– С такой ездой вы завершите вечер в больнице. Или собьете какого-нибудь прохожего. Вы пили сегодня?
Тем же голосом:
– Нет. Я придерживаюсь убеждения, что езда на автомобиле и алкоголь несовместимы.
– При всем уважении, сэр, но даже пьяный вел бы машину лучше. Это ваш автомобиль?
– Да.
– На кого он зарегистрирован?
– На меня.
– Как ваше имя?
– Доктор Джоэль. Доктор Теренс Джоэль. – Томас продиктовал имя по буквам.
– Доктор Джоэль, ваша манера вождения заставляет меня заподозрить, что вы находитесь под воздействием алкоголя, поэтому я собираюсь подвергнуть вас тесту на наличие спирта в крови. Выйдите, пожалуйста, из машины.
Томас подчинился. Офицер указал ему на близко проезжающие автомобили и отвел на тротуар. Томас видел, что в полицейской машине сидит еще один офицер, женщина. Она что-то передавала по рации. Возможно, они проверяют его водительские права. С этим у него все в порядке.
– Вы являетесь гражданином Великобритании, доктор Джоэль?
– Да.
Проходящие люди оборачивались и смотрели на них, и это не нравилось Томасу.
– Вы владеете выданными в Великобритании водительскими правами?
– Да.
Вокруг собрались ротозеи. Они его раздражали. Еще его раздражала вонь автомобильных выхлопов. И полицейский. У него было широкое костистое лицо боксера легкого веса.
Полицейский осветил фонарем пассажирское сиденье «форда-мондео».
– Откуда вы едете, доктор Джоэль?
Томас решил держаться как можно ближе к правде.
– Из Барнса. Ездил в гости к друзьям.
– Вы здорово отклонились от короткой дороги, если направляетесь в Челтнем.
Томас мысленно выругался.
– Ну… понимаете, я легко теряюсь в Лондоне.
Офицер открыл дверь со стороны пассажира и взял лежавшие на сиденье кассеты. В свете салона он рассмотрел одну из них и повернулся к Томасу.
– Вы поклонник Рэя Чарльза?
– Да.
– Georgia on my Mind – великая песня. – Офицер улыбнулся холодной мимолетной улыбкой.
Томас спросил себя, означает ли она что-нибудь. Неужели они знают, что он весь вечер следил за доктором Теннентом?
– Что на второй кассете, сэр? Что на ней записано?
– Рабочие материалы.
– Где вы работаете?
– Я ученый… Работаю на правительство. Информация на пленке – секретна. Я вынужден просить вас, чтобы вы немедленно положили ее на место.
Офицер был слегка обескуражен. Он положил кассеты обратно на сиденье. Томас наслаждался моментом. Он запустил руку в карман и сжал пальцами лежащую там монету. Затем, уже около полицейской машины, когда офицер вынимал аппарат для получения алкогольной пробы, он подбросил ее и поймал в ладонь.
Решка.
– У вас сегодня удачный день, офицер, – сказал он.
Тест на алкоголь ничего не показал. Полицейский попросил Томаса подуть в аппарат еще раз, но снова безрезультатно. Поэтому он прочитал Томасу короткую лекцию о безопасности дорожного движения и отпустил его, подробно рассказав, как выехать на М-4.
Кладбище располагалось почти по дороге.
Было половина первого ночи. Томас взял фонарь, который доктор Джоэль держал в бардачке автомобиля. Кладбищенские ворота были закрыты, и ему пришлось перелезть через них. С краю было светло, так как сюда доходил свет уличных фонарей, но далее вглубь территория кладбища темнела, словно озеро в безлунную ночь.
Он включил фонарь, миновал автомобильную стоянку, часовню и быстро пошел по ухоженной широкой тропе.
Новые могилы располагались дальше. Ему не нужно было вглядываться в могильные камни, их обозначал блеск слюды цветочных букетов, запах цветов и недавно потревоженной земли.
Целых пять минут быстрой ходьбы понадобилось, чтобы достичь нужного ряда, в котором находилась могила матери. Он молча стоял, освещая землю и траву лучом фонаря, и его злоба росла.
Сука.
Она была здесь, под землей, жесткая и безмолвная – такая, какой он в последний раз держал ее в своих руках, такая, как и все остальные здесь. Мертвая. Недвижная. Больше не человек. Труп.
Он некоторое время молча смотрел в землю, затем вдруг закричал:
– Ты, глупая сука, зачем тебе понадобилось умирать?! Зачем?! – Его голос сорвался на визг. – Зачем?! Зачем?! Зачем?!
Он упал на колени. По небу ползла луна, почти полная, но не совсем. Она была похожа на погнутую монету.
Он прижался лицом к земле и втянул воздух носом, пытаясь уловить хоть слабый отголосок духов «Шанель номер пять». Ничего. Пахнет лишь землей и травой. Он встал с колен, пнул траву, отправив кусок дерна лететь в темноту.
Ну и лежи здесь, сука. Мне все равно.
Затем выкрикнул:
– Лежи здесь всю чертову ночь!
35
Страх барабанной дробью ворвался в сон Майкла.
Сумрак был ужасающе громким, оглушительным, давящим. Майкл угодил в него, мгновенно перейдя из глубокого сна в настороженное бодрствование.
В спальне кто-то был. Он слышал шаги по полу, смутно видел остановившуюся у окна темную фигуру.
О господи.
Он вспомнил о машине, стоявшей вечером у его дома. Этой машины испугалась Аманда…
Аманда?
Все возвращалось.
Здесь была Аманда, они занимались любовью…
Где она? Он провел рукой рядом с собой и ощутил только простыню. Страх пронзил все его существо. Позвонить в полицию. Найти какое-нибудь оружие.
Повторяющееся металлическое лязганье. Латунные кольца занавесок бьются друг о дружку. В комнату ворвался вертикальный столб дневного света, на фоне которого стоящая у окна фигура казалась призраком.
Обнаженная женщина. Аманда.
Он испытал такое облегчение, будто всю комнату залило солнце. Майкл, боясь пошевелиться, молча смотрел на нее, вдыхая оставшийся от нее в постели мускусный запах.
Занавески снова сошлись вместе, но не слишком плотно – между ними осталась узенькая, льющая оранжевый свет щель.
– Никого нет, – сказала Аманда, повернувшись к нему, будто почувствовала, что он проснулся.
Она скользнула обратно в постель и в его объятия. От утренней прохлады ее спина покрылась гусиной кожей. Они обнимали друг друга и целовались, лежа на одной подушке. Ее дыхание было мятным – она, наверное, только что почистила зубы. Он надеялся, что изо рта у него не слишком скверно пахнет. Он наслаждался ощущением обнаженного тела, прижатого к нему.
– Ты волнуешься о той машине? – спросил он.
– Да нет. Я просто хотела удостовериться, что это не…
– Не твой бывший?
– Я не смогла его хорошенько рассмотреть, но думаю, это не был Брайан. Хотя и допускаю, что он мог за мной следить.
– У меня есть бинокль. Если эта машина появится снова, мы сможем хорошо ее рассмотреть.
Аманда вздернула брови и улыбнулась.
– Ты что, любишь подглядывать за соседями? Зачем тебе бинокль?
– Для наблюдения за скачками.
– Ты любишь скачки? Без препятствий или с препятствиями?
– С препятствиями. Кэти любила… – Он оборвал себя, не желая ничего вспоминать и досадуя на себя за то, что упомянул имя жены.
Повисла неловкая пауза, и, чтобы скрасить ее, Аманда осторожно убрала прядь волос с его лба.
– Расскажи мне о себе, – сменила она тему. – У тебя есть братья или сестры?
– Есть брат. Он на три года старше.
– Чем занимается?
– Металлург. Работает в Сиэтле, на «Боинге».
– Вы с ним близки?
– Нет, не особенно. Мы нормально ладим, когда приезжаем друг к другу в гости, но мы не очень хорошо друг друга знаем – три года все же большая разница для мальчишек.
Аманда нежно поцеловала его в глаза. Он обнял ее крепче, и она сама прижалась к нему, как бы успокаивая. Ее рука скользнула вниз по его животу, добралась до паха и начала очень нежно его поглаживать.
– А родители живы?
– Да. – Он тяжело дышал от нахлынувшей истомы.
– Чем они занимаются?
«Сказочная женщина», – подумал Майкл. С ней он узнал, как по-настоящему занимаются любовью. Рядом с ней он ощущал незнакомое ему доселе чувство покоя и умиротворенности. И в то же время никто так не возбуждал его.
Кажется, я влюбляюсь в тебя, Аманда Кэпстик. Кажется, я по уши, безнадежно влюбляюсь в тебя.
– Мой отец на пенсии. Он работал врачом общей практики в Лимингтоне, городке на краю Нью-Фореста. А мать была его секретаршей.
Сладко-мучительная ласка продолжалась.
– Красивое место. Ты там вырос?
Сквозь сжатые зубы:
– Да.
– Он еще занимается медицинской практикой?
Легкие втягивают воздух со свистом. Ты сводишь меня с ума!
– Нет. Ему уже восемьдесят четыре. Он поздно женился. В основном плавает на своей лодке. Мать занимается садом, играет в бридж и беспокоится обо мне.
– Моя мать тоже обо мне беспокоится, – сказала Аманда. – Для родителей мы всегда маленькие дети.
– Да. Все переворачивается только в самом конце, когда они превращаются в беспомощных детей. – Он погладил ее по волосам. – А теперь ты расскажи о своих родителях.
– Отец был художником. Он бросил мать, когда мне было семь, и уехал в Индию, чтобы медитировать на горе и ждать просветления. Он попал там в автокатастрофу на своем мотоцикле и умер от заражения крови в больнице в Дели.
– Мне жаль.
– Я едва его знала, он всегда где-то пропадал. А мать – она сумасшедшая. – Аманда улыбнулась. Он видел ее лицо будто в тумане. – По-хорошему сумасшедшая, очень милая, но невозможно эксцентричная. Живет в Брайтоне, ей сорок четыре, и она еще не решила, чем ей лучше заняться в жизни.
– Она вышла замуж во второй раз?
– Нет. У нее было много любовников, в основном неудавшихся художников, или актеров, или писателей. По образованию она художник-график, но ее всегда тянуло к другим вещам. Сейчас она болеет фэн-шуй. Большие компании платят ей огромные деньги за то, что она расставляет мебель в их офисах.
– Здесь все в порядке с точки зрения фэн-шуй?
– Думаю, она одобрила бы устройство твоего дома.
– Большое облегчение слышать это.