— А я и не смотрела в его сторону, — беспечно отмахиваюсь, но потом прикусываю губу. О первой ночи с ним промолчу, пусть это останется между мной и Адамом. Промолчу и о том, как искусно он умеет целоваться, аж дух захватывает и теряешь ощущение реальности. Это все гормоны, это чистая физиология, которая не поддается никакой логике. Только так можно себя оправдать, оправдать свое удовольствие от его ласк…
— Ладно, мне нужно бежать, время ланча давно прошло, — Марьяна собирает свои вещи, кладет под блюдце деньги. — Звони, не пропадай, — сдергивает с вешалки пальто, чмокает в щеку и торопливо убегает.
Я не спешу покидать уютное кафе. У меня сегодня сплошные встречи и переговоры. Вот сейчас должны подойти клиенты, будем обсуждать оформление интерьера в честь помолвки. Вспоминаю свою, передергиваю плечами. Там все создавалось без моего участия, без моей точки зрения, поэтому ничего из увиденного мне не понравилось. Но из-за фиктивного праздника нет смысла расстраиваться. Когда будет все по-настоящему, я обязательно в это мероприятие вложу всю свою душу.
Разговор с клиентами затягивается. Будущая невеста очень трепетно относится к мелочам, хочет, чтобы этот торжественный день ничем не уступал будущей свадьбе. Пара мне сразу понравилась. Их влюбленные взгляды, улыбки, сияние глаз — как ножом по сердцу. Невозможно не испытывать чувство глубокого разочарования от того, что у тебя не так. Когда звонит Захар, я еще больше уверяюсь в том, что с ним мне не по пути. Пишу ему в сообщении адрес и название кафе. Влюбленная пара уходит и через десять минут стул напротив занимает Макаров.
— Привет.
— Привет, — приветливо ему улыбаюсь. Смотрю на его скованную улыбку, на бегающие в разные стороны глаза, на ультро-модный прикид, который вызывает раздражение. Не понимаю прикола в зауженных джинсах с короткими штанинами, чтобы были видны голые щиколотки. Толстовка с латинскими надписями тоже не придает солидности. Растрепанная прическа требует, как минимум, расческу. Против воли вспоминаю Адама. У него в образе сплошная классика, даже в повседневной одежде. И ему идет, он знает, что черный цвет совпадает с его темно-карими глазами, которые бывают угольно черными. Знает, какой крой пиджака подчеркнет его ширину плеч. Конечно, все костюмы скорей всего пошиты на заказ, такой человек вряд ли будет покупать вещи в магазине, где и все. А если и зайдет в магазин, то в тот, в который могут зайти единицы.
— Прекрасно выглядишь, — комплимент формальный, я поправляю манжеты на блузке. Тоже люблю классику. Она придает больше женственности и утонченности, современная мода порой пугает своими трендами, за которыми не угонишься.
— Я хотела с тобой поговорить, — нервно трогаю часы на запястье. Захар выглядит расслабленным и не напрягается. — Знаешь… — как же трудно начать разговор, подобрать нужные слова, чтобы долго ничего не объяснять.
— Я тоже хотел поговорить, — ставит локти на стол, нагибается вперед. — Знаем друг друга тыщу лет, наверное. Во всяком случае я помню тебя до своего отъезда в Лондон. Кто бы мне сказал, что ты станешь для меня светом в конце тоннеля. Вернувшись в Москву, у меня было ощущение, что попал в какую-то альтернативную реальность, к которой меня не готовили. Благодаря тебе, благодаря твоей поддержке, — берет меня за руку, я пытаюсь выдернуть руку, но Захар крепко сжимает. Стискиваю зубы. — Я понимаю, как мне повезло. Повезло невероятно. Ты тот самый луч света, к которому стремишься, тянешься и хочешь быть лучше, чем есть на самом деле.
— Захар…
— Шшш, не перебивай, я очень многое хочу сказать. Когда отец мне конкретно сказал, что мое будущее зависит от женитьбы на тебе, я вспылил, так как не люблю условия, давления, — ласково улыбается, подносит мою ладонь к своей щеке, прижимается. Не дает ее выдернуть, а мне хочется убрать руку под стол, не хочу его прикосновений, они мне неприятны.
— Захар, я не хочу за тебя замуж! — Захар шире улыбается, словно не слышит моих слов. — Свадьбы не будет! — для верности поясняю, но ему видимо все равно.
— Я слышу. Прекрасно понимаю, что между влюбленностью прошлых лет и сейчас — огромная пропасть, но я тебе обещаю, ты не пожалеешь о браке со мной.
— Ты меня слышишь?
— Похоже, что нет, — холодно раздается со стороны голос Адама. Я вздрагиваю, Захар ослабляет хватку, мне удается освободить из плена руку. Мы выглядим как школьники, застуканные на месте преступления. Сердце испуганно бьется в горле, перекрывая дыхание. От ледяного взгляда у меня мурашки по всему телу, становится зябко, хочется накинуть на себя палантин и согреться. Адам берет стул, присаживается, закинув ногу на ногу, положив на колено сложенные в замок руки. Я с усилием отвожу от него глаза, смотрю в окно. Неподалеку стоит припаркованный знакомый «майбах».
— Извините, вас разве приглашали? — все же Захар не помнит кто ему врезал в ресторане, видимо совсем был пьян. И в ресторане не разглядел неприглашенного гостя. Хотя возможно делает вид, что не помнит.
— Не имею никакого желания отвечать на твой вопрос, поэтому это ты встал из-за стола и пошел вон.
— С какой стати? — Макаров исподлобья смотрит на Адама, жует свою нижнюю губу. Их сравнивать бесполезно, они разные по статусу, по весовой категории, это как сравнивать мальчика и мужчину, птенца и петуха.
— Может прекратите? — мне не нравится их зрительный поединок, Захар, ясное дело, проигрывает. Не нравится командный тон Адама, я его не звала и разговаривать с ним сейчас не хочу, не планирую.
— А что не так, дорогая? — черные брови вопросительно изгибаются. — Расставила точки над «i»? Или помочь?
— Без тебя разберусь. У тебя, наверное, есть дела поважнее, чем сидеть здесь за столом и мешать разговору! — он меня злит, злит своей насмешливостью, бесит, что откровенно иронизирует взглядом, не воспринимает всерьез мои слова.
— Я думаю, что без меня ты будешь долго разговаривать, — Захар настороженно на нас смотрит, пытается понять, что меня и Адама связывает, по взгляду понимаю, еще не догоняет.
— Захар, я не могу выйти за тебя замуж.
— Не можешь или не хочешь? — вмешается Адам, изгибая губы в усмешке. — Это разные понятия, Диана. Не можешь — значит есть причина, мешающая поступить по велению души и сердца, обстоятельства. Не хочешь — это значит не хочешь, и тебе противна сама мысль быть в тесной близости с этим человеком. Давай по-честному, Диана, зачем парня водить за нос! Скажешь «не могу», он будет давить на жалость, а так как ты у нас добрая душа, расскажет слезливую историю о том, как его прижал к стенке папа. Не так ли Захар?
— Нет, — сцедит сквозь зубы парень. — Вы ничего не знаете.
— Да ладно, — тихо смеется, склоняя голову набок. — Финансы поют романсы. Папа поставил условие: хочешь продолжать вести разгульный образ жизни, быть у семейной кормушки, будь любезен, женись на дочери Щербакова и заделай ей как можно быстрее ребенка, — я ошеломленно смотрю на Адама, потом на бледного Захара. Он нервно облизывает губы, на меня не смотрит. — А нам ведь так нравится быть молодым и свободным, — Адам подается вперед, ловит блуждающий взгляд зеленых глаза. — Одно мое слово, и тебя никуда не примут. Ты понимаешь, о чем я.
— О чем ты? — я вообще не понимаю, что говорит Адам, у меня ощущение, что я желанный трофей, за который борются.
— Это не для воспитанных ушей, солнце мое, — накрывает мою ладонь своей лапищей, сжимает пальцы. Макаров не упускает этот жест, вскидывает на нас прищуренный взгляд. Вижу, какие-то мысли, касательно меня и Адама, начинают посещать его голову.
— Вы трахаетесь! — шипит Захар, кривит губы в презрении. — Я должен был об этом догадаться. А ты, Ди, строишь из себя целку, когда отсасываешь этому уголовнику член! — мой рот открывается и не успевает закрыться, как Захар уже валяется на полу, а Адам нависает над ним, сгребает его за ворот и встряхивает несколько раз. Он ударил Макарова в челюсть, разбил губу, из которой сейчас сочится кровь.
— Пасть свою закрыл! Еще раз услышу иль узнаю, что оскорбляешь Диану, я тебя закопаю в лесочке. Весточку папе пришлю, где искать твое тело под снегом, — угрожающе произносит Адам. От услышанных угроз меня парализует, я не сразу понимаю, что не дышу. И никак не могу уложить слова в своей голове. Это как из российских боевиков, грозно, страшно, но не веришь. Тон Адама не подразумевает шутку.
Испуганно оглядываюсь по сторонам. На нас смотрят все посетители и персонал, но никто не решается подойди. Вижу, как администратор тянется к телефону. Не хватало еще разборок с полицией.
— Хватит! — хватаю Адама за плечо, он позволяет себя оттащить от лежащего Макарова. Встает, одергивает пиджак, глаза холодны и безжалостны. Теперь я не сомневаюсь, что угроза обязательно будет исполнена, дай только повод. Захара становится жалко. Я склоняюсь к нему, рассматриваю разбитую губу. В сумочке у меня лежать антибактериальные салфетки, достаю их и прикладываю к ране. Сзади шумно, сердитого выдыхают воздух, я даже слышу хруст костей, но сдерживаю себя, не оборачиваюсь. Помогаю Захару встать, еще раз внимательно осматриваю губу, смотрю ему в глаза.
— Извини, — тихо выдавливает Захар. — Потом поговорим, — кривится от боли, придерживает салфетку. Он не прощается, отворачивается и уходит. Я поднимаю опрокинутый стул, подзываю официанта.
— Принесите счет, пожалуйста, — делаю вид, что Адама рядом нет и чувствую, как его это бесит. Он садится. Я демонстративно утыкаюсь в телефон, бессмысленно листаю ленту «Инстаграм». Когда Адам рядом, невозможно сконцентрироваться. Против воли прислушиваешься к его тяжелому дыханию, к тому, как задерживает вдох, потом медленно сквозь зубы выдыхает. Кожей чувствую, как его сердитый взгляд блуждает по моему лицу, безмолвно приказывая поднять на него глаза. И ты сгребаешь всю волю в кулак, сопротивляешься. Когда официант приносит счет, Адам и я одновременно хватаем папку.
— Я оплачу.
— Я сам.
— Я в состоянии оплатить этот счет, впрочем, одежду себе тоже могу позволить из личного дохода.