Лежащее на ступеньках тело Дарлингтона казалось полностью обугленным. Он походил сейчас на людей, которых рисовали в книгах о Помпеях, сжавшихся в комок, когда их мир обратился в пепел. Слишком поздно. После такого никому не выжить.
Но Алекс вдруг заметила, что украшенный драгоценными камнями ошейник исчез. Отметины на теле засветились; их сияние пробивалось даже сквозь потрескавшуюся обожженную плоть. Алекс вновь ощутила во рту вкус меда.
Ансельм зашипел. По его рукам поползло голубое пламя, поднялось к плечам, постепенно охватывая все тело. Ее пламя. Адский огонь. Но как? Раньше он существовал лишь в царстве демонов.
Ансельм с криком отпрянул и словно замерцал, очертания тела начали меняться. Теперь демон принял истинный облик, превратившись в странную когтистую тварь, чьи кости соединялись под странными углами.
– Голгарот, – вновь прорычал Дарлингтон, но теперь Алекс поняла – он назвал имя демона.
Дарлингтон уже стоял на лестнице, похожий и в то же время отличающийся от привычного человека. Голос стал нормальным, но на голове по-прежнему вились рога, а тело казалось слишком большим и не совсем человеческим. Отметины тоже изменились. Покрывавшие кожу символы исчезли, но на шее, запястьях и лодыжках появились золотые ленты.
– Убийца! – закричал Ансельм, тело которого подергивалось под костюмом. – Лжец! Убийца собственной матери! Ты…
Больше он не успел вымолвить ни слова. Схватив Ансельма крупными руками, Дарлингтон оторвал его от пола и с яростным рыком разорвал надвое. Плоть демона поддалась, словно бумага, превратившись в кучу извивающихся личинок.
Алекс отпрянула.
Тело Дарлингтона снова изменилось, уменьшилось в размерах, становясь прежним. Исчезли рога и золотые ленты. Теперь он выглядел смертным. На миг застыв, Дарлингтон окинул взглядом останки Ансельма, потом развернулся и зашагал вверх по лестнице.
– Дарлингтон? – неуверенно позвала его Алекс. – Я… Куда ты?
– За одеждой, Стерн, – пояснил он, оставляя за собой на ступеньках кровавые следы. – Мужчина без брюк со временем начинает чувствовать себя извращенцем.
Глядя ему вслед, Алекс вцепилась рукой в перила. Джентльмен из «Леты» вернулся.
Гибельный воробей (также Кровавый гонец, или Чернокрылый предвестник); семейство Воробьиные
Происхождение: Непал, дата происхождения неизвестна
Даритель: «Святой Эльм», 1899
Происхождение этих воробьев по сей день остается неизвестным. Возможно, их вывели как вид или зачаровали. Или же птицы развили уникальные способности в дикой природе. Впервые колонию таких воробьев обнаружили около 700 года в горной деревушке, жители которой впоследствии массово покончили с собой в результате отравления. Мировая популяция этих птиц также неизвестна, но по меньшей мере двенадцать особей обитают в неволе.
Рекомендации по уходу и кормлению. Воробей содержится в состоянии магического стазиса, но раз в неделю его следует кормить и позволять немного полетать, чтобы не атрофировались крылья. Птица предпочитает темные холодные помещения, при солнечном свете становится вялой. Во время ухода за воробьем предпочтительно закрывать ушные проходы воском или ватой во избежание последствий: апатии, депрессии, а в случае длительного воздействия даже смерти.
Смотри также тайнсайдскую канарейку и жемчужину «Манускрипта» – лунного соловья.
Воробей поступил в дар от членов «Святого Эльма», полагавших, что приобрели себе Облачного предвестника, известного своей способностью по характеру полета предсказывать бури.
Неужели никто не заметил, что общества «преподносят в дар» «Лете» всю магию, которую считают слишком опасной или бесполезной для собственных коллекций? Неполные наборы, предметы, купленные по ошибке или приносящие несчастья, изношенные артефакты и объекты с непредсказуемыми свойствами. Пусть наша оружейная – одно из величайших хранилищ магии в университете, она к тому же имеет сомнительную славу самого опасного вместилища волшебных предметов.
37
Дарлингтон спал и во сне видел себя монстром. Теперь, проснувшись, он почувствовал, что страшно замерз. И, возможно, живущий внутри монстр так никуда и не делся.
Он побрел вверх по ступенькам, смутно сознавая, что оставляет за собой кровавый след. Из своей крови, не Ансельма. У того даже крови не было. Демон просто развалился надвое, как набитая опилками кукла, копия человека. Каждый шаг барабанным боем отдавался внутри: гнев, желание, гнев, желание. Он хотел трахаться и сражаться, а еще проспать тысячу лет.
Наверное, рано или поздно Дарлингтон начал бы смущаться собственной наготы. Или, может, провел так много времени в двух местах одновременно, что скромность затерялась где-то между мирами? Похоже, он разгромил бальный зал, но сейчас оценивать нанесенный ущерб вовсе не хотелось. Честно говоря, проведя столько времени взаперти в его стенах, Дарлингтон сомневался, что вообще когда-либо захочет переступить порог бального зала. И он зашагал прямиком в свою спальню на третьем этаже.
Создавалось чувство, будто он смотрел на мир сквозь толстое стекло или какой-нибудь старый стереоскоп, где слайды сменялись нажатием кнопки. Цвета казались неправильными, книги – чужими. Когда-то Дарлингтон любил эту комнату и этот дом. Теперь же окружающее не доставляло удовольствия.
«Я дома».
Стоило бы радоваться. Вот только радости не было. Пусть Алекс освободила душу Дарлингтона, какая-то его часть навсегда останется в аду, обреченная вечно таскать и устанавливать камни и молить о передышке, будучи не в силах остановиться и отдохнуть. Он не чувствовал скуки, не понимал, что повторяет одни и те же действия, лишь отчаянно надеялся, что каждый поставленный на место камень вернет «Черному вязу» былую славу – будто человек, пытающийся оживить труп и вдохнуть жизнь в остывшее тело. Однако все было несколько сложнее. Дарлингтон побывал в аду тюремщиком и заключенным, палачом и жертвой, но не хотел даже думать об этом, лишь с облегчением понимал, что смог сохранить от Гэлакси Стерн хоть какие-то секреты.
Он чувствовал, как она нерешительно застыла у подножия лестницы, и устыдился пришедших в голову мыслей. Может, эти похотливые видения навеяны демоном? Или они вполне естественны для человека, проведшего целый год в заточении? Его член не терзался подобными вопросами, и Дарлингтон радовался, что остался один и возбужденная плоть больше не притягивала взоры, как маяк Новой Англии. Терпеливо дождавшись, пока схлынет желание, он натянул джинсы, толстовку, старое пальто и сложил немного вещей в старую кожаную сумку деда, чтобы взять с собой.
И лишь тогда осознал: родители мертвы, и в каком-то смысле он сам виновен в их гибели. Голгарот в аду питался его душой, поглощал муки и стыд, съел воспоминания и худшие горести и чаяния. Чтобы воплотить планы в жизнь и достичь конечной цели, демон даже убил Майкла Ансельма, однако с родителями Дарлингтона расправился с особым удовольствием. Не только потому, что радовался боли. Просто некой крошечной озлобленной частью души Дарлингтон сам желал им мучительной смерти, и Голгарот об этом знал. У брошенного в «Черном вязе» мальчика не нашлось для матери с отцом ни заботы, ни милосердия – лишь жестокость.
Осознание всего, что случилось за это время, обрушилось, словно волна, и Дарлингтон опустился на край кровати. Не стоит позволять себе зацикливаться на чем-то одном, иначе можно сойти с ума. А вдруг он уже спятил? Как после всего увиденного и содеянного снова стать человеком?
Ничего не изменилось, и в то же время поменялось все. Спальня выглядела точно так же, как в последний раз, когда Дарлингтон здесь ночевал, да и весь дом, казалось, остался прежним, не считая гигантской дыры в полу бального зала, на ремонт которой просто не найдется средств.
Родители мертвы. До конца осознать и принять этот факт никак не удавалось. Так какой смысл здесь сидеть? Лучше продолжать двигаться и думать о чем-то другом. О сумке, приготовленной, чтобы взять с собой, о двери, которую нужно открыть, о ведущем к лестнице коридоре. Так намного безопасней.
Дарлингтон спустился по ступенькам, бросив взгляд на кучку оставшихся после Ансельма извивающихся личинок. Наверное, они должны вызывать отвращение. Может, это остатки демонической кожи, не желавшей уползать подобру-поздорову?
Алекс ждала на кухне, поедая сухие хлопья прямо из коробки. Все та же тощая, болезненного вида девчонка, готовая наброситься на любого, кто косо посмотрит.
«Она убийца». Когда-то это мрачное откровение казалось важным. Дарлингтон вспомнил, как эта девушка с блестящими черными глазами неподвижно застыла в подвале Розенфельд-холла в тот самый миг, когда следовало бы действовать, лишь смотрела на него твердо и настороженно, как сейчас. «Я взывал к тебе с самого начала».
Их взгляды встретились в тишине кухни. Сейчас они знали друг о друге все – и не знали вообще ничего. Вроде бы между ними установилось некое хрупкое перемирие. Но разве они вообще вступали в войну? Алекс казалась еще красивее, чем он помнил. Хотя нет, она ничуть не изменилась, и со зрением у него все в порядке. Просто теперь он меньше боялся ее красоты.
Они долго молчали, потом Алекс протянула коробку с хлопьями. Странное предложение мира, но Дарлингтон его принял, запустил руку внутрь и отправил в рот горсть хрустящих колечек. И тут же об этом пожалел.
– Боже милостивый, Стерн, – выдохнул он, выплевывая все в кухонную раковину и включая воду, чтобы смыть остатки. – Ты ешь чистый сахар?
– Кажется, в них есть еще сироп. – Алекс запихнула в рот очередную пригоршню дряни. – И фруктовый ароматизатор. Можно запастись всякими травками и орешками… если вдруг решишь здесь остаться.