Две недели воздержания, нервозности и ожидания. Две недели на осознание — твой любимый прямо сейчас совершает подвиг, но при этом рискует жизнью.
Я горжусь Валерием, переживаю за него и тихо схожу с ума. Каждую ночь засыпаю в его постели, обнимая подушку, хранящую его запах. И только ложусь, как охватывает тоска по его губам, рукам, проникновениям… Я не знала прежде, что мужчину можно желать так сильно. Что находиться рядом с другим человеком — может стать потребностью…
Судьба подкидывает мне занятие, чтобы я не скучала без работы — у Артёма реабилитация, и я помогаю ему, как могу, адаптироваться. Никогда не прощу за то, что он сделал. Но… Артём — брат Валерия, его единственная семья, и любимому будет очень больно, если с его оболтусом-братом что-то случится.
Тёма где-то растерял свою болтливость. Когда я, с помощью телохранителей, усаживаю его в кресло и спускаю вниз, вывозя на прогулки по саду, он молчит и только сосредоточено смотрит перед собой.
Однажды он попытался устроить сеанс раскаяния — в тот день его суровый доктор гонял его по комнате, заново уча ходить.
Уставший и измученный Артём принимается каяться:
— Прости меня, Инга. Я так виноват перед тобой.
— Молчи! — пресекаю всякие попытки надавить на жалость. — Знаешь, это называют «крокодиловы слёзы». Если бы Валерий проиграл тот бой, — меня окатывает волной панического ужаса, — меня бы сейчас и в живых, может быть, не было.
Артём поникает, опускает плечи, едва не плачет.
А что ты хотел, дорогой? Думал, чистосердечное раскаяние подкупит меня?
— Знаешь, — тихо говорит Артём, — я много думал в одиночестве… И… Валерка — он хороший. Лучший брат на земле.
Ну и то хлеб!
Но остальные наши совместные прогулки проходят в молчании, что не может меня не радовать. Только так я могу находиться рядом с Артёмом.
Пожалуй, сейчас я даже рада, что дом — напичкан охраной, что Тугарин или кто-то из его ребят ходят за мной едва ли не по пятам.
Мне так комфортнее, спокойнее, не надо всякий раз оглядывался — не притаился ли за вон тем кустом извращенец, который хочет меня украсть и отвезти на аукцион.
…В конце второй недели случается целых два невероятных события.
Звонка от этого человека я не ожидаю никак. Глава департамента культуры у нас человек серьёзный и очень занятой. А тут — звонит лично, правда, с городского номера, но всё же…
— Инга Юрьевна, вы не могли бы часика через два подъехать в департамент.
У меня сердце пропускает удар: зачем это? Меня что — хотят навсегда отлучить от культуры?
Гоню панику, пытаюсь ответить ровно:
— Хорошо, подъеду.
— Вот и славно. Буду ждать.
Звонок прерывается, а я ещё сижу и тупо смотрю на телефон, словно гаджет в моих руках способен дать ответ на сакраментальный вопрос: что это было?
От волнения пытаюсь отвлечься сборами. Тщательно выбираю одежду, колдую над строгой причёской, потрошу коробки с обувью.
К назначенному времени готова, выгляжу скромно, но элегантно и со вкусом. То, что нужно.
Тугарин ворчит, что приходится покидать пределы дома — он, признаться, радовался, что меня уволили. Но у него чёткий приказ от Валерия — слушаться меня и выполнять мои требования, если они разумны.
…Олег Константинович Дольский — мужчина слегка за шестьдесят, но ещё сохранивший привлекательность и стройную фигуру (что редкость для чиновника такого уровня) ждёт меня, откинувшись в огромном кресле, более похожем на трон.
Вхожу в его громадный кабинет робко. Мне кажется, что мои каблуки цокают слишком громко, и от этого становится неловко.
Олег Константинович указывает мне на кресло напротив и улыбается.
— Хорошо, что вы пришли, Инга Юрьевна. У меня для вас предложение, от которого вы точно не сможете отказаться.
— Даже так! — вскидываю удивлённо брови.
— Именно так! — подтверждает глава департамента. — Я хочу, чтобы вы возглавили галерею искусств.
— Я?.. — даже поперхаюсь словами.
— Вы!
— А как же Октябрина Власовна?
— Она написала сегодня заявление. По собственному желанию.
— А Ольга? — вспоминанию я правую руку бывшей теперь уже директрисы.
— Ольга Максимовна, представьте себе, тоже уволилась. Да и вообще, чего вы тушуетесь и сомневаетесь? Я из поколения, где жили по принципу: «Молодым везде у нас дорога». Научим, поможем…
— … или заставите?
— Ни в коем случае. Речь идёт об искусстве. Тут исключительно по желанию и вдохновению. Ну, что скажете?
Я понимаю, что времени подумать мне всё равно не дадут, и моё назначение уже утверждено. Осталось утрясти формальности — получить моё согласие.
И я соглашаюсь. А что делать?
SMS от Валерия приходит, когда я уже покидаю департамент.
«Жду тебя к восьми в ресторане “Золотой павлин”. Форма одежды — вечернее платье»
Валерий никогда прежде мне не писал. Да и не звонил почти. Так, перекинуться парой слов, узнать, как дела. Он в эти две недели был очень занят. И вот…
Радость охватывает меня — наконец-то, мы увидимся. И…у нас, кажется, свидание. Первое в истории наших отношений.
И я второй раз за день, волнуясь, выбираю наряд. К ресторану Тугарин подвозит меня без пяти восемь.
Меня сразу же проводят к нужному столику. И Валерий, сияющий, довольный, поднимается мне навстречу.
А я замираю. Так давно не видела его, отвыкла от того, какой он высокий, красивый, статный…
А сейчас ещё и галантный: целует мне руку, ведёт к столу…
За столиком, кроме нас, ещё и пожилой полицейский. Он окидывает меня цепким, оценивающим взглядом, а потом — поднимает большой палец вверх.
— Молодец, Валерка! — и тоже целует мне руку. — Вы, Инга Юрьевна, даже прелестнее, чем этот олух смог описать.
Краснею от комплимента.
Полковник представляется Егоровым. И я понимаю — тот самый, что пригласил моего Валеру в Управление.
Разливают шампанское. Мужчины пьют за успех операции, за первую победу и хвастаются тем, что нашли Кантера. А Сагаль так расчувствовался, что подарил шедевр галерее искусств на вечное хранение.
От этого хочется пищать и хлопать в ладоши.
Но… гораздо интереснее мне, что в маленькой бархатной коробочке, что лежит рядом с Валерием?
Приходит и её черёд.
Валерий, явно волнуясь, открывает коробочку, и на алом ложементе я вижу изящное колечко из белого золота с небольшим аметистом.
— Выходи за меня, — говорит Валерий. Но без вопроса. Почти утверждая. И тут снова за меня всё решили, и постановили, и утвердили…
Но…я согласна.
Глотая слёзы, бросаюсь ему на шею и шепчу:
— Да…да… да…
Егоров хлопает в ладоши, с гордостью, будто следит за своим сыном, наблюдает, как Валерий надевает кольцо мне на палец, требует поцелуя…
А когда мы всё-таки отрываемся друг от друга, говорит:
— Ну теперь, Валерка, тебе следует поступить, как настоящий мужик!
Любимый непонимающе уставляется на него.
— Поехать к родителям Инги и официально попросить руки их дочери.
Валерий крепко прижимает меня к себе, прячет лицо в волосах и спрашивает, явно волнуясь:
— А если откажут?
— Похищать! — и расплывается в улыбке Егоров. — Даю личное разрешение на это противоправное действие…
И в глазах Валерия я вижу решимость.
ВАЛЕРИЙ
Разумеется, у меня никогда не было свиданий. Я не бродил по городу, сжимая ладошку любимой.
Тем ценнее и ярче новые ощущения. И пусть поодаль едет машина охраны, это нисколечко не мешает нам.
Инга дурачится и забирается на бордюры. Она такая чудесная в этом воздушном персиковом платье, подчёркивающем идеальную фигурку, и наброшенном на плечи моём пиджаке. Конечно, он велик для неё, моя девочка тонет в нём.
Но тем она беззащитнее, тем сильнее мне хочется оберегать её. Придерживаю, страхую, чтобы не упала. Любуюсь тем, как она приподнимает лёгкие юбки, и моему жадному взору является прелестная маленькая ножка в изящной туфельке.
Мы почти не говорим, больше смеёмся. А иногда — целуемся. Стоя на бордюре на каблуках, Инга несколько сглаживает нашу разницу в росте. Но её хрупкость, миниатюрность, конечно же, никуда не деваются. И я млею от того, как тоненький стан выгибается в моих руках, будто стебелёк цветка, когда она льнёт ко мне в поцелуе.
Это лучший вечер в моей жизни.
— Устала? — интересуюсь, когда небо уже начинает сереть.
Она лишь кивает.
Подхватываю на руки, она покорно кладёт голову на плечо, и я несу её к машине, устраиваю на заднем сиденье, и мы едем домой.
Инга засыпает ещё по дороге. В спальню приношу, не разбудив. Я, конечно же, невыносимо хочу её, но сон и спокойствие моей девочки мне важнее.
Спи, родная. Спи, моя Белль.
А Чудовище будет беречь твой сон…
Осталось совсем немного, и мы будем вместе. Мой свадебный подарок тебе станет и презентом всему городу.
Занимается утро нового дня. И новое, важное, дело заставляет меня оторваться от любимой.
…нельзя сегодня сказать Лютому, что у Князя есть карманный спецназ, а завтра отправить к нему спецуру. Нет, я так халтурно не работаю. Но время поджимает, не хочу растягивать эту эпопею на долгий срок. Значит, надо думать. Думай, башка — шапку куплю! А что если Лютый услышит «случайно», что присланный к нему спецназ от Князя? Или, может, как-то иначе обозначить?
Сидя в кабинете, я обдумывал разные идеи, шелушил их в голове, но чувствовал, что это все что-то не то.
Удача, как всегда, сама прискакала в руки совершенно случайно и совершенно из неожиданного угла.
Князь любит «свежих» девочек Лютого, за что периодически и страдает. Ведь не все крошки попадают в бордель добровольно, некоторые еще долго дичатся: могут и укусить клиента, например, самого Князя. И одна такая несчастная травмировала чокнутого заправилу наемными убийцами города. Травмировала самое дорогое! Злющий, как сто чертей, Игорь Князев в отместку убил девчонку на месте, а уходя от собак Лютого, умудрился прихватить его Аннушку.