Он, оказывается, был бизнесменом, успешным бизнесменом… Был сыном премьер- министра Сирии… Был наполовину русским… Какая- то череда не клеящихся друг с другом осколков… Он пытался вспомнить… То и дело посылал в свой мозг вопросы о прошлом- а в ответ тишина… Какие- то обрывочные воспоминания из детства, да и то, как в сумбурном, беспокойном сне… Доктор сказал, что это странно… Травма не так серьезна, чтобы ответ организма был столь радикальным. Потом, правда, заключил, что психология и полусознательное- вещи непредсказуемые…
Иногда его мозг выдавал конкретные сбои… И тогда он мог забыть, как держать в руках ложку, как открывать дверь, как вводить пароль в айфон… Странное чувство… Вроде бы тело работает, а ты не знаешь, как его применять… Словно тебе один год от роду…
По мере того, как подобного рода провалы случались, он все сильнее выходил из себя. Появился какой- то дикий, разрушительный и агонизирующий гнев- еще большей беспомощности, ничтожности… Что он вообще из себя теперь представляет, если забывает элементарные вещи, делающие его человеком… В такие минуты он не выдерживал, срывался- в потолок или стену летели поднос с едой, тапочки, телефон, гигиенические принадлежности- в зависимости от того, где его настигало это состояние. Помогала только она… И он сам не понимал, как у этой молчаливой хрупкой девушки хватало сил и духу усмирять его. Терпеливо собирать разбросанное, находить нужные слова утешения… Иногда, когда приступы гнева выливались в пульсирующую головную боль, она массировала или гладила его голову. И это помогало ему больше, чем все таблетки вместе взятые… В один из таких разов он не выдержал, заплакал… Слезы сами машинально стали катиться из его глаз и он не понимал, как их остановить… Да и не хотел останавливать. Почему- то ему казалось, что она поймет… Что при ней можно… Они просидели вот так в обнимку больше часа, а когда он все же нашел в себе силы оторваться от нее, обнаружил, что она тоже все это время плакала… Вот когда ему стало стыдно… Эта девочка тоже держит в себе столько боли, только в отличие от него, ей от нее не спрятаться за амнезией…
Иногда он закрывал глаза- и она снилась ему… В другом месте, другая… На фоне обильной зеленой растительности- разомлевшая и очарованная, играющая на фортепиано- сосредоточенная и одухотворенная, танцующая удивительно красивые танцы- соблазнительная и страстная, засыпанная белыми большими хлопьями снега- невозможно счастливая и искренняя, убегающая от него- плачущая и разбитая… а еще ему снилось, как он с ней… Микаэл не понимал природу таких своих снов, но они стали его наркотиком… Его личным сериалом с пометкой 18+, в которые он так любил погружаться, словно малолетний мальчишка… В этих снах он был не просто с ней, не просто рядом, он был в ней… целовал ее сочные губы, ощущал ее мягкость, ее тепло, ее желание… Это было так реально, так страстно, так надрывно… По пробуждении приходилось всячески прятать стояк… А это чертовски сложно, когда та, о ком твои фантазии, была рядом… Чей сладкий запах заполнял все твое бытие…
О том, что положительная динамика есть, все поняли, когда он взял с колен нечаянно заснувшей подле него Оксаны том Достоевского на русском языке. Понял, прочитал. Значит, все- таки правда. Он наполовину русский…
Как же обрадовалась этой новости его мать… Она тут же перешла на общение только на своем родном языке. И он, кажется, начал припоминать. Нет, не настоящее… отдаленное прошлое, а в нем она – молодая и почему- то другой мужчина рядом… Его настоящий отец? Странно… Когда он смотрел на Васеля, сомнений в их внешнем поразительном сходстве не было… Сейчас, не зная самого себя, словно оценивая себя со стороны, он мог сказать это со стопроцентной уверенностью. Потом пришла память и о настоящем отце… Он снова маленький, а Васель учит его кататься на велосипеде… Потом он подросток- и вот они теперь вместе едут по широкому полю на лошадях… Отец любил его… Всегда опекал… Всегда смотрел на него со смесью обожания и какого- то странного страха… Словно боялся потерять… Да, сейчас, погружаясь в свои потихоньку возвращающиеся воспоминания, Микаэл словно заново просматривал сериал своей жизни, подмечая нюансы, которые, возможно, раньше оставались без внимания…
Когда память в очередной раз отправляла ему щедрые подарки в виде просветления, он видел в глазах Оксаны столько всего… Радость, волнение, предвкушение и… страх? Или он опять упорно себе внушал то, чего не было… Они общались непринужденно, весело… Он просил ее рассказывать ему о России, что она делала охотно, но вот про себя и свою жизнь говорить не любила, всякий раз сторонясь этих тем и закрываясь…
На второй неделе его пребывания в госпитале пришла девушка. Красивая, ухоженная, взволнованная… сказала, что только смогла приехать, так как была за границей, и никто не стал сообщать ей о случившемся во избежание утечек и ее возможных истерик… То, что взорванный автомобиль принадлежал Микаэлу Увейдату, чудом удалось скрыть от широкой общественности. Ширин, уехавшую на стажировку в Швейцарию, решили не тревожить, как только выяснилось, что жизни Микаэла ничего не угрожает…
– Любимый, я так взволнована… Как ты себя чувствуешь сейчас?
Он отвечал автоматически. Так, как уже привык за это время отвечать всем этим толпам неравнодушных, высказывающих ему свое почтение и беспокойство. Смотрел на так называемую «невесту» и ничего не чувствовал. Красива- да, приятна- да, но… Не цепляло… Оксана зашла в палату как раз в тот момент, когда Ширин зачем- то взяла его за руку, горячо признаваясь в любви. Он видел, как она на секунду застыла, потом тут же дернулась и быстро понеслась прочь…
Может быть, это было глупо, неправильно, некрасиво… Плевать… Он сам теперь был глупым, неправильным и некрасивым со все еще заживающими шрамами от ожогов, пусть и незначительными, но подкрасившими ему руки, ноги и даже немного лицо.
– Прости,– сказал сухо, быстро поднялся и вышел из палаты. Шел интуитивно… Куда его вели ноги… И сознание, в котором было так мало всего… Зато так много Ее…
В душевой для персонала… Плачет, скрывая свою слабость за шумным потоком проточной воды, которую открыла… Схватил брошенную техничкой на пол швабру и подпер ею дверь… Подошел к ней сзади, тяжело дыша… Оксана интуитивно вскинула глаза к своему отражению в зеркале и увидела его… Обмерла… Жалобно пискнула, попыталась было податься от него в сторону, шарахаясь. Но он настиг. Впечатал в стену. С болезненным стоном выдохнул ей в губы перед тем, как поцеловать…
– Не знаю, что я делаю, не знаю, кто ты такая и почему так тянет к тебе, но не могу больше себе противостоять, Оксана… Хочу тебя… Ты в моей пустой голове… Всю ее заполнила… Только ты…
Оксана
– Не знаю, что я делаю, не знаю, кто ты такая и почему так тянет к тебе, но не могу больше себе противостоять, Оксана… Хочу тебя… Ты в моей пустой голове… Всю ее заполнила… Только ты…
Его слова звенели в ее ушах, когда по телу разливалась горячая волна удовольствия от его губ на ее губах, от его дыхания, от его близости, запаха… Его всего рядом… Она думала, что смогла забыть, каково это… Быть с Ним… Не забыла… Такое невозможно забыть… Он забрал ее всю… Давно, безвозвратно… Его руки на ее теле, просунутые под тугую материю черной водолазки, были такими правильными… Такими… Родными… Перед глазами хвостом кометы пронесся тот сумасшедший экстаз, который давала близость с ним… Всегда давала… Даже когда ей казалось, что она его ненавидит…
Отстранился, заглянув в ее глаза опьяненно…
– Скажи мне, что ты тоже это чувствуешь…– шептал он, задирая ее монашескую одежду и жадно пожирая глазами аппетитную грудь, проглядывающую под скромным, без излишних украшательств бюстгалтером.
Конечно, она чувствовала… Вот только… В отличие от него, она не только чувствовала… Она помнила… Все помнила… И радость, и удовольствие, и боль, и… его разочарование в тот роковой вечер… Его отчужденность… Его выбор, который он озвучил ей всего за пару минут до этого проклятого взрыва…
Оксана не понимала, как нашла в себе силы накрыть своими холодными дрожащими руками его. Как попыталась искренне, без прикрас и уверток, заглянуть в глаза…
– Микаэл…– ее глухой голос прозвучал скребущей тоской по фаянсовой поверхности уборной… Видимо, она обратилась к нему так убедительно, так моляще, что он на секунду замер, вслушиваясь в ее слова… И ей показалось, впервые он ее слушал… Где- то в помещении невпопад зажурчала вода- то ли в трубах, то ли в сантехнике… Оксане эти секунды показались вечностью… Она считала их и собирала себя по частицам, чтобы сказать самые правильные, самые верные слова в своей жизни… Те слова, что родились из ее опыта, из ее боли…Опустила взор обреченно…
– Я… Я тоже это чувствую, Микаэл… Но… Там… В палате… Тебя ждет твоя девушка… Я видела ее глаза… Я знаю этот взгляд… Если мы сделаем это, ей будет очень больно… Поверь мне… Слишком больно… Я знаю…
Он дернулся. Как от шокового удара… Или озарения… Оксана знала, ей нельзя сейчас снова поднимать на него глаза… Точно нельзя.. Со всей силы, не давая себе опомниться, прикусывая до крови губу, резко оттолкнула его и побежала к выходу, молясь, чтобы он ее не настиг… Потому что если бы настиг, она бы не смогла уйти… А уйти ей было надо… Его отец был прав… Он заслуживает большего… Лучшего… Более достойного… Того, что ждало его с той, кто еще пару минут назад сидела с красными глазами подле его кровати, смотря с восторженным обожанием…
Спустя три месяца
Оксана не волновалась… Впервые в жизни перед выступлением не было волнения… Обычно такие эмоции, вернее, их отсутствие, настораживают артистов, являются для них тревожным звоночком, но не для нее… Она почему- то знала, что все будет хорошо… С самого начала, когда только осмелилась ввязаться в эту авантюру… Авантюру, в очередной раз перевернувшую ее жизнь.
С Марком было покончено во всех смыслах… Она сделала это в тот же самый день, когда покинула госпиталь Микаэла. Даже не стала возвращаться в их квартиру, забирать вещи… В тот же день она написала письмо художественному руководителю итальянской «Ла Скала» с просьбой посмотреть ее портфолио. Тот откликнулся, на удивление Оксаны, почти сразу. Сказал, что знаком с ее творчеством и хотел бы обсудить императивы возможного сотрудничества… Оксана летела в Милан, преисполненная решимости и твердости… Впервые в жизни она хотела показать не только то, что у нее хорошо получается или от нее требует конъюнктура… Она хотела показать свою суть, свою идею… То, что столько лет сидело в ней и не давало жить без оглядки на этот самый параллельный путь… Она хотела показать свое призвание…