здесь чужой, несмотря на проведенные в этом доме годы?
В конце концов она добралась до лестничной площадки, но представшая перед глазами картина казалась бессмысленной. Повсюду была кровь, в воздухе висел густой мускусный животный запах. Декан застыл возле стены, из ноги, походя на белый восклицательный знак без предложения, торчала бедренная кость. Доуз судорожно вздохнула. Что это? Что здесь произошло? В Il Bastone просто не могло случиться подобного. Это запрещено.
Алекс лежала на спине, на нее сверху навалился златокудрый, по-ангельски красивый парень. Запустив руки в ее волосы, будто хотел поцеловать, он плакал и дрожал. Со стороны они походили на любовников.
Пэм вдруг ощутила в руках нечто теплое, покрытое мягким мехом, живое, почувствовала биение сердца. Но нет, она сжимала лишь холодную, безжизненную скульптуру, бюст Хирама Бингэма Третьего, обычно стоявший на подставке возле входной двери. Пэм не помнила, как взяла его в руки, но прекрасно знала, что с ним делать.
«Ударь его».
Но она не могла.
Нужно позвонить в полицию. Или просто убежать. Однако тяжелый камень в руках не давал сдвинуться с места. Пэм не способна причинить кому-то боль, даже мерзавцу вроде Блейка Кили, пусть даже сам он, ворвавшись в дом, ударил ее и бросил на полу истекать кровью. Блейк напал на декана. И хотел убить Алекс.
«Ударь его».
Пэм вновь видела себя маленькой девочкой на детской площадке: слишком высокой, пышногрудой, несуразной, в одежде не по размеру, вечно путавшейся в собственных ногах. Она снова жалась к автобусной остановке, стараясь не обращать внимания на проезжающих мимо старшеклассников, кричащих ей: «Покажи сиськи», а в классе забивалась в угол в последнем ряду. Тряслась от страха. Всю жизнь боялась.
«Я не могу».
Пэм не такая, как Алекс или Дарлингтон. Она – ученый, робкий, беззащитный кролик без зубов и когтей. Ей оставалось только бежать. Но куда, если нет больше Дарлингтона, декана, Алекс? Кем она будет, если ничего сейчас не сделает?
Пэм застыла, глядя на парня и Алекс. Она нависла над ними сверху, словно сама теперь стала ангелом – а может, гарпией, спускающейся с неба с мечом в руке. Подняв бюст над головой, Пэм опустила его на голову красавчика. Череп поддался с мягким влажным звуком, словно был сделан из папье-маше. Она не собиралась бить так сильно. Или собиралась? Зайка, что ты наделала? Парень завалился набок, и Пэм ощутила, как подкосились ноги. Не в силах сдержаться, она заплакала. Но кто стал причиной слез? Блейк? Дарлингтон? Алекс? Сама она? Пэм согнулась над полом, и ее вырвало. Почему комната все еще двигается?
Подняв голову, Пэм ощутила на щеках соленые брызги, лицо овеяло прохладным воздухом. Корабль дрейфовал на волнах, и палуба ходила ходуном. Она вцепилась в веревки.
– Не тупи, Трипп.
Шторм им не грозит. Они ведь, как обычно, проверили погоду – температуру, давление, примерную скорость ветра.
И все же всякий раз, оказываясь на яхте, Трипп испытывал приступ паники. Рядом с отцом или другими кузенами все было в порядке, но когда появлялся Спенсер, он вел себя странно, будто мозг отказывался повиноваться. Руки и ноги внезапно словно становились больше, движения замедлялись, и Трипп не сразу понимал, где правый, а где левый борт. Что за нелепость! Ведь он ходил под парусом с детства.
Спенсер преуспевал во всем. Ездил на лошадях и квадроциклах, участвовал в гонках на байках и автомобилях, умел стрелять и сам зарабатывал на жизнь, так что у него водились деньги и отбою не было от девушек. Рядом с ним всегда находилась очередная изысканная, блестящая красавица. В их обществе Трипп неизменно чувствовал себя ребенком, хотя учился в Йеле, а Спенсер был всего на несколько лет старше.
Отчего-то именно кузен взял в руки штурвал. Они с Триппом вполне могли посоревноваться в умении управляться с яхтой, как и отец, однако Спенсер, белозубо улыбнувшись, просто занял место у руля. Наверняка все дело во внешности. Триппу с его детским личиком было далеко до худощавого энергичного кузена, который одним видом давал понять, что с ним лучше не связываться.
К отцу Триппа Спенсер всегда обращался «сэр».
– Удовольствие находиться на борту, сэр. Эта яхта – словно мечта, – заявил он, ступив на палубу, потом обхватил Триппа за шею и воскликнул: – Трипп, дружище! – А после, склонившись ниже, прошептал: – Как дела, говнюк?
Когда Трипп застывал, Спенсер просто смеялся и советовал:
– Не тупи.
И так весь день. «Хватай канат! Закрепляй! Этот парус готов? Шевелись, Трипп, не тупи!»
Налетевший шторм, судя по всему, не должен был доставить хлопот. На него даже не особо обратили внимание, по крайней мере остальные. Трипп же, укрывшись в проходе, надел спасательный жилет. Тонкая полоска ткани на шее, закрепленная на талии, была почти незаметна. Жилет надуется, лишь ударившись о воду. Так в чем проблема?
Но, увидев его, Спенсер расхохотался.
– Какого хрена? Это всего лишь дождь, придурок.
– Вот это погодка! – Отец Триппа поднял лицо к небу и рассмеялся, ощущая, как ветер треплет волосы.
Трипп же ненавидел подобные выверты природы. Серые волны, словно сгорбленные плечи какого-то большого зверя, толкали яхту, играли с ней. Огромное, бескрайнее море было совсем рядом, почти под ногами; оно с легкостью могло сломать мачту, расколоть корпус яхты и пустить всех ко дну лишь простым пожатием плеч. Триппу оставалось лишь крепче держаться – одной рукой за себя, другой за корабль; так гласило правило, столь же незыблемое, как спасательный жилет, – выдавливать из себя улыбку и молиться, чтобы не вырвало, иначе потом ему вечно будут это припоминать.
Однако Спенсера не обманул его вид.
– Уже насрал в штаны, неженка? – с усмешкой бросил он. – Не тупи.
Хотелось крикнуть, чтобы отвалил и оставил в покое, но Трипп знал – так будет только хуже. Боже, Трипп, ты что, шуток не понимаешь?
Оставалось только притворяться, что все хорошо, он, как и все, любит Спенсера и вообще развлекается по полной; глупо пугаться небольшого шторма или самоуверенного дурака-кузена. Вот только у Триппа были все основания бояться обоих. Но шторм, по крайней мере, существовал сам по себе и не стремился ему навредить. Со Спенсером все обстояло иначе.
Когда Триппу исполнилось восемь, на его день рождения собрались все родные. Спенсер уже тогда вел себя как придурок, однако в тот день Трипп не обращал внимания на кузена. Это был его праздник, то есть приглашенные друзья, новая PlayStation и любимое мороженое, пусть даже Спенсер, отодвинув вазочку со сливками и кусочками печенья, бросил: «Ненавижу это дерьмо».
Трипп ел торт, открывал подарки и играл в бассейне, потом друзья разошлись по домам и остались лишь члены семьи. В ожидании, когда родственники разожгут мангал на лужайке, он загорал на солнце и чувствовал себя ленивым и счастливым, а когда вспоминал, что завтра не в школу и можно бездельничать весь остаток выходных, то будто ощущал, как с каждым вдохом его наполняет солнечный свет.
Трипп плавал с трубкой на мелководье, когда вдруг заметил на краю бассейна Спенсера в длинных пляжных шортах. Выгоревшая на солнце светлая прядь волос падала ему на глаза, так что Трипп не мог толком разглядеть выражение лица кузена. Зная, что в присутствии других людей Спенсер реже щипался и толкался, Трипп окинул взглядом двор. Но отец с младшим братом натягивали волейбольную сетку на другой стороне лужайки; мать с прочими кузенами, похоже, уже ушла в дом.
– В чем дело? – пискнул он, подплывая к лестнице.
Однако Спенсер оказался быстрее – как всегда. Почти не поднимая брызг, он спрыгнул в воду и хлопнул рукой по груди Триппа, отталкивая того назад.
– Хороший день? – полюбопытствовал Спенсер.
– Конечно, – согласился Трипп, не понимая, с чего вдруг так перепугался, и изо всех сил стараясь не заплакать. Для слез не было причин.
– Тебе нужно окунуться в честь дня рождения. Двадцать секунд под водой. Сущие мелочи, даже для щенка вроде тебя.
– Я лучше пойду.
– Серьезно? – недоверчиво переспросил Спенсер. – Приятель, а я уж было решил, что ты крут. Хочешь сказать, что не продержишься несколько секунд под водой?
Трипп знал, что это ловушка, но… вдруг нет? Может, когда он выполнит желание Спенсера, они поладят и станут друзьями, ведь кузен дружил со всеми. А я уж было решил, что ты крут. Конечно, он станет крутым.
– Просто опустить голову под воду на двадцать секунд?
– Да, но если ты трусишь…
«Не станет он меня топить, – подумал Трипп. – Он, конечно, засранец и может продержать меня дольше, но на самом деле не будет пытаться убить. Просто хочет напугать, но я ему не позволю». – Триппу очень понравилась последняя мысль.
– Отлично, – проговорил он. – Двадцать секунд. Засекай.
И ушел с головой под воду.
Трипп тут же ощутил на плечах руки Спенсера. Наверняка кузен хотел, чтобы Трипп сопротивлялся. Но нет, он не доставит такого удовольствия, не будет дергаться, просто спокойно задержит дыхание. Трипп медленно отсчитывал в уме секунды, готовый к тому, что Спенсер нарушит уговор и не позволит вынырнуть вовремя.
Кузен толкнул его ниже и поставил ногу на грудь Триппа. «Не паникуй, спокойно». Другой ногой Спенсер надавил ему на живот, чтобы выпустить воздух; пришлось слегка поддаться, и к поверхности воды устремились пузырьки. Кузен передвинул правую ногу, и лишь тогда Трипп осознал, что тот задумал. Однако было уже поздно. Спенсер впечатал пятку ему в промежность, а пальцами впился в яйца.
Теперь Трипп извивался, прижатый ко дну бассейна, и всеми силами пытался спихнуть с себя кузена. Спенсер явно наслаждался происходящим, а он ненавидел себя, поскольку от ощущения шарящих в паху пальцев все тело покрылось мурашками. Голова больше не соображала, болела грудь, Триппом завладел страх. С чего он решил, что сможет справиться?