– Ну что ж, понятно. Тебе ведь нужно подумать, до утра, я ж понимаю! – согласился следователь. – Смотри, если утром не согласишься, я передам тебя к твоим, в «Азов». Только заряжу их на то, что ты завербован сепаратистами или ФСБ. Они, кстати, еще и приплатят за тебя. Немного, конечно, но приплатят!
Петренко очередной раз избили и отвели в камеру, очень похожую на ту, в которой он содержался в ДНР. К вечеру, впервые за сутки, его покормили. Он молча орудовал ложкой, пытаясь запихать в рот жидкую баланду со вкусом тухлой картошки, и всерьез задумался о суициде.
– Все-таки этот Рыжик не такой идиот, каким показался вначале. Он умный и хитрый как лис. Как он тогда сказал? Попробует мне помочь, исцелить? Исцелил, блин, помог! Я ненавижу все вокруг и прежде всего себя самого. Все мои бывшие друзья на самом деле враги, и из-за них я убивал нормальных людей, которых считал врагами? А они были вовсе не враги! Он ведь меня совсем запутал! Но получается все именно так! Рыжик все верно рассчитал. Он специально меня отпустил. Если бы меня обменяли, то сделали героем, пытаясь вернуть на свою сторону, а так я для всех сейчас предатель и прекрасно вижу, кто есть кто?
Боже, но за что мне все это? Вспомнить бы хоть одну молитву?! Кто мне поможет, кто подскажет выход из создавшейся ситуации? Это может сделать только Бог! Но он не примет меня таким. Поэтому выхода нет. Рыжик растоптал мою душу, а тело бесконечно долго будут мучить эти уроды, которых я всегда считал своими. А потом они убьют меня, как деда! Хватит ли у меня сил выдержать все это? Нет, конечно, нет! Нужно взять вот эту ложку. Немного заточить ее о камень и перепилить тем, что получилось, вены на своей руке. Раны будут рваные, и кровь уйдет быстрее, чем при обычном разрезе. Нужно заканчивать это безумие, потому что так дальше нельзя! Да, сомнения нет, что это очень больно, но ведь недолго? Если оставить все как есть, то дальше будет только хуже, они меня изуродуют. Это единственный правильный путь! Другого нет!
Петренко положил алюминиевую ложку на бетонный пол и под углом в сорок пять градусов начал ее точить. Бетон был плохого качества и сильно крошился, но ручка ложки постепенно приобретала острые края.
– Ты прости меня, Боже, за все, что я натворил! – прошептал пленник. – Я иду к тебе с очищенной душой и верю в твое великодушие! Спаси меня, Боже, спаси и сохрани мою душу!
Михаил закрыл глаза, поработал кистью, подгоняя кровь, и с силой рванул заточенным орудием вены на запястье…
2017 г. Россия
Компьютер Мите запретили. Причиной послужили стандартные проблемы: низкая успеваемость и недобросовестное отношение к домашним обязанностям. На занятиях в школе парень работал плохо, а временами полностью отключался от учебного процесса и словно отбывал номер. И если в начальных классах он отвлекался на рисунки и игры, то теперь причина была другая – телефон.
Учителя, забитые бумажной работой и высокой учебной нагрузкой, шли, как правило, по пути наименьшего сопротивления и сосредотачивали свои усилия на работе с теми детьми, кому была нужна учеба. Эти ребята стремились к знаниям, выполняли домашние задания, тянули руки и выходили к доске. К сожалению, таких детей было немного. Подавляющая часть учеников ходила на занятия, исполняя свой долг перед родителями. Школа давно перестала быть для них площадкой для подготовки к самостоятельной жизни. Они предпочитали взрослеть в кафешках и подворотнях, на дискотеках, тусовках и в социальных сетях.
Выйти в сеть вместо скучной географии или физики с математикой можно было прикрыв телефон тетрадкой, а у некоторых педагогов – вполне легально. Все равно тройку поставят, куда они денутся? Они же оценки не только ученикам ставят, но и сами себе. С них тоже за успеваемость спрашивают!
Однако Митя заветную тройку получал не всегда. Быть может, некоторые учителя понимали, что этого ребенка нужно поругать, наказать и таким способом вернуть к нормальной учебе и жизни. Парень-то неглупый, добрый, вежливый, отзывчивый, да и сирота к тому же.
Клавдия Семеновна, несмотря на свою работу в родительском комитете класса, вызывалась в школу с периодичностью минимум раз в месяц. После ковра в учительской поднималось давление, болело сердце, темнело в глазах, насколько раз случались панические атаки. Но несмотря на состояние здоровья, женщина боролась.
– Он все поймет! – сидя на мокрой холодной лавке возле школы, думала она. – Он очень умный и хороший. Он подрастет и все переосмыслит, по-другому и быть не может, потому что это родная кровиночка и луч света в темном царстве старости!
Дождавшись, пока подействует лекарство, Клавдия Семеновна тяжело поднималась и медленно брела домой, придумывая новые аргументы и стимулы для воспитания внука. На душе было тоскливо и пасмурно, тянуло необъяснимым ветром безысходности, и не было надежды на светлое и теплое солнышко. Митя жил в своем мире, и достучаться до него было непросто.
– Митенька, пойдешь с собакой гулять, захвати мусор! – обращалась она к внуку, стоя возле плиты.
– Хорошо! – весело отвечал мальчик, но мусор оставался на месте, вызывая у женщины недоумение и гнев одновременно.
Для того чтобы Митя среагировал на просьбу, нужно было заставить его вытащить из ушей миниатюрные наушники. Они были на нем всегда: в машине, на улице, за ужином, при выполнении домашних заданий и во время работы. Извлекались эти аксессуары только на несколько минут, пока нужно было разговаривать с опекунами. После этого наушники возвращались на свое место, заставляя голову юноши двигаться в такт, скрытым от посторонних ушей аккордам. Таким образом само обращение к Мите заставляло понервничать, а потом вовсе не гарантировало того, что парень выполнит просьбу.
– Митенька, нужно в магазин сходить! Возьми хлеба и молока! – обращалась бабушка.
– Хорошо! – привычным тоном отвечал он. – А можно себе вкусненького?
Через полчаса раздавался звонок.
– Ба, ты просила хлеба и еще чего? – слышался радостный голос.
Он мог начисто забыть о просьбе или что-нибудь перепутать. Юноша был занят своими мыслями и жил в непонятном параллельном мире, вытащить его из которого было невероятно сложно. Чем бы Митя ни занимался, чтобы не делал, всегда находился момент времени, в котором он отвлекался и брал в руки телефон. Если он загружал посудомоечную машину, то вода большим напором могла течь несколько минут, парень печатал сообщение. Если подметал, то веник падал из рук, освободив место для аппарата. Когда он заправлял постель, одеяло сползало на пол и могло пролежать так до вечера. Митя бежал в магазин и возвращался за деньгами, шел в школу и забывал сменную обувь, в аптеке не мог вспомнить название лекарства. Свет в комнатах, из которых выходил мальчик, выключался редко, даже после напоминаний.
– Митя, ты почему не выключил свет в комнате? Пойди потуши! – пытались приучить к экономии опекуны.
Парень шел тушить свет, но не доходя до комнаты, сворачивал в туалет, где мог просидеть полчаса. Иногда случались возмутительные выходки. Однажды Клавдия Семеновна забрала деда с работы, и они отправились за покупками. Поехали в гипермаркет и задержались. Уставший дед со скукой катил тележку с продуктами и, скрипя зубами, ждал, пока жена тщательно осмотрит все прилавки. Он понимал, что женщинам иногда нужны такие прогулки, молодежь вон вообще термин выдумала – «шопоголики».
А бабке-то чего? Все же хозяйство на ней! Так пусть немного отдохнет по-своему, по-женски, да купит чего надо, она-то лучше знает! Клавдия Семеновна действительно получала удовольствие от прогулок по магазинам, даже если они были продуктовые. Но через некоторое время она тоже уставала. Что поделаешь, возраст! Так и в тот раз вымотались оба. Ехали домой молча, уставшие и голодные.
На подъезде она набрала внука, объяснила ситуацию и попросила поставить чайник и пожарить яичницу.
– Хорошо! – как всегда, коротко, казалось, с радостью ответил юноша.
Быть может, Митя собирался выполнить просьбу бабушки и понимал, что пожилые люди без сил и хотят есть, но выйти из-за компьютера не смог. Скорее всего, он решил совершить какое-то последнее действие в своей игре, но его затянуло и парень начисто забыл про родных людей. Он спохватился, когда услышал окрик и стук входной двери.
– Митенька, ты что же, нас совсем не любишь? – с болью в сердце спросила женщина.
– Пардон, ба, я сейчас…, я быстренько!
Клавдия Семеновна задушила накатывающиеся слезы и пошла разгружать пакеты.
– Я помогу, ба, иди отдохни немного, – подлизывался внук.
При разгрузке пакетов Митя мог положить что угодно и куда угодно. Места хранения продуктов, которые он хорошо знал, могли запросто перепутаться, и то, что должно было попасть в холодильник, могло оказаться в шкафу. Ребенок часто уходил в себя и на этой почве был очень рассеян. Он мог поставить кружку мимо стола, тарелка выскальзывала из рук возле самой раковины, а борщ несколько раз выливался на дорогой стул. Нелепые оплошности преследовали его на каждом шагу. В огороде он случайно наступал на бережно выращиваемый бабушкой цветок, облепленный грязью ботинок оказывался посередине прихожей, а подаренные дедом дорогие кожаные перчатки были утеряны на третий день.
– Внучок, дорогой, будь внимательнее! Думай, что ты делаешь и как делаешь! Ты уже совсем большой!
Митя соглашался, но думал о перечисленных «недоразумениях» недолго, а иногда просто не обращал внимания. Зато он мог часами рассуждать о пошаговой стратегии в компьютерной игре, преимуществах одного аккаунта над другим, аватарках, админах, виндах, дровах…
От постоянного «общения» с телефоном и компьютером начало падать зрение. Его провели по окулистам и пробовали не допустить дальнейшего регресса. Глаза капали, заставляли делать гимнастику, ограничивали нагрузку. Но этого хотели бабушка с дедом. Митя, несмотря на все убеждения, не связывал ухудшение зрения со своими увлечениями.