– Не хочу этого делать, – проговорил Тернер. – Я… не преступник.
– Я тоже, просто пытаюсь выбраться из неприятной ситуации. Неправильный поступок еще не делает тебя плохим.
Ну, это еще бабка надвое сказала. Глупо верить, что эта услуга и ложь станут последними. Нет, все только начиналось. Карм с кучей друзей и большими связями всегда будет угрожать семье Тернера и его карьере. Если он сейчас уступит, пойдет на поводу у Кармайкла, то продолжит дальше подниматься по карьерной лестнице – пока хранит секреты Карма и исполняет все указания. В противном случае поставит под удар службу в полиции и подвергнет опасности семью. Отличный выбор.
– Тот убитый парнишка, – проговорил Тернер. – Просто неудачный выстрел, верно?
– Не парнишка. Преступник.
– Значит, ты выкрутишься, не позволишь нам попасть в переделку из-за какой-то бессмысленной хрени?
– Я тебя прикрою.
Что ж, вот и ответ, которого так ждал Тернер, четкий и ясный. Он находился по одну сторону закона, и теперь – спустя минуту? тридцать секунд? – прочно обосновался по другую.
– Ты один из хороших, – продолжил Карм, по-доброму глядя на Тернера. – Ты после этого оправишься.
– Не сомневайся, – согласился Тернер, делая первые шаги в сторону от правил, с которыми всегда считался. Сейчас он не знал, сможет ли оправиться, но Карму это точно не грозит.
Поднявшись на ноги, Тернер дважды выстрелил в грудь Крису Кармайклу.
Большой Карм даже не слишком удивился, как будто знал, что так случится, и, подобно Тернеру, ждал беды. Он не упал, скорее осел, а после завалился набок.
Тернер начисто вытер пистолет, как велел ему Карм, вложил в руку Таттла и выстрелил еще раз для правдоподобия. Впрочем, на месте преступления и так хватало пуль, так что криминалистам придется несладко.
Под окном выли сирены, раздавался визг шин, полицейские что-то кричали друг другу, окружая здание.
– Прости, – прошептал Тернер, обращаясь к Дилану Таттлу. – Он станет героем.
Тернер не смог сдержать подступившие слезы. Неважно; прибывшие офицеры решат, что он оплакивает Большого Карма, своего коллегу и наставника, легендарного Криса Кармайкла.
Тернер обещал себе играть до тех пор, пока им не надоест. Он хороший детектив, с этим никто не станет спорить, и неважно, что ему пришлось хлебнуть дерьма, а руки запятнала кровь. Он вдруг осознал, что дурное предчувствие исчезло, зуд внутри утих, как и страх. Они уже исполнили свое предназначение.
Тернер закрыл глаза и сосчитал до десяти, ожидая, пока на лестнице раздадутся шаги. Сирены стихли, сейчас он слышал в тишине лишь собственное учащенное дыхание.
Дождь прекратился.
Она перестала дышать. И поняла, что все пошло не так.
Хелли хотелось остаться здесь, лежать на боку и наблюдать за спящей Алекс. Когда мужчины погружались в сон, вся склонность к насилию, амбиции и стремления словно покидали их, лица смягчались, становясь почти нежными. Однако Алекс даже во сне хмурилась и стискивала челюсти.
«Нет покоя грешникам», – хотела сказать Хелли, но слова замерли, даже не успев сорваться с языка. Попыталась рассмеяться, но казалось, смеху негде в ней укорениться: ни живота, где он обычно возникал, ни легких, сквозь которые вылетал вместе с дыханием.
Сейчас, когда ее больше не сдерживало тело, Хелли ощущала, что распадается на части. Она не знала, когда это случилось.
«Не так уж быстро». Недостаточно скоро, чтобы избавить от обрушившейся боли. Прошлая ночь выдалась плохой, одной из череды столь же неприглядных, но стоит перестать цепляться за этот мир, и воспоминания начнут блекнуть. Откуда-то она знала, что тогда Лен, Ариэль и все прочее навсегда покинут ее мысли, исчезнут стыд и печаль. Нужно просто уйти, опустеть, как опрокинутая чашка. Это восхитительное ничто почти неодолимо влекло ее к себе, обещая забвение. Она сбросит телесные оковы и станет светом.
Но она не могла уйти. Не сейчас. Сперва она еще раз посмотрит на свою девочку.
Алекс открыла глаза, быстро, без подрагивания век, словно резко вырвалась из сна, посмотрела на Хелли и улыбнулась – как будто распустился цветок. Вся настороженность исчезла, оставляя лишь радость, и Хелли поняла, что совершила ужасную ошибку. Она зря осталась, задержалась здесь, чтобы попрощаться. Видит бог, ей плохо, намного хуже, чем от осознания собственной смерти. Впустую растраченная жизнь казалась до боли печальной и не стоила сожалений, но Хелли понимала, что будет скучать по Алекс. Тоска по ней, желание еще раз хоть на миг ощутить дружеское тепло и наполнить легкие воздухом причиняли ни с чем не сравнимую боль.
Алекс сморщила нос. Она не утратила мягкости, несмотря на безжалостный град дерьма, обрушившийся на нее во время жизни с Леном, и Хелли это нравилось.
– Доброе утро, Вонючка Хелли.
Хелли смутно осознала, что ночью ее вырвало. Может, она захлебнулась от рвоты? Кто знает.
– Давай свалим отсюда к чертям, – предложила Алекс. – Навсегда. Хватит с нас этого места.
Хелли кивнула, ощущая нахлынувшую волну боли, которая все росла, угрожая окончательно ее поглотить. Алекс не шутила; она все еще верила, что с ними может случиться что-то хорошее. Возможно, Хелли и сама отчасти верила в нечто подобное. Конечно, не в безумные мечты о занятиях в колледже и работе на полставки, в которых любила растворяться Алекс. И все же… Хелли полагала, что все это дерьмо к ней не прилипнет, по крайней мере, не навсегда. Сейчас она просто угодила в неприятности, но все пройдет, она справится, вновь станет нормальным человеком и заживет обычной жизнью, а эта квартира вместе с Леном, Бетчей, Итаном, Ариэлем и даже Алекс – всего лишь остановка, промежуточная станция.
Вот только вышло все совсем не так, верно?
Алекс потянулась к Хелли, но рука прошла сквозь тело; тогда она расплакалась и стала звать подругу. Хелли тоже плакала, но сейчас это было иначе, чем при жизни: ни покрасневшего лица, ни сбившегося дыхания, она словно бы просто растворялась в потоках слез. И всякий раз, когда Алекс пыталась ее обнять, Хелли видела проблески чужой жизни: стол в спальне малышки Алекс с букетом сухих цветов и заколками в виде стрекоз; парковка, где та сидела с детьми постарше, передавая по кругу сигарету; смятое крыло бабочки, лежащей на влажном кафеле. А потом она вновь будто бы оказывалась в стылой темной комнате после солнечного света или ныряла под воду.
В спальню ворвался Лен, за ним следовал Бетча. Теперь, видя их на расстоянии, Хелли ощутила прилив нежности. Живот Бетчи выпирал из-под футболки, на лбу Лена темнели небольшие прыщи. Но потом Лен подошел к Алекс и зажал ей ладонью рот.
Все как всегда, от плохого к худшему. Парни стали обсуждать, что делать с телом, после Лен ударил Алекс, и Хелли решила, что все, хватит. Пора завязывать с этой жизнью, здесь больше не на что смотреть. Счастливые воспоминания закончились. Ее словно тянуло течение – не слишком приятно, но лучше, чем было раньше.
Хелли проскользнула сквозь стену и по коридору вылетела в гостиную. На диване в трусах спал Ариэль. Не хотелось думать о нем, вспоминать, что он с ней сделал. Бесчестье казалось далеким, словно бы принадлежало кому-то другому. Ну и хорошо, так и надо.
Чего она ждала? За нее никто не вступится, ничего не изменится. Не будет никакого прощания, и не останется следов того, что она вообще жила в этом мире. Господи, родители. Их разбудит звонок из полиции или морга с сообщением, что в переулке нашли ее тело. Хелли ужасно сожалела об этом, однако вскоре чувство вины тоже исчезнет, и ей останется лишь пожимать плечами.
Лен и Бетча возились с дверью квартиры, Алекс плакала. Ариэль что-то сказал, а после захихикал. При звуках этого смеха Хелли будто вновь отбросило назад в свое тело, к тому моменту, когда Ариэль со смехом ее трахал. Нет, все не могло так закончиться.
Алекс пристально смотрела на нее. Она, в отличие от всех остальных, по-прежнему видела Хелли. Но разве так не было всегда?
Но видела ли Хелли Алекс? Вряд ли, ведь сейчас, глядя на нее по-настоящему, Хелли замечала не просто девушку с теплой кожей, бойким языком и блестящими словно зеркало волосами. Вокруг нее сияло кольцо голубого огня. Алекс казалась дверным проемом, сквозь который Хелли видела звезды.
«Впусти меня». Мысль пришла сама собой, из ниоткуда: перед ней дверь, она просто хочет войти.
Однако Алекс услышала ее и попросила:
– Останься.
«Впусти меня». Больше похоже на приказ.
Алекс протянула руку, и Хелли словно бы влилась в нее, очищаясь в голубом пламени. Печаль ушла, и она с наслаждением ощутила, как удобно лежит в руке бита.
Под выкрики товарищей по команде: «Задай им жару, Хелли!» она вышла на поле. На трибунах за нее болели красивые, добрые родители, солнце бросало на их лица ярко-медные оттенки. Последнее счастливое воспоминание, а после все пошло наперекосяк и так и не наладилось. Но тогда Хелли еще знала, как все сложится.
В лучах солнца она встала возле отметки на поле, не чувствуя ни замешательства, ни боли. Она сильная. Руками в перчатках Хелли крепче сжала рукоятку биты. Девчонка-питчер пронзила ее взглядом, пытаясь лишить уверенности в себе, но Хелли лишь рассмеялась. Никто и ничто не сможет ее остановить.
«Ты нервничаешь?» – как-то спросила младшая сестра.
«Никогда, – призналась Хелли. – Из-за чего тут нервничать?»
На самом деле она не хотела умирать, просто предпочла бы ничего не чувствовать, ведь все вокруг паршиво. Вот бы вернуться обратно в тот момент, к солнцу, толпе и мечтам о собственных возможностях. И не беспокоиться о колледже, оценках или будущем. Пусть все будет просто, как всегда.
Она шаркнула ногами по полю, проверила замах, вес биты и, взглянув на питчера, заметила, что та вспотела. Девчонка явно боялась.
Хелли увидела, как та замахнулась и бросила мяч. Она ударила битой. Раздался идеальный треск, когда дерево соприкоснулось с черепом Лена. Хелли вдруг представила, как голова его перелетела через забор. «Вперед… Вперед… Ушла».