— Настолько притягательный, что у меня от страха пот в три ручья течет рядом с ним. Не представляю, как ты с ним спишь, — зеленые глаза уже горят любопытством, качаю головой. Обсуждать интимную сторону моих и Адама отношений с подругой и вообще нашу с ним жизнь, самое не благодарное дело. Это все касается двоих.
— Я надеюсь, что ты уже закончила представлять, как будет выглядеть фотозона на свадьбе Ершковых, — встаю из-за барного стола, Лина недовольно сопит, сверлит меня досадливым взглядом, что я не делюсь личными подробностями.
Разговор переходит на рабочие моменты. Совершаю звонки клиентам, обсуждаю текущие заказы. Вновь теряю ощущение времени. Я даже про обед забываю, пока колокольчик на двери в студии не издал звук. Поднимаю голову, удивленно вскидываю брови, пытаясь догадаться, зачем пришел Захар.
Бывший жених кивает Лине, та вопросительно смотрит на меня, я пожимаю плечами. Захар садится на стул возле моего стола, рассматривается меня, словно видит первый раз, храня молчание. Ни «привет», ни «как дела?». Незаметно киваю подруге в сторону входной двери, намекая, чтобы оставила нас.
— Выглядишь просто прекрасно.
— А ты не очень, — говорю чистую правду. Захар с последней нашей встречи сильно исхудал, под глазами появились тени, похожие на синяки, губы бледные. Весь его вид какой-то нездоровый.
— Благодаря тебе, Ди. Благодаря тебе…
— Каким боком я причастна к твоему виду?
— Знаешь, — размещает локти на столе, всем своим видом показывая презрение и скрытую агрессию. — Ты мне нравилась. Милая, тихая, не такая, как все девушки из нашего окружения. Родителям нравилась, из хорошей семьи. Наш брак вполне логичен… — глаза наливаются кровью, лицо ожесточается, становится похожим на безумца. Я незаметно отклоняюсь назад, с опаской на него глядя.
— Каково быть игрушкой богатого папика? Исполнять его прихоти, быть покладистой и послушной куклой, без права голоса? Ты хоть знаешь, перед кем раздвигаешь ноги? Знаешь, кто он такой?
— Чего ты добиваешься?
— Хочу вернуть то, что по праву принадлежит мне!
— Например? — сдерживаю улыбку. Что-то вокруг меня одни собственники, что Адам, теперь Захар. Но если в твердости первого сомневаться не приходится, то второй явно только недавно стал примерять на себя роль крутого парня.
— Кофе будешь? — встаю из-за стола, обхожу стол. Захар поднимается и идет за мной. В какой-то момент чувствую, как обхватывает меня сзади, прижимает к себе и утыкается мне в шею.
— Вот с какого хера тебе сдался этот старикан? Неужели тебе приятно, когда он тебя трогает? — руки с талии ползут вверх, стискивает мои груди. Дергаюсь, пытаюсь освободиться из этих неприятных объятий, но не получается. Радуюсь, что сегодня на мне брюки и водолазка, жаль, что не слитный комбинезон.
— Отпусти меня!
— Фигушки! Ты заварила эту кашу со своим папашей, вот расхлебывай! Из-за тебя я лишился финансирования. Отец очень зол, до сих пор не может простит вашей семейке такой позор!
— Захар… — когда человек чем-то одержим, он не слушает разумные доводы, объяснения. Я понимаю, что не достучусь до парня, что не смогу ему объяснить, почему произошло так, как произошло. Не хочется ему обо всем говорить.
— Руки убрал! — мы вздрагиваем, Захар убирает руки и оборачивается. Я с колотящимся сердцем медленно поворачиваюсь. Адам стоит в дверях, грозно смотрит на Захара, совсем не замечая меня. Не знаю, как бывший, я нервно сглатываю, делаю несколько шагов вперед, но Адам выставляет руку вперед, приказывая замереть. Его глаза готовы убить Захара на месте. Его сдерживаемую ярость может любой почувствовать, находясь в радиусе десяти метров от него. Никогда не видела Адама таким сосредоточенным, таким отстраненным, хладнокровным. Каждое его движение неторопливо, он не суетится, не нервничает, в отличие от рядом стоящего Захара. Все происходит как в фильме замедленной съемки.
— С какой стати я буду слушать какого-то дядю по поводу того, что мне делать с собственной невестой, — я в шоке смотрю на Макарова, Адам звереет, глаза мечут молнии. Захар обнимает меня за плечи, насильно притягивает к себе.
Я не понимаю, что происходит дальше. Никогда на смотрела боевиков, не любила сцены драк в мелодрамах, в комедии махание руками выглядело смешно. Закрываю рот руками, чтобы не завизжать от испуга. Адам бьет Захара в лицо, тот отшатывается, цепляется за стол, таким образом удерживаясь на ногах. Проводит языком по зубам, из носа течет кровь. Мне страшно. Карие глаза превращаются в черные, такими глазами смотрят убийцы. Люди, которые могут убить и не пожалеть об этом.
— Адам! — я заслоняю Захара, дрожу от страха, но не отвожу глаза в сторону, как только карие глаза устремляются на меня. Взгляд светлеет. — Все хорошо! — он склоняет голову набок, я поворачиваюсь к Захару.
— Мы еще поговорим, — Макаров явно испытывает судьбу, потому что за моей спиной сразу же тяжелеет воздух, у меня волосы дыбом встают от волны ярости Адама.
— Иди, — вымучиваю улыбку, все еще стою между мужчиной и парнем. Храню молчание до тех пор, пока Захар не покидает студию. Только оставшись одни, я отважно смотрю в карие глаза.
— Я бы хотела, чтобы впредь ты держал себя в руках. Тебе не по статусу махать кулаками, — откуда во мне смелость ему указывать, не знаю, наверное, от стресса.
— Ты еще не доросла, девочка, чтобы меня отчитывать, а мне дико не нравится, когда какие-то сосунки распускают свои лапы на то, что принадлежит мне и только мне! — от его тона становится не по себе. Мы словно вернулись туда, откуда начали. Он смотрит на меня как на собственность, я сопротивляюсь этому отношению.
— Я не вещь! — шиплю сквозь зубы, сверкнув глазами. Разочарованно смотрю на мужественное лицо, удивляясь, откуда во мне возникла симпатия к этому человеку, когда он в любой ситуации верен себе. Деспотичный тиран, думающий, что все, что хочет, может взять и владеть на свое усмотрение. Очарование совместного отдыха меркнет перед реальностью. Неприглядной реальностью. Я вспоминаю наш уговор.
— Побыстрее бы прошли эти месяцы, и я бы забыла о твоем существовании, о твоем присутствие в моей жизни! — хватаю пальто с вешалки, на ходу его одеваю.
— Диана! — окрикивает Адам, я не вижу ничего перед собой от слез. Не плакать! Не стоит ему видеть слезы! Не достоин! Обхватываю руками себя за плечи, выскакиваю из студии, торопливо иду по тротуару к перекрестку. Слезы текут по щекам, мне трудно дышать, словно все что вокруг меня придавливает. Я не торможу на пешеходном переходе, не смотрю по сторонам. Я полностью в своих мыслях.
— Диана! — не сдерживаюсь, оборачиваюсь. Со стороны слышатся гудки, мне кажется, что до проезжей части далеко, пару метров всего лишь. Адам бледнее на глазах, смотрит куда-то вправо, потом на меня, бежит в мою сторону. Я как статуя, не двигаюсь. Хватает меня больно за предплечья, дергает на себя, чувствую, как за спиной шевелится воздух и явно не от ветра.
Он с беспокойством рассматривает мое лицо, обхватывает ладонями, утыкается лбом в лоб. Я его не трогаю, но напряжение, исходившего от его тела, физически ощутимо. Краем сознания отмечаю, что его потряхивает, в то время, как я нахожусь в вакууме чувств. Крепко прижимает к груди, потом отстраняется, гладит по лицу, перебирает волосы, вновь обнимает. И это длится больше минуты. Он постоянно меня ощупывает, убеждается что ли в моей целостности.
— Пойдем, — тихо произносит, не выпускает меня ни на секунду из своих руку, переплетает наши пальцы, стискивает их. Я морщусь от боли, но молчу. Постепенно до меня начинает доходит, что произошло только что. И не понимаю, как могла так безрассудно выскочить на дорогу, не убедившись в ее безопасности. Если бы не Адам…
— Спасибо, — это единственное на что я была способна в данную минуту. Он понимающе кивает головой, подносит мою руку и целует костяшки. В его глазах мелькает облегчение и что-то еще, но вот это «что-то» так быстро прячется в глубине взгляда, что бесполезно думать о его значение. И я не думаю.
32
PRO Адам
В самых критических ситуациях я всегда умел брать себя в руки и не поддаваться истерике. Просто ставил блоки на любую панику, соплю и причитания. Потом…потом меня отпускало, и я нажирался в хлам, держа трясущимися руками стакан с алкоголем.
Пристально, предельно внимательно слежу за каждой мимикой врача, стараясь максимально точно угадать смысл его нахмуренных бровей. Андрей Петрович хороший врач, я ему доверяю, со мной он более десяти лет. Именно ему позвонил, как только вернулся с Дианой домой. Ее молчание, ее пустой взгляд и бледность — не нравится совсем. Словно ее подкосили. Она и сейчас смотрит на нас без тревоги, без волнения, ощущение, что ей все равно, что вокруг происходит. Я еще не анализировал произошедшее, не раскладывал по полочкам свои чувства, но то, что они внезапно поменяли смысл, понял.
— Что это? — довольно резко спрашиваю у Андрея Петровича, увидев в его руках шприц и ампулу.
— Успокоительное с снотворным. Девушке нужно хорошенько выспаться, — вдвоем смотрим на Диану, она отводит глаза в сторону. Раздраженно провожу ладонью по волосам, крепко сжимая челюсть. Хочется схватить ее и хорошенько тряхнуть, тряхнуть так сильно, чтобы вывести из этого овощного состояния.
Укол в вену, пластырь на сгиб руки. Нас оставляют одних. Подхожу к кровати, ласково провожу ладонью по волосам. Устало поднимает на меня глаза, пытается даже улыбнуться.
— Все нормально, Адам. Я скоро приду в себя, не беспокойся. Хороший сон залог бодрости и здоровья.
— Отдыхай, моя радость, — улыбаюсь, слегка приподняв уголки губ. Диана смотрит на меня немигающим взглядом, улыбается в ответ. Услышала слова, они осознанно сказаны, не порыв. Еще раз провожу рукой по волосам, нагибаюсь, целую в лоб. Заботливо поправляю одеяло, оставляю ее в спальне. Выйдя из комнаты, встречаюсь глазами с Андреем Петровичем.
— Поговорим в кабинете, — киваю в сторону лестницы, врач послушно следует в указанном направлении. Внизу нас поджидает Зина, увидев меня, разворачивается в сторону кухни.