После поражения Велоньи Мальвин на море хулорн объявил, что её семейные владения послужат для компенсации тем, кто понёс потери в результате пиратства Мальвинов. Так что дом Мальвин был практически пуст – вся лучшая мебель была распродана на аукционе, а прибыль распределили среди благородных домов Селгонта. Как всегда, первый кусок достался старому чонселю, и богатства его семьи прямо сейчас оплачивали богатейшим селгонтским семьям их летние праздники и балы. Его собственная кровать могла стать платой за десерт на столе у Соргилов, Талендаров или даже Ускевренов.
Раду какое-то время размышлял про сембийское правосудие, стоя в своей старой комнате, где когда-то был гардероб размером с его новые покои на съёмной квартире, которую арендовал его старший брат Ласкар. Минуту Раду любовался пылью в лучах света, который он впустил в тёмную комнату. Затем он зажёг факел и направился вглубь дома, через верхние залы, и затем вниз, в Речной Зал.
Огромная бальная зала Мальвинов когда-то была излюбленным местом для общественных собраний, одним из многочисленных сателлитов роскошного дворца хулорна в период праздников. Получившая своё имя за свой длинны и петляющий ручей, Речной Зал содержал также три фонтана поменьше. Постоянная магия подсвечивала воду снизу, бросая неверные тени на зелённые колонны, по которым медленно струились вниз капли воды – по вырезанной чешуей и росткам в бассейн через бороздки в их основаниях. Когда-то смех фонтанов служил барьером для подслушивания в приватных разговорах. Теперь, в горячих и гневных ушах Раду, бульканье воды звучало насмешкой.
Он прошёл вдоль потока и обогнул его западный бассейн, где вода медленно стекала в проложенные под домом трубы, откуда попадала в канализацию Селгонта и наконец обратно в залив, откуда её призвали и очистили чары домашнего водопровода.
Пройдя вдоль северной стены, Раду обнаружил, что дверь галереи осталась заперта. Он открыл её ключом, который украл у старшего брата. Ласкар так глубоко зарылся носом в останки семейного гроссбуха, что вряд ли мог заметить его отсутствие.
Внутри находилась небольшая галерея произведений искусства. Колонны и статуи заполняли пол, вдоль одной из стен шёл ряд стеклянных кабинетов, заставленных резными фигурками, камеями, статуэтками, племенными масками, фетишами и дюжинами предметов искусства со всех портов Абейр-Торила. Чудо, что коллекторы не взломали запертую дверь… хотя они могли опасаться волшебных печатей последней госпожи дома Мальвин. Даже через несколько недель после гибели её колдовство вселяло в городских жителей страх.
Раду проигнорировал всё это и подошёл к большому портрету мужчины в полный рост, который напоминал его молодого предка, не считая длинных усов и водянистых синих глаз. На плашке в основании рамы было написано: Вилсек Мальвин. Раду обнаружил защёлку сбоку рамы и поднял её. С тихоньким хлопком воздуха открылась тайная дверь, открывая широкую лестницу, спиралью опускающуюся в прохладные каменные палаты под домом Мальвин.
Он спускался между рядов трофейных голов на щитах: грифон и мантикора, ужасный волк и креншар, виверна и тролль – даже несколько чудовищ, названия которым народ Селгонта не знал. Звериные лица мерцали фальшивой жизнью, их стеклянные глаза отражали красный свет факела в его руке.
Наконец Раду достиг дна, где в гранитном основании дома Мальвин была вырезана небольшая арена.
Он зажёг каждую из четырёх больших каменных жаровен, пройдясь вдоль перил с шипами, отделявшими арену и четыре верхних яруса с местами для зрителей. Широкое помещение заполнилось янтарным светом, который открыл взору песчаную арену, окружённую тремя прямоугольными железными дверями, установленными на вертикальных направляющих. В центре арены располагалась чёрная яма с неровными острыми лезвиями, торчащими с её краёв вовнутрь.
Другим украденным ключом Раду открыл проход в помещения внизу, обезвредил ловушку с падающей решёткой и вошёл в помещение с клетками. Здесь воняло мускусом, навозом и гнилым мясом. Воняло старым, промокшим от мочи сеном. Воняло старой, заброшенной смертью. Только одна из шести клеток была занята, и та – трупом. Раду открыл дверцу клетки и шагнул внутрь, не обращая внимания на грязь.
При жизни животное было величественным, лоснящаяся чёрная шкура была почти синей. Теперь голова зверя опустилась от голода, а шерсть стала блеклой, как зола. Смертоносные когда-то щупальца неподвижно лежали рядом с кошачьим телом, как пара хлыстов, оставленных на трупе нелюбимой собаки.
Пока Раду смотрел на мёртвое создание, дверцы трёх внутренних клеток пробудились к жизни, поднявшись с глубоким, лязгающим шумом. Через несколько секунд внутренние стены клетки последовали за ними.
Кто-то потушил жаровни. Раду вышел на песок арены, высоко подняв факел, чтобы осветить нарушителя, затаившегося в тенях высоко над песчаным полом. Нарушитель, кем бы он ни был, знал, где найти пульт управления.
- Ласкар? – спросил Раду.
- Нет, брат мой, - раздался шёпот, такой отчётливый, что почти наверняка был спроецирован магией. Только два члена семьи Мальвин были чародеями. И оба находились на «Красном горизонте», когда корабль затонул.
- Станнис! – Раду развернулся, чтобы подняться по лестнице и поприветствовать его чудесным образом возвратившегося родича.
- Нет! Оставайся на месте, - сказал голос брата. – Я не хочу, чтобы ты меня видел – пока что.
Раду наморщил нос от удушливой вони, доносившейся с галереи.
- Ты ранен?
Поначалу Станнис как будто не обратил на вопрос внимания, но затем надрывный, хриплый смешок забулькал в тенях.
- Хотел бы я увидеть, как ты сражаешься со зверем-обманщиком, братец.
Раду помешкал, но решил оставить предыдущий вопрос и последовать предложенной брату теме.
-Я был готов, - с уверенностью заявил он.
- Я знаю, - сказал Станнис. – Мать надеялась сохранить его до дня твоего тринадцатилетия, но я убедил её подарить его тебе в этом году.
- Мать, - сказал Раду. – Она… ?
- Мертва, брат мой. Убита нашими завистливыми соперниками! Лишь её запоздавший союзник спас меня от такой же судьбы. Спас меня…
Его странный смешок снова наполнил помещение, прежде чем умереть с придушенным сипением. Раду направился в сторону голоса, и свет его факела мимолётно выхватил голое плечо и руку, серые и мокрые, как дельфинья кожа. От прикосновения света Станнис снова отступил в тени.
- Что он сделал с тобой, брат? И что это… за запах?
- Запах? – недовольно переспросил Станнис. Он издал всасывающий звук, как будто втягивая воздух с высунутым языком. – Увы – а может, и к счастью, учитывая состояние подарка на твой день рождения – я уже не так хорошо чувствую запахи.
- Что с тобой случилось?
- Мать погибла прежде, чем прибыл её союзник, - сказал Станнис. – Корабль уже тонул, и он нашёл меня в воде. Он спас меня от судьбы утопленника, сделав меня… таким же, как сам…
Последний слог затих с шипящим вздохом.
Братья стояли молча, наверху во мраке, внизу в свете факела. Полминуты царила тишина, пока Раду не поднял голову и не расправил плечи, словно приняв какое-то решение.
- Где он теперь?
- Он скоро придёт, чтобы забрать Речной Зал. Ему нужен новый дом, свободный от огня и света. Ты понимаешь, не так ли? Он мой хозяин. Мне поручили связаться с тобой и с Пьетро, привести тебя сюда, чтобы ты поприветствовал его, как нашего нового господина.
- Приведи его, - сказал Раду. Его рука потянулась к рукояти меча.
- Я не могу ему сопротивляться. Даже будь я невосприимчив к его заклинаниям, кровавые узы подчиняют меня его воле. Даже будь у меня чары, спрятанные в моих поко…
Он подавился предложением.
Раду сощурился, догадавшись о том, что пытается сказать брат.
- Старый чонсель разграбил наш дом. Они забрали всё.
- Шакалы! – сказал Станнис. – Но, может быть, не всё было утрачено. В стенах моей комнаты есть тайники. Я знаю о твоей неприязни к Искусству…
Что бы он ни собирался сказать дальше, слова остались запертыми в его глотке, когда Станнисом овладели какие-то подчиняющие чары.
- Оставь это мне, - сказал Раду. – Я приготовлю достойный приём твоему господину.
Предсмертный вздох солнца ещё держался на горизонте, когда в районе складов стал раздаваться стук ставень, а фонарщики принялись расхаживать от столба к столбу. Тут и там торопились домой после долгого летнего дня возничие в мокрой от жары одежде.
Раду прислонился к косой крыше, прислушиваясь к спору, доносящемуся из окна мансарды на улицу внизу.
- У себя дома я такого не потерплю! – ревел мужчина с усталым голосом. – Под этим твоим свинарником живут моя жена и дочь!
- Если бы ты иногда отправлял домработницу… - запротестовал мужчина помладше.
- О нет. После того, что ты сделал с последней – ни за что.
Мужчина помладше захихикал.
- Столь чувствительному созданию не следовало беспокоить художника, охваченного порывом артистической страсти.
- Эти… вещи. Представить не могу, как ты можешь звать их «искусством».
- Ты, мой абсолютно тупой братец, не можешь. У тебя нет и намёка на воображение. Вы должны поблагодарить меня, что я создаю нашей семье какую-то репутацию, кроме репутации пира…
- Даже не смей произносить это слово! Ты невыносим, со своими омерзительными картинами, шлюхами и… что это за запах? Снова дьявольская трава? У тебя губы синие, как ежевика. Ты сказал мне, что перестал принимать санниш.
- О, так ведь я перестал, Ласкар. Я обнаружил, что баккаран действует дольше, и благодаря ему даже ты кажешься куда более приятной компанией. Не хочешь попробовать?
Ласкар задохнулся от возмущения. Подслушивающий за окном Раду повернулся на раздавшийся в переулке внизу смех. Там стоял крепкий моряк, отхлёбывающий из оловянной фляги и прислушиваясь к неожиданному источнику развлечения. Его руки были исполосаны шрамами, а у сабли на поясе был простой и ухоженный вид клинка опытного воина. Его кучерявые волосы были ещё мокрыми от подавляющей дневной жары.