Макдиси, казалось, учился обольщению у самого дьявола… Наверное, у меня не было ни одного шанса устоять… Я преподавала английскую литературу… Через месяц этот мужчина, довольно плохо, косно изъяснявшийся по приезду на английском, умудрялся цитировать Шекспира в оригинале… Его мозг, казалось, был способен обрабатывать и запоминать немыслимые объемы информации… А целеустремленность и харизма уже тогда говорили, как же далеко он пойдет… Я и сама не заметила, как мы стали все больше и больше времени проводить вместе… Сначала все правда было строго в рамках интеллектуального общения… Я наотрез отказалась переводить наши отношения в разряд личных, но согласилась на простое человеческое общение, вписывающееся в рамки учебного процесса… Мы действительно просто разговаривали. Много. Иногда это казалось каким- то гипнозом, каким- то колдовством… Шли пить чай в кафетерии, увлекались беседой, а потом я словно распахивала глаза, понимая, что мы вот так сидим и общаемся три часа без передышки, взахлеб…. Для меня это время пролетало, как комета… Я не чувствовала рядом с ним ничего, кроме тяги и интереса…
Он победил… Конечно же, он победил… Мы начали тайно встречаться… Это была яркая страсть. Знаете, думаю, что даже если бы моя жизнь сложилась иначе, если бы эти отношения закончились без последующих драм, а мирно и по обоюдному согласию, я все равно бы вспоминала о них как о самом ярком эпизоде моей жизни… Шериф тоже любил… Сильно. По- настоящему. Я точно знала… Он говорил мне, что восхищается моим умом и красотой, что впервые постиг, какое это удовольствие- видеть рядом с собой женщину, равную по разуму… Он лукавил… Равных Шерифу ни в чем не было. Он прекрасно это знал и никогда не забывал… Но тогда я охотно верила ему, охотно доверялась его сладким словам и еще более сладким объятиям…
О том, что он не хочет отпускать меня из своей жизни, что все серьезнее, чем просто яркий быстротечный роман, Шериф заговорил спустя три месяца наших отношений… Рассказывал, что скоро грядут большие перемены в его стране, что да, пусть сейчас он не наследник престола, но совсем скоро все изменится… Говорил, что хочет сделать меня своей королевой…– задумалась,– я всегда слушала о его наполеоновских планах на жизнь с каким- то трепетом придыханием… Я верила каждому его слову… Верила в него… Знала, что так и будет… Что он рожден править… Хотя в тот момент мне было намного спокойнее вот так вот обнимать своего любимого молодого любовника, своего мужчину, лежа на служебной скрипящей кровати в общежитии для преподавателей, куда он беспрепятственно проникал, подкупив с потрохами и консьержа, и дежурных по этажам…
Я была бесстыже счастлива. Дико, одержимо… Я забеременела… До сих пор не знаю, как так получилось… Мы соблюдали меры предосторожности но… Говорят, когда страсть выплескивается наружу, как лавина, такое случается… Какое- то время я скрывала… Думала, как поступить… Новость огорошила меня, я была совершенно к ней не готова… Но в итоге призналась… Шериф был непреклонен… Я должна была родить и должна была стать частью его жизни… Мы заключили урфи- (прим.– брак в исламе в форме договора, который не требует официальной регистрации в государственных органах)… Он представил меня своему отцу и старшему брату. Было решено перевезти меня в частное поместье, чтобы оградить от излишнего внимания, да и в самих Эмиратах факт скорого появления наследника от англичанки у одного из принцев был тем еще фактором нестабильности… С университетом тоже было покончено. Всем было очевидно, преподавать я уже не вернусь. Я даже документы оттуда забирать не стала. Просто перестала ходить на работу. Шериф сказал, так будет лучше, чтобы избежать сплетен, которые так или иначе все равно тянулись за нами хвостом. Такую страсть тяжело было закрыть от посторонних.
Первые месяцы беременности были счастливыми… Я наслаждалась нашим браком… Закрытые мероприятия, интеллектуальные беседы, яркие свидания… Шериф делал для меня все… Открыл и показал жизнь, которая мне, простой девочке из криминогенного Хэкни (прим. один из самых небезопасных и непрестижных районов Лондона), пусть и с родителями- интеллигентами, даже и не снилась… Полеты на частном самолете –чтобы позавтракать круассанами с видом на Эйфеллеву башню, или встречи заката в одном из ресторанов Венеции… он одаривал меня бриллиантами, которые я тогда даже не понимала, как носить, не знала их ценности… Но видит Бог, не бриллианты меня прельщали… Клянусь, если бы можно было собрать все, что он подарил, и отдать в обмен на… возвращение тех времен, того чувства, я бы точно это сделала… Я просто любила его… Искренне, ярко… Он был… всем…
Сама беременность была непростой… Доктор все время перестраховывался… тем более, что Шериф явно дал ему понять с самого начала- случись со мной или с малышом что- то, он не станет искать правды, решит все сразу и однозначно не в пользу бедного гинеколога, имевшего неудачу взять вести меня. С третьего месяца беременности Шериф не прикасался ко мне… Нам было рекомендовано воздержаться от половой жизни… Я боялась, что он психанет, расстроится… Как мужчина он был ненасытен,– Эмма слегка покраснела, говоря об этом,– Но я ошибалась. Напротив, Макдиси отнесся ко всему понимающе, проявил себя заботливым и внимательным. Мы больше не путешествовали, так как перелеты тоже были противопоказаны. Проводили много времени на природе в поместье. Родители в то время жили со мной. Шериф настоял, что места хватит всем, перевез их к нам в поместье… Это потом…. Потом я пойму, что так тоже ему легче было контролировать мою жизнь…– Эмма снова задумалась, посмотрев в даль. Столько боли было в ее глазах, столько трагедии, вроде бы давно погасшей, а все еще сжимающей сердце железными тисками, не отпускающей…– Я родила малыша… Красивого, здорового… Помню, как Шериф прослезился, сжимая в объятиях маленький красный орущий комочек, сказал, что я сделала его самым счастливым на свете… Что сын от любимой женщины- это подарок Аллаха… Тогда я не придала значение его словам… Слышала только то, что хотела слышать… Меня пьянила его одержимость, его влюбленность…
Правда начала открываться приступами, всякий раз парализуя меня… Сначала я узнала, что Фахд- не первый сын Шерифа.. Что есть еще один мальчик, старше… И что о судьбе его матери известно крайне мало, но история там довольно мутная… Не знаю почему, но мне тогда впервые стало страшно рядом с ним… Что я знала о мужчине, который ворвался вихрем в мою приземленную жизнь? Он был представителем другого мира, о котором ранее я лишь могла читать экзотические романы… Весь мой мир, по сути, был всего лишь скетчем, наброском, нарисованным им самим… А он рисовал лишь то, что хотел… Посвящал лишь в то, что считал нужным… Именно тогда в первый раз я отчетливо осознала свою ничтожность на фоне его возможностей и силы, характера, всепоглощающей властности, которая одновременно была и его изюминкой, и его бичом… А потом… Потом я узнала, то, что рано или поздно узнают все девушки, павшие жертвами чувств к влиятельным арабским мужчинам и искренне верящим, что они единственные и неповторимые, что рядом нет и не может быть другой… Одна из девушек его близкого друга, с которой мы общались, случайно обмолвилась о закрытой вечеринке с кучей моделей и наркоты, которую они посетили аккурат тогда, когда я носила малыша и пребывала в святом неведении… Я смотрела голливудские мелодрамы и упивалась мнимой идиллией, когда он, якобы, улетел на выходные к отцу… – снова пауза, снова взгляд в бесконечность своей душевной боли,– А он в те выходные на самом деле… Да что там выходные, все эти месяцы Шериф мне изменял… Просто потому, что не желал отказывать себе ни в чем… То, что я приняла за внимательность и понятливость во время своей беременности, на самом деле было просто незначительным вычетом из его образа жизни… За шесть месяцев, которые я вынашивала Фахда, а ему было запрещено ко мне прикасаться, у него сменилась куча одноразовых девиц и появились несколько содержанок, которые задержались в его жизни чуть дольше… Самое смешное, что я в итоге узнала обо всем… Глаза мне открыли все те же добрые «друзья», с которыми мы общались… Кто в открытую, кто случайно проболтавшись…
Я не стала терпеть. Не стала ходить вокруг да около… Озвучила ему в лицо все, что знаю. Тогда еще, в глубине души, я малодушно готова был его простить, найти ему оправдания, если только он бы правильно подобрал слова… И я ведь знала, он мог подобрать… Шериф уговорил бы подняться на кофе в рай даже дьявола, и наоборот… Но он не стал никак объясняться.. Я помню, как он смотрел в мои глаза и жестко говорил, что другие женщины всегда были и будут в его жизни, но для меня это ничего не изменит… Я избрана им, и должна быть счастлива этим фактом… Что его любовь ко мне неизменна, но мои эскапады и истерики он терпеть не намерен. Что отныне моя задача- сделать так, чтобы это он не утратил ко мне интереса, а не его- подстраиваться под мои нелепые капризы и нереальные иллюзии, будто я смогла бы ему заменить все то разнообразие, которое дарит ему жизнь…
И тогда я совершила фатальную ошибку своей жизни… Я сказала, что ухожу… Что требую развода… Что не желаю больше быть с ним… Боже, я столько тогда наговорила… Мне было больно… Слова лились из меня сами, словно это не я с ним говорила, а какое- то мое темное, злое «я»… Сказала, что никогда его не любила, что все это было ради его денег… даже ребенок… Господи, я сказала ему, что родила его, чтобы теперь он финансирвоал меня и малыша… – ее голос, наконец, дрогнул. Эмма закрыла лицо руками и всхлипнула, – господи, я так любила Шерифа, я такую сильную боль испытывала от открывшейся правды и его реакции на нее, что мне хотелось бить и бить его словами… Я была словно кошкой, которую загнали в угол- и она отчаянно царапается, при этом испытывая животный страх и чувство обреченности одновременно…
Он поверил… Каждому слову поверил… Не знаю, может на тот момент уже устал от меня… А может потому, что до этого ему никто и никогда не отказывал, никто не имел наглости и смелости сказать такому, как он, «нет»… потом, правда, спустя годы, снова и снова прокручивая в голове причины произошедшего, я поняла, что дело было в банальном желании указать мне на мое место. Для Шерифа все люди делятся на две категории- его враги и его сподвижники… Но никого и никогда он не ставит на один ряд с собой… Вот в чем главная императива его сознания…