Одержимость — страница 39 из 53

м. Покрутила коробку в руках. Потрясла. Внутри что-то зазвенело. Любопытство взяло верх, и я открутила крышку. В этот момент мне показалось, что комната бешено завращалась вокруг меня, с адской скоростью. Руки затряслись, я выронила коробку и по полу покатилось кольцо. Смотрела на него и чувствовала, как по спине стекают ручейки пота, а каждый волосок на теле вибрирует от ужаса. Я видела это кольцо раньше, узнала бы с закрытыми глазами.

Мне кажется или кислород перестал поступать в лёгкие? Сердце засаднило и горло сжало, словно железными клещами. Тихо…спокойно. Дыши… Просто дыши.

Я протянула дрожащую руку и …не смогла взять. Замерла. Потом выдохнула и подняла кольцо, уронила и снова подцепила дрожащими пальцами, поднесла к глазам.


"— Вы готовы подписать бумаги, госпожа Никитина? Вы опознали труп?

— Ддда, — судорожно сжатые пальцы, до крови ранят кожу на ладонях…Только не заорать прямо здесь…не упасть в обморок…еле ноги держат…от тошноты сводит скулы…никто не должен знать…

— Посмотрите, это кольцо принадлежало покойному Алексею Алексеевичу Никитину?

— Да, — едва слышно, скорее шелест, а не шёпот…"


Медленно…очень медленно я вернулась в залу, словно к каждой ноге привязано по свинцовой гире с шипами, а каждый шаг давался с болью, выдирал мне нерв за нервом, наматывая их на острую иглу воспоминаний, которые уже почти меня не преследовали…почти….

Я посмотрела на мужчину, распростёртого на диване, в окровавленной рубашке и не могла к нему подойти. Мне было страшно. Каждая клеточка моего тела дрожала от панического ужаса, от накатывающей на меня темноты. Я сильнее сжала кулаки и кольцо впилось мне в ладонь, машинально сунула его в карман шорт. Этот человек, который вывернул мне все мозги, чокнутый сукин сын, он знает мою тайну. Проклятый ублюдок каким-то образом знает о моем прошлом. Знает то, чего не должен знать никто. Во мне поднялось дикое необузданное желание убить его. Взять кухонный нож и втыкать ему в грудную клетку, пока она не превратится в кровавое месиво. Я уже видела себя посреди комнаты залитой его кровью, видела, как бегу мыть руки, вытаскиваю его труп на улицу и зарываю в ту самую могилу, которую этот отмороженный маньяк заставил меня копать для себя самой. А потом пелена ярости спала…он не может знать настолько много…Не может. Скорей всего нашёл кольцо, достал у кого-то. Всей правды не мог не знать никто, кроме меня и Макара. Все остальные мертвы. Все под землёй. Каждый, кто знал о том деле ушёл на тот свет так или иначе.

Я начала дышать ровнее, судорожно сглотнула и все же подошла к ненавистному ублюдку. Нужно сделать укол антибиотика не то и правда сдохнет, а мне он ещё нужен. Без него до Макара не добраться, как бы я этого не хотела. Я взяла со стола аптечку и поняла, что мои руки подрагивают. Давно меня так не пробирало. Нервы ни к черту стали. Всему есть логическое объяснение. Я подумаю об этом чуть позже, вколю Призраку антибиотик, дам жаропонижающее и обязательно подумаю.

Кольцо…оно лежало в сейфе. Призрак просто вскрыл сейф.

Закатила рукав его рубашки до локтя, перетянула руку жгутом. Набрала в шприц дозу лекарства и нащупала вену на сгибе локтя, перехватив шприц зубами. И вдруг я замерла. Все моё тело пронизало электрическим током, каждый нерв натянулся, как оголённый провод. На тыльной стороне крупной мужской ладони, между большим и указательным пальцем белел тонкий шрам. Едва заметный. Память тут же сковырнула мозг, взорвала, вывернула мясом наружу все то, что хранилось глубоко в подсознании, выдернула яростную пульсирующую боль…


"— Идём, милый, ничего страшного Лёша большой мальчик, плакать не будет, когда невеста ему руку продезинфицирует и забинтует. Наверное, треснутый бокал был. Идём, я очень устала и поздно уже. Говорят, бокалы разбиваются, на счастье".


"— Этот шрам принадлежит мне…как и весь ты…

— Ведьма…это ты меня вывела…

— Ревновал?

— Озверел…убить бы тебя…

— Убей…только нежно…

— Порву…

— Порви любя…"


Я перестала дышать…точнее я втягивала воздух ртом, а выдохнуть не могла, у меня все болело. Мои пальцы тряслись как у героинщицы во время ломки, я всхлипывала от невозможности дышать, от едкого угара воспоминаний, которые обрушивались одно за другим, изнуряли навязчивостью, дикой сменой картинок, вспыхивающих в воспалённом мозгу. Я схватила другую руку Призрака, разорвала рукав до плеча…не знаю почему, со мной творилось что-то невероятное. Не поддающееся описанию. Я сошла с ума, точно знала, что ищу и молила дьявола чтобы все это оказалось моей паранойей…

На правом плече Призрака виднелась полустёртая татуировка, изуродованная шрамом от ожога. Наверное, я хотела закричать, но не издала ни звука. Из горла вырвался хрип и голосовые связки обожгло замершим криком отчаянного непонимания. Я узнала тату… Буква "Л"…точно такая же как и та которую я срезала со своего плеча. Только у меня она означала первую букву имени…

Тихо…дыши…дыши, твою мать. Многие накалывают себе эту букву. Это ничего не значит, ничего. "Лёша…любовь…любимый…любимая…".

Но я уже не понимала, что делаю, я просто до сумасшествия хотела получить опровержение чудовищной, невероятной догадке. Сейчас все станет на свои места. Тсс…Кукла. Спокойно. Достала кольцо из кармана и несколько секунд его рассматривала. Мне казалось я схожу с ума, я просто лечу в пропасть на невероятной бешеной скорости…Это не может быть ОН. Вот этот маньяк, не может быть ИМ. Никогда…Не может. Но я все же надела кольцо на средний палец Призрака и меня отшвырнуло на пол, как взрывной волной. Я задыхалась…к горлу подступила тошнота.


"У меня раздроблен средний палец, кость деформирована. Кольцо сделали на заказ. Я даже не могу надеть его на другую руку. Оно спилено внутри под мою уродливую фалангу. Так что если его сопрут — невелика потеря, носить все равно, кроме меня, никто не сможет, разве что сдадут на лом. Это у кого кривые пальцы? У меня? Кому-то очень нравится, когда я этими пальцами…Иди сюда…иди, я сказал…Не смей лезть в воду без меня…"


Я подползла к дивану на четвереньках, разодрала на нем рубашку и беззвучно заорала…у меня пропал голос. На его теле многочисленные шрамы. Страшные, уродливые. Боже, сколько их. Сердце дёрнулось спазмом болезненного отчаянья. После таких ожогов не выживают. Не выживают!!! Осторожно повернула голову Призрака в бок и вздрогнула, рассмотрев маленькие тонкие полоски за ухом. После пластических операций на лице они остаются именно там, как и едва заметный шрам на его голове…после трепанации черепа.


"Он мёртв. Травмы не совместимы с жизнью, Кукла. Ему раскроило череп, обломок расплавленной двери вошёл в голову, как по маслу. Перестань блевать, чёртова сука, ты чуть не сорвала мне операцию. Это ты виновата, тварь! Ты! Если бы делала все, как я говорю, как учу тебя я, Макар, он бы остался в живых. Так нет, ей бл***ь любви захотелось, розовых соплей. Сбежать решила она, соскочить. Вот теперь ты поедешь со мной в морг и опознаешь его обугленный труп. Сука, я сказал прекрати блевать и выть, вырублю нахрен!!! Родишь раньше срока! Я тебе, шлюха, аборт прямо здесь устрою! Заткнись, тварь!"


Я всхлипывала и не могла вздохнуть, сидела возле него на коленях и раскачивалась из стороны в сторону, сжимая его ладонь холодными потными пальцами.

Пульсация в голове становилась невыносимой…я свернулась на полу у дивана и тихо выла, не выпуская горячую ладонь. Все складывалось как пазл, в чудовищную, уродливую, жуткую картину. Мозг сканировал событие за событием, каждое слово, жест, взгляд и я сходила с ума, корчилась от этих воспоминаний в агонии невыносимого приступа боли. Я превратилась в сплошной синяк, в пульсирующий нарыв, который только что вскрыли. Внутри я захлёбывалась кровью, она сочилась из каждой поры, из каждой клетки и топила меня в безумии, в наваждении.


"— Просто интересно как дорого я стою? Или дёшево. Любопытство перед смертью. Так сколько?

— Ни копейки и все же очень дорого за такую тварь, как ты. Поверь, слишком дорого. Ты этого не стоила".


Да — это было личное…наше общее личное. И он имел право меня казнить. Размазать мои мозги по асфальту или задушить…имел право морить голодом в подвале, бить ногами…имел полное право меня убить. Только он мог это сделать гораздо раньше, сломать на мелкие осколки, уничтожить, если бы я узнала его, я бы позволила, я бы сломалась сама. Как сейчас, когда от меня ничего не осталось, только комок боли, от которой я задыхалась, целуя его руку, прижимаясь к ней лицом и продолжая хрипеть, агонизируя у его ног.


В каждом слове был намёк, в каждом жесте, поступке всегда был орущий намёк, а я не видела…а ведь была уверенна, что почувствовала бы его сердцем. А оно молчало проклятое, стало мёртвым и не хотело воскресать. Гребаный эффект дежавю. Постоянный и навязчивый, а я…тупой, никчёмный аналитик, даже не придала этому значения.

* * *

Я провалялась там несколько часов, не в силах пошевелить даже пальцем, пока Призрак…боже, он специально выбрал эту жуткую кличку, пока он не начал стонать…Видимо кончалось действие обезболивающего и жаропонижающего. Его било в лихорадке. Я притащила одеяла, куртки, а его все равно подбрасывало.

Вколола дозу лекарства и легла рядом с ним, с трудом умещаясь на узком диване, согревая своим телом, обливаясь от пота. В доме сорокоградусная жара, а его колотило как при морозе. Обняла за голову и прижала к себе, судорожно глотая воздух, захлёбываясь от раздирающих меня эмоций. Он жив…осознание едкое, болезненное, оно заставляло сердце сходить с ума и биться яростно, разрывая мне лёгкие от дикого желания кричать во всю глотку, а я лишь прижимала его к себе и раскачивалась, закрыв глаза. Меня душили воспоминания, а по щекам градом катились слезы. Боль и радость, агония и в то же время каждая клетка тела воскресала от мёртвого сна. Живой…ЖИВОЙ! Мой Лёша…живой! Я лихорадочно целовала его покрытое каплями холодного пота, лицо, потрескавшиеся губы, подрагивающие веки и плакала, как ребёнок. В эту секунду я перестала быть Куклой…она отключилась, сломалась. Куски пластмассового лицемерия раскалывались, обнажая избитую, искалеченную жизнью крохотную улитку… а улитка умела любить. Она все еще не забыла, корчилась от боли и захлёбывалась от счастья…