они не уникальны, это происходит почти с каждым, кто переезжает куда-то ради другого.
– Тогда зачем вообще писать об этом? Это какая-то бессмыслица. Ты сама себе противоречишь. – Он настойчиво пытается встретиться со мной взглядом. – Я обещал, что больше не буду разговаривать с Розмари. Я сдержал свое слово. Я думал, мы двинулись дальше.
– Да, так и есть! – Я слышу в собственном голосе мольбу, самый неприятный из звуков. – Послушай, Калеб, когда ты впервые рассказал мне о Розмари, это вызвало что-то во мне, какое-то желание, я не знаю… – Я на мгновение прерываюсь, пытаясь отыскать правильные слова и нащупать правду. – Меня вдохновляют события из моей жизни. Разве ты не знал, во что ввязывался, когда решил встречаться с писателем? – Мои губы пересохли, и я облизываю их. Жжет. Я облизываю их снова. – Если ты не можешь любить мое творчество, не можешь хотя бы уважать его, значит, ты не можешь любить меня по-настоящему. Мы – одно целое.
– Может быть, тебе стоит хоть раз использовать воображение, – говорит Калеб. – Разве не это должны делать писатели?
Его слова режут по живому, как он и рассчитывал. Я делаю глубокий, прерывистый вдох.
– Это выдумка.
– Может, мне позвонить Розмари прямо сейчас и спросить?
Это наверняка блеф. Я скрежещу зубами.
– Если ты мне не веришь, – говорю с напускной бравадой, – возможно, тебе лучше уйти.
Мое тело колотит дрожь. Не уходи, это тест, просто тест…
Хватаюсь за край дверцы шкафа, чтобы обрести равновесие.
Калеб встает и идет через комнату в сторону открытой двери спальни, и на мгновение я верю, что он уходит, что скоро он действительно уйдет.
Но потом он обхватывает мои плечи, притягивает меня к себе, прижимает мою голову к груди и гладит мои волосы. Мой нос и рот прижаты к его фланелевой рубашке, кислорода не хватает; я поворачиваю голову, чтобы вдохнуть через пространство под мышкой. Калеб чуть смещает центр тяжести и долго держит меня в объятиях – дольше, чем кто-либо когда-либо.
– Я не хотел этого, – говорит он испуганно. – Я просто… я был в шоке, я был расстроен. Я все еще расстроен. Но я никуда не уйду.
– Извини, – шепчу я, хотя не чувствую за собой вины. – Я должна была сказать тебе раньше, но боялась, как ты отреагируешь.
Эти слова – правда, правда!
Скоро я раскрою все карты, но не сейчас. Я не могу его напугать еще больше.
Только когда я раскрою свое худшее «я» и получу прощение, я смогу поверить, что меня любят.
Я перемещаюсь на кровать, откидываюсь на спину, позвонок за позвонком, прижимая большие пальцы к закрытым векам.
Калеб поглаживает мою руку от запястья до локтя.
– Иногда мне кажется, ты не веришь в меня, – тихо начинает он. – Что все, что я говорю и делаю, – неправильно, что ты хочешь от меня чего-то другого.