Заключённый поднял голову и Бецкий невольно отшатнулся — в совершенно пустых глазах он увидел отражение бездны, некоего персонального ада, заглянул в омут мрака и ненависти.
— Что вы можете? Отмотать время назад можете?
— Нет, но я могу сократить вам срок, хотя бы попытаться это сделать. Например, найти смягчающие обстоятельства, причины…Это моя работа. Тем более следствие готово идти на сделку.
— Нет никаких смягчающих обстоятельств. Я виновен. И свою вину признал. Так что поздно, господин адвокат. Идите, не тратьте время зря, а за сигареты спасибо.
— Вы знаете в чем вас обвиняют, Никитин?
Арестант отвернулся к окну и снова затянулся сигаретой.
— Да. В убийстве. В преднамеренном убийстве.
Заключённый резко обернулся, и адвокат шумно выдохнул — казалось на него смотрит живой труп, точнее человек которому в этой жизни больше нечего терять. Бецкому показалось, что в этот момент на него выплеснулась волна дикой боли, ощутимой на физическом уровне. Чужой боли, осязаемой, живой. Она, как червь, пожирала этого человека, подтачивала изнутри. В деле было указано что ему тридцать пять — выглядел он лет на десять старше и самое страшное, что он уже сам себя приговорил. Бецкий почувствовал, как вспотели собственные ладони и стало трудно дышать, словно его заперли в клетку с раненным зверем, который способен на что угодно в приступе предсмертной агонии.
но его наняли, ему заплатили огромные бабки за то чтобы он вытащил этого человека из-за решётки, на определённых условиях, конечно. Для адвоката это дело имело особое значение, приказ поступил сверху, клиент как таковой отсутствовал, хотя Бецкий уже догадался, что здесь замешана самая верхушка. Хотя, дьявол пойми, кто за всем этим стоит. Бецкому казалось, что сама Мария Андреевна Никитина и есть его клиент. Конечно за ней стоят серьёзные люди, но это она его наняла. Абсурд на абсурде.
— Вы ещё не ушли? — заключённый больше не смотрел на адвоката, он закурил вторую сигарету и закрыл глаза, — Уходите.
— Вы неправильно осведомлены, Алексей Алексеевич, вас обвиняют…
— Уходите! Валите отсюда! Я сказал — мне ничего не нужно! Я знаю в чем меня обвиняют. Я во всем признался. Какого хера вы пришли сюда? Достаньте ваш блокнот и запишите заглавными буквами: что я, Никитин Алексей Алексеевич, признаюсь, что убил выстрелом из пистолета, в упор, мою мачеху — Никитину Марию Андреевну. И да — это преднамеренное убийство. Достаточно?
— Недостаточно.
Заключённый посмотрел на адвоката исподлобья.
— Тогда идите на хрен.
— Вас не могут обвинить в убийстве. Ваша жертва жива и утверждает, что сама спустила курок. Вас обвиняют в укрывательстве ценной информации от следствия, но с этим обвинением мы справимся очень быстро.
Николай Арсеньевич инстинктивно вздрогнул, когда заключённый вдруг резко вскочил со стула, опрокидывая его на пол.
— Она не должна была остаться в живых. Я не мог промахнуться.
— Промахнулись, Алексей Алексеевич. Промахнулись или водите следствие за нос, и я не пойму почему. Давайте перейдём ближе к делу. Мария Андреевна жива и скоро она сможет дать показания в суде. Не против вас, а против организации и некоего Глеба Николаевича Макарова, который использовал несовершеннолетних в своих манипуляциях, на пару с Аллой Валерьевной Бензарь, школьным психологом, проводившей опыты на своих пациентах, используя запрещённые препараты. Вы будете свидетелем. У нас имеется информация, собранная вами за годы работы на правоохранительные органы, материал предоставила нам Мария Андреевна. Так что вы теперь без пяти минут свободный человек, Алексей Алексеевич, и прекратите утверждать, что это вы спустили курок. На суде это будет лишним. Тем более мы идем на сделку со следствием.
Заключённый смотрел на адвоката и постукивал костяшками пальцев по столу.
— Тем не менее я его спустил.
Адвокат яростно посмотрел на мужчину. Упрямый сукин сын.
— Отсидеть хотите? Вам впаяют по максимуму, если вы не угомонитесь. Не было убийства. НЕ БЫЛО! Вы уже имели судимость, вас оправдали. Если не ошибаюсь вас обвинили в убийстве отца и семьи вашей жены. Ваше дело пересмотрели и выпустили вас на свободу. В любом случает для следствия это отрицательный опыт.
Никитин засмеялся, надтреснуто, хрипло:
— Да, обвинили. Сам себя поджарил живьём.
Адвокат поморщился, он ковырялся в том прошлом деле, и оно было явно сфабриковано. Зачем? Одному дьяволу известно. Никитина выпустили на свободу через несколько месяцев. В тюрьме на него покушались. Неудачно. Хотя, по документам там был явный труп. Счастливчик этот Никитин. Везёт ему. Или наоборот не везёт, это как посмотреть. Кто-то тщательно его прикрывал. Бецкому запретили вникать. В любом случае этот человек объявился спустя несколько лет под новым именем и фигурировал в особой картотеке спец служб под грифом "Секретно". Пластические операции, смена внешности. Фото "до" и "после". Два разных человека. Только глаза и взгляд одинаковые.
Николай Арсеньевич тряхнул головой и посмотрел на подозреваемого. Пора пустить в ход тяжёлую артиллерию. Чёртовая работа. Он не нанимался психологом, только адвокатом.
— Ваша предполагаемая жертва просила меня передать вам вот это — почитайте.
Достал из внутреннего кармана пиджака свёрнутый вчетверо лист бумаги и слегка помятое свидетельство о рождении, протянул заключённому. Никитин медленно развернул бумагу, пробежался глазами, потом посмотрел в свидетельство, документ выпал из его дрожащих пальцев. Адвокат автоматически поднял и положил на стол.
— Судя по бумагам это ваш сын, верно?
Никитин промолчал, закурил и нервно взъерошил волосы. Железное самообладание, но только внешне. Бецкий прекрасно знал этот тип людей. Внутри заключённого бушует ураган в двенадцать баллов, персональное торнадо. На лбу пульсирует вена, а в глазах дикий, лихорадочный блеск.
— Что ещё она сказала…? — голос Никитина прозвучал очень глухо, сорвался на хрип.
— Ничего, — адвокат пожал плечами, — только дала показания в вашу пользу.
— Бред. Я стрелял в неё, понятно вам. Я прицелился и спустил курок. Устройте мне дознание, не знаю какую херню вы там устраиваете.
Адвокат поднялся со стула и нервно дёрнул галстук.
— Я — ваш адвокат и никаких дознаний не устраиваю. Моя работа — вытащить вас отсюда и мне за неё заплатили. Если вы и дальше будете гнуть свою линию с убийством — вас посадят. Минимум на восемь лет. Без права на амнистию. Вы это понимаете?
— А то что я чуть не убил ее вы понимаете? То, что я хотел это сделать понимаете? То, что она воспитывала МОЕГО сына, а я все это время думал, что она…Дерьмо. Вы понимаете, что я виноват?
Адвокат стиснул челюсти до хруста.
— Понимаю. Но это ваш единственный шанс, вам удастся выкрутиться и выйти сухим из воды, единственный случай, когда сама жертва это делает для вас. Воспользуйтесь. Вы что не понимаете, что это удача? Вам повезло! Не знаю, выйдите отсюда и подарите ей букет цветов, извинитесь, женитесь на ней. Не знаю.
Адвокат несколько секунд думал, а потом достал из кейса диктофон и подтолкнул к заключённому.
— Послушайте. Мне сказали, что вам это будет интересно. Она просила, чтобы вы послушали, потому что знала, что вы откажетесь от предложения следствия.
Никитин молчал, и адвокат сам нажал на кнопку воспроизведения.
"— Нет, Макар…умоляю! Нет, пожалуйста. Все что угодно. Я сделаю. Все что хочешь, Макар. Пощади, не трогай. Дай время. Отбери потом. Отдай кому-то, но не трогай! Пожалуйста. Умоляю. Макар!
— Я учил тебя просчитывать все наперёд? Учил, Кукла? Учил…Ты была хорошей ученицей, примерной. Самой лучшей! Ты знала, что тебя ждет за предательство. Отлично знала, но ты пошла на это. Думаю, ты и сейчас прекрасно понимаешь, чем все закончится. Убийца не я. Ты — убийца. Приступайте.
— Макаааааар!"
Звук ударов и тихие всхлипывания. Адвокат сунул сигарету в рот и чиркнул зажигалкой. Черт…он ведь бросил пару лет назад, а сейчас и сам не заметил, как подкурил и жадно затянулся.
"— Убери руки, сука. Убери не то мозги вышибу!
— Не трогайте…только не по животу…Пожалуйста, я на седьмом месяце. Не трогайте, вы же не звери. Умоляю…"
Заключённый резко встал со стула и отвернулся спиной, адвокат видел, как его пальцы сжались в кулаки, до хруста, как он вдруг ссутулился и по всему телу прошла волна нервной дрожи. Через время Бецкому захотелось заткнуть уши руками и выбежать вон, его тошнило, а по телу градом катился холодный пот. Там, на этой записи несколько ублюдков избивали беременную женщину, методично, со зверским хладнокровием. Звуки ударов доносились отчётливо, как и маты ублюдков, крики несчастной, ее мольбы пощадить.
"— С неё достаточно. Вези в клинику. Пусть почистят. Чтоб через пару месяцев была как новенькая. Головой отвечаете.
— Нет, дай сдохнуть, Макар.
— Слишком большая роскошь, Куколка. Смерть надо заслужить
— А я не заслужила? Ты отнял у меня всё, отними и это
— Я отнял у тебя блажь, Ты скажешь мне спасибо. Если бы я не слил твоего любовника и его папашу мы все сейчас купались в дерьме по твоей милости. Я избавил тебя от ненужного балласта. Ты даже ручки свои не замарала. Бах…и всё. Так легко и просто".
Когда Никитин обернулся к адвокату, Бецкому снова показалось, что на него смотрит живой мертвец, ввалившиеся щеки, смертельная бледность, а в глазах ненависть и отчаяние. Удар достиг цели. Мария была права. Бецкий ещё в больнице подумал, что точно не уверен жертва ли она. Слишком сильная и уверенная в себе. Она знала, что это беспроигрышное дело, потому что наверняка имела на руках все козыри.
— Вы дадите показания против организации и выйдите на свободу. Ну так как? Согласны? Если откажетесь — эти ублюдки останутся на свободе.
Воцарилась тишина и адвокат не мешал. Просто смотрел на заключённого — тот закрыл глаза, а потом тихо произнёс: