Рад, что удаётся подтвердить ложь про эксперта по искусству солидными корочками. А то было бы сложно объяснить Ирине Петровне, матери Инги, чем я занимаю на самом деле. И вряд ли бы я увидел тогда в её глазах тоже одобрение.
Пока бегал в кабинет за корочками — позвонил Егоров. Сказал, что дело очень серьёзное. Не удалось даже отбрехаться тем, что вотпрямщаз встречаюсь с будущими тестем и тёщей.
Егоров наоборот добавляет:
— Тем более.
Приходится быстро проститься с дорогими гостями и бежать в Управление. Опять нервничаю, как пацан. Нервная работенка мне досталась.
Пока иду по коридорам к кабинету полковника, мысленно прокручиваю в уме крайние дела на предмет, где мог накосячить. Вроде нигде не косанул. Да и ребята мои молодцы, придраться не к чему.
Поэтому в кабинет полковника захожу расслабленный. Как оказывается — зря.
— Садись, — строго говорит Егоров и нервно тушит окурок. Пепельница уже полна. Видно, нервничает серьёзно. И его мандраж — змеёй по столу — подползает и ко мне.
Полковник с тяжким вздохом достаёт из шкафа коньяк, плещет в бокал на два пальца, протягивает мне:
— Выпей.
Словно анестезию предлагает. Ох, не нравится мне это! Однако коньяк выпиваю залпом.
И тогда на стол передо мной тут же шлепается пухлая папка «Дело №…» Сверху фотография обжигает. Это мама, ее трудно не узнать, но и узнать в таком виде почти нереально: синяки, ссадины и кровавые росчерки обезобразили лицо и тело почти до неузнаваемости.
Меня затапливает волной холодной ярости…Сжимаю кулаки, едва ли не зубами скреплю.
— Какая мразь это сделала?
Отец о смерти матери никогда не рассказывал. И по поводу могилы ничего внятного добиться от него не удалось.
Егоров протягивает мне сигарету, прикуривает от своей зажигалки, говорит с печалью:
— Валера, я долго думал, рассказывать тебе или нет. Не хотелось тебе перед свадьбой настроение портить. А потом подумал — лучше перед, чем после. Пусть потом у вас с Ингой будут только приятные подарки судьбы.
Улыбаюсь, благодарю, а у самого на душе кошки скребут. Взгляд нет-нет да возвращается к фотографии мамы. Она лежит на горе опавших листьев. Судя по всему, вывезли и выбросили в лес.
Тушу сигарету в кулаке, но боли не чувствую.
Егоров, между тем, продолжает:
— Это было одно из моих последних дел тогда. Но тогда я, молоденький следак, так и не смог посадить виновного за решетку. Гад откупился.
Вздрагиваю от аналогий. Это сделал мой отец? Перевожу подохреневший взгляд на полковника. Тот понимает, что я догадался, и кивает.
Снова затягивается, смотрит за окно, говорит монотонно, без эмоций:
— Начнем с того, что Алена Пахомова ранее проходила по делу о похищении и пропаже. Ее выкрал неизвестный из деревни и привез в город. Сам понимаешь, захолустье там такое, что не до поисков было, да и времена лихие. Но её всё-таки нашли, — ещё затяжка, — случайно… при очередном шмоне борделей. Тот, кто похитил девочку, просто сунул ее в притон, когда наигрался. Доживать, так сказать. И мы ее отправили обратно в деревню. В общем-то, но потом каким-то образом она снова всплыла в борделе. Кто и зачем вернул её снова в город, я не знаю…
Я едва сдерживаю порыв начать все громить. Зубы стискиваю так, что зубная эмаль отправляет апелляцию мозгу.
— Нам удалось только установить, что в этом промежутке, пока она благополучно находилась в деревне, у Алены Пахомовой родился сын. Так как девушка была незамужняя и жила на попечении родственников, она «прогнулась» под их требование скрыть этот факт… В деревнях же как — каждая собака друг друга знает. А тут позор такой на семью. Мало, что не замужняя, так ещё и в подоле принесла… Семья пилила-пилила и допилилась, что Алёна, отчаявшись, отвела малыша в приют… Мы не знаем, что именно стало причиной зверского убийства этой несчастной. Возможно, то, что ребёнка утаила от любовника, или что-то ещё, но факт остаётся фактом. Алёну Пахомову убили, и причастен к этому был Евгений Крачков, — заключает Егоров, а я рычу от бессилия.
Все уже произошло. Это было тридцать лет назад, и ничего уже не исправить! Даже родственников тех в живых нет, чтобы отомстить. Ебаная жизнь!
— Прости, — горько винится полковник.
Мотаю головой:
— Мне не за что вас прощать.
— За этот рассказ… не вовремя…
— Всё вовремя. Я благодарен вам. Можно, дело заберу?
— Да, оно давно уже списано в архив и должно было быть утилизировано.
Засовываю папку под мышку, прощаюсь с Егоровым до встрече на свадьбе — он вызвался быть посажённым отцом с моей стороны.
Уже в дверях на выходе из Управления пиликает телефон — на WhatsApp приходит сообщение от Инги. Фотография.
Улыбаюсь — всё-таки судьба не всегда показывает мне исключительно филейную часть. Вот же подарила мою солнечную девочку. И та сейчас, наверное, бегает по магазинам, выбирает платье. Должно быть, скинула себя в наряде… подразниться…
Открываю сообщение и… Что это за фигня? Какая-то длинная белая штуковина, а на ней — две красные полоски?
Чувствую себя последним лохом, который не очень петрает в последних технических достижениях.
На моё счастье в журнале дежурного расписывается миленькая полицейская. По-моему, из комиссии по делам несовершеннолетних.
Я идиотски лыблюсь и подхожу к ней.
— Девушка, простите, можно у вас проконсультироваться?
Она удивлённо вскидывает на меня глаза и почти грозно произносит:
— Попробуйте.
Сую ей под нос фотографию:
— Вот… невеста мне прислала… вы не подскажете, что это может значить?
Она расплывается в улыбке и тихо хихикает:
— Вы, правда, не знаете?
— Правда, — честно признаюсь я.
— Это — тест на беременность. Ваша девушка беременна.
— Серьёзно?! — охреневаю я.
— Эти штуки, конечно, врут. Но вероятность всё равно большая…
Я не дослушиваю…
Мне слишком хочется бегать и орать, как придурку. А ещё, кажется, у меня глюки… Потому что я вижу призрачный светящийся силуэт мамы. И она нежно обнимает меня.
Глава 22
ИНГА
Я стою перед зеркалом, нарядная и красивая, и никак не могу повернуться и спуститься вниз. Где ждут родители, гости, где ждёт Валерий, в конце концов.
Не знаю, что со мной.
Нервы, наверное, гормоны шалят.
Когда я дала Валерию согласие — хотела скромную церемонию: только я и он, мои родители, этот его Егоров.
Но… Так было бы нечестно. Ведь у меня это — вторая свадьба. А у Валерия — первая. И единственная. Он мне чётко дал понять — что больше жениться не собирается, со смехом заявил, что в нашем браке развод не предусмотрен.
И я рада, что так. Необыкновенно счастлива тем, как Валерий принял известие о моей беременности. Наверное, каждая женщина мечтает о том, чтобы мужчина — отец ребёнка — смотрел на неё с обожанием, осыпал поцелуями и шептал:
— Моя щедрая! Моя великодушная! Моя совершенная!
В моей первой свадьбе всё было неправильно: едва знакомый парень, скоропалительные решения, отсутствие родителей…
Сейчас всё по-другому, всё, как надо: мой мужчина, осознанный выбор, мама и папа рядом…
Но что-то не так. Что-то гложет, останавливает, пугает.
Почему?
Ведь я люблю Валерия. Каждой клеточкой. Жизни без него не вижу. И знаю, что мои чувства взаимны.
Боятся нечего. Любимый сделал мне много замечательных подарков — например, очистил город от криминальных отморозков…
Сейчас внизу — наверное, всё управление, не говоря уже о людях Валерия.
Комар не пролетит.
Всё, Инга, прекрати паниковать и накручивать себя. Всё хорошо, ты ждала этого дня. Теперь у тебя свадьба настоящая, мужчина настоящий, чувства — предельно настоящие.
Улыбнись.
Я натягиваю на лицо улыбку, беру букет — маленький флористический шедевр — и, наконец, выходу из комнаты.
Иду вниз, а будто перетекаю со ступеньки на ступеньку — мятное платье струиться прозрачными складками, как вода.
Шаг, ещё шаг…
Вздох.
Вскидываю глаза, ловлю его взгляд — восхищённо-сияющий, растаявший, тёплый — и все тревоги отступают. Наконец, меня захлёстывает счастье, такое огромное, словно небо над головой.
Наше с ним счастье.
Любимый сегодня необыкновенно красив. Ему идёт этот тёмно-серый костюм и стильный галстук с мятными «кляксами». На манжетах ослепительно-белой рубашки поблёскивают запонки из александрита — гармонируют с моими украшениями.
И вообще мы гармонируем: такой большой и сильный он, такая хрупкая и воздушная я.
У нас — выездная церемония. Никакого ЗАГСа.
Всё, как в кино: поляна перед домом, арка с цветами, небольшой подиум, где пройдёт сама церемония росписи, стулья для гостей.
Всё сказочно.
Все нас поздравляют.
Столько людей…
Артём улыбается и ехидно зовёт меня «сестрёнка», но я совсем не злюсь, и даже позволяю себя поцеловать в щёку…
Всё хорошо.
Валерий передаёт меня отцу — папа сегодня торжественно-важный — и уходит вперёд, ждать меня у алтаря.
Отец кладёт мою ладонь себе на локоть и спрашивает:
— Не передумала?
Усмехаюсь:
— Нет. С чего бы!
— Ну и правильно, — подмигивает мне отец, — потому что никому другому, кроме Валерки, я тебя не отдам. Так и знай. Он моё доверие завоевал.
— Папа! О чём ты? Какие другие! Я люблю его! Я жду от него ребёнка!
Отец целует меня в висок:
— Не переживай малышка, небольшая проверка. Прости старика. Мир?
Целую в ответ, улыбаюсь:
— Мир!
Отец ведёт меня к алтарю — краем глаза ловлю нарядную и взволнованную маму, которая прижимает к глазам платок. Улыбаюсь ей.
Папа, наконец, передаёт меня Валерию и… начинается церемония.
По ступенькам с подиума любимый сносит меня на руках.
Вернее, муж. Свою жену.
Несёт к машине, украшенной цветами и лентами: как и положено молодожёнам — едем фотографироваться к достопримечательностям города.
Я счастлива, много смеюсь, позирую. А под конец, уже собираясь в ресторан, прямо через плечо Валерия, который снова берёт меня на руки, кидаю букет.