сейчас я максимально впитываю все в себя, что он дает. Что будет после нашего расставания — лучше не думать, жить сегодняшним моментом.
На глаза попадается довольно простой, но именно своей простотой и элегантностью подкупает черный комплект. Я беру свои размеры, иду в примерочную. Все же смысл в словах Марьяны есть, ощущение атласа на коже будоражит, мысль о том, как вспыхнут карие глаза, возбуждает. Смотрю на себя, прикусываю губу. Глаза блестят, от меня на расстоянии веет сексуальностью, желанием.
— Оу, детка, да ты ходячий секс, — подруга одобрительно качает головой, встает за моей спиной, распускает мои волосы. — Красивая ты, Ди.
Чем больше я смотрю на себя, тем больше мне хочется каких-то изменений в наших с Адамом отношений. Не знаю, правда, что. Он изменил свое поведение ко мне, но остался самим собой. Последнее слово всегда за ним. Мы можем долго обсуждать какой-то вопрос, он выслушает все мои варианты, ответы, протесты, но в конце концов подведет разговор к своему решению, предоставив мне весомые аргументы, чтобы согласиться с ним. И я соглашаюсь. И потом он оказывается прав. Сто раз прав. И вмешательство в мой бизнес раздражало, сердилась на него, но по итогу, подводя итоги за текущий месяц, увидела хорошую прибыль. Все же он чудовище для публики, для рабочих, для близких — это самый лучший защитник, самый лучший мужчина на свете.
— Я его возьму, — поворачиваюсь к Марьяне. — Спасибо, подружка, что убедила меня.
— Не стоит благодарностей, так уж и быть, подожду официального приглашения быть главной подружкой на твоей свадьбе.
— Какой свадьбе? — округляю глаза, Марьяна закатывает свои.
— Ты слепая что ли? Да он по тебе сохнет, как майская роза на солнце.
— Ты преувеличиваешь, — захожу в кабинку, переодеваюсь. Подруга возмущенно сопит где-то рядом. — У нас все временно.
— Ага, ты в это веришь? — я резко выхожу, встречаюсь с аквамариновыми глазами, в которых вызов всем моим словам. — Этот грозный мужик, который заставляет всех писаться от страха, превращается в типичную преданную болонку, когда смотрит на тебя. Мне хватило одного вечера рядом с вами. Диана, и поверь моим адвокатским глазам, он порвет всех на куски, если кто-то тебя обидит. Не мечтала завести себе бойцовскую собачку с крепкой челюстью? Нет? И не стоит, Адам отлично справится с этой ролью сам. Этакий гибрид болонки и бультерьера.
— Я думаю, ты ошибаешься.
— Я? — смеется, качает головой, забирает у меня из рук белье. — Я оплачу, считай это моим подарком. А по поводу Адама, я в своей жизни разных мудаков по работе видела. Он не ангел, имеет свои темные делишки за спиной, не будет разводить нюни, сюсюканье, но свое он будет защищать до последнего, оберегать, беречь. Вопрос только в том, что ты чувствуешь к этому человеку. Страх? Влечение? Симпатию? А может все вместе, но при этом ждешь конца вашей договоренности, гипнотизируешь заветную дату в кружочке. Подумай, — тычет пальцем мне в грудь, — что у тебя там.
— Адам у себя? — спрашиваю у Зины, поспешно снимая пальто. Меня трясет. Стараюсь не придумывать страхи, но они сами по себе придумываются. Во дворе стоит папина машина, это означает, что он здесь. Зачем? Я не наивная дурочка, как эти мужчины думают. Видела на ужине, как стараются ради меня сохранять нейтралитет, изображать видимость интереса. Именно тогда поняла, что не быть им друзьями, не будет милых семейных ужинов в непринужденной обстановке.
— У него посетитель.
— Я в курсе.
— Ужинать будете?
— Как решит Адам, — мне лично есть не хочется на нервной почве. Я стараюсь не бежать, пытаюсь успокоиться, твержу себе, что никто тут убивать друг друга не будет.
Дверь приоткрыта, слышу ровные голоса, без угроз, криков и рычаний. Облегченно выдыхаю. Может и подружатся. Стучусь в дверь, открываю ее шире.
— Привет, — широко улыбаюсь, смотрю на Адама, потому что он сидит за столом. Глаза моментально теплеют, губы растягиваются в приветливую улыбку. В хорошем настроении, это радует. Перевожу взгляд на папу, тот улыбается, но в глаза сердито мечут молнии. Тут возможна гроза с градом. Идут к креслу, нагибаюсь и целую его в гладкую щеку. Поднимаю голову, посылаю воздушный поцелуй Адаму, чтобы не видел папа. Он качает головой, прикусывает губу от смеха.
— Ты останешься на ужин?
— Я…
— Соглашайтесь, Денис Егорович, не стоит ехать домой с пустым желудком. Можете даже остаться на ночь, комнат хватает, — предложение Адама вводит в ступор меня и папу, быстрее приходит в себя папа, я завороженно смотрю на своего непонятного мужчину. Вот, как он может быть таким очаровательным и опасным одновременно? Притягивать и отталкивать?
— Спасибо за предложение, но на ужин я приглашен в другое место, — встает, приобнимает меня за талию. Мне жалко, что он отказывается от предложения Адама, ведь не каждому он такое предлагает.
— В другой раз? — с надеждой смотрю на папу, он ласково заправляет волосы за ухо, целует в лоб.
— Обязательно в другой раз, за приглашение спасибо, — протягивает Адаму руку, тот встает и пожимает ее. — Но я тебя предупредил! — карие глаза моментально темнеют, шторм появился без предупреждения. Эх, папа, папа, тебе еще учиться и учиться общаться с Адамом. Его настроение меняется быстрее, чем скорость ветра.
— А меня это предупреждение касается? Может это Адам терпит мои выходки, дурной характер.
— Он сам тебя выбрал, а не ты его.
— Вас кажется на ужине уже ждут, — ровным голосом замечает Адам, сразу же чувствуется напряжение. Я успеваю сверкнуть глазами в сторону папы, он поджимает губы, к Адаму поворачиваюсь со складкой улыбкой. Отхожу от отца, жду, когда Сулимович поравняется со мной, обхватываю его руку, переплетая наши пальцы. Губы трогает еле заметная улыбка, взгляд смягчается.
— А я очень проголодалась. И у меня для тебя есть сюрприз, — тихо признаюсь в своих планах, хорошо, что папа идет впереди, не слышит свою пошлую дочь.
— Сюрприз? Мне уже нравится. Ты очень хочешь есть?
— Очень, — облизываю губы, он нервно сглатывает, гипнотизирует мои губы черным взглядом, в котором полыхает огонь похоти. Я уже от этого взгляда чувствую жар между ног, впервые хочу поскорее выпроводить папу, чтобы оказаться во власти порочных чувств.
Прощаюсь с папой, получаю еще несколько прощальных поцелуев, замечаю предупреждающий взгляд в сторону Адама, выдыхаю облегченно, когда его машина выезжает за ворота.
— Что за сюрприз? — его низкий голос действует на меня шокером, потряхивает. Смотрит в глаза, медленно расстегивает блузку. Спасибо, Марьяша, что заставила меня переодеться, потому что карие глаза вспыхивают, когда полы блузки разлетаются в разные стороны. Меня смущает только то, что мы стоим по середине холла.
— Ты хочешь меня раздеть здесь? А вдруг кто-то увидит?
— В моем доме? — смеется, скидывает на пол блузку. Брюки тоже составляют компанию. — Люблю черный цвет, — проводит пальцем по коже над бюстгальтером, отодвигает вниз чашечку. Я обхватываю его голову, прикрываю глаза. Его горячее дыхание обжигает сильнее огня. Льну к его рукам, губам, прижимаю его голову к себе, стону, когда прикусывает сосок. Каждая близость с ним, как первый раз прыжок с высоты, страшно, но адреналин зашкаливает в крови.
— Хочу тебя! — знакомые, привычные слова не вызывают ощущение продажности, как было в начале наших отношений. Его «хочу» звучит почти как «люблю», и я позволяю себе обманываться на этот счет. Вспоминаю Марьяну и ее стойкое убеждение, что Адам запал на меня. Пусть сегодня будет так, пусть я поверю в эту сладкую ложь. И сама обманусь. Мне хочется любить этого мужчину до исступления.
Не знаю, каким образом мы поднялись на второй этаж, но в спальне я оказываюсь голой. Ложусь на кровать, сморю на то, как Адам пожирает меня глазами, медленно раздеваясь. Развожу ноги в разные стороны, робко себя трогаю. Он на секунду замирает, следит за моими пальцами. Его взгляд тяжелеет, торопливо уже стягивает с себя рубашку, брюки с боксерами. Я шумно выдыхаю. Адам нависает надо мной, целует в губы, потом перехватывает мои руки и облизывает пальцы.
— Вкусная, моя девочка, — следит за мной из-под ресниц, я смущенно выдергиваю руку. — Ты самая очаровательная скромница. Балдею от тебя, — и я ему верю. Адам словно включает безлимит на ласки, прикосновения, поцелуи. Он полностью настроен на мои ощущения, на то, чтобы я добежала до верху блаженства, но не позволяет мне падать в пучину сладости. В какой-то момент начинаю ерзать под ним, изгибаться, требуя большего, чем есть. Резкий толчок, сумасшедший темп без дыхания, меня удовлетворяют так быстро, что от неожиданности распахиваю глаза, тряся головой, не веря в происходящее. И пока меня скручивают спазмы внизу живота, Адам переворачивает меня, подкладывает подушку под живот, совершает несколько медлительных, издевательских движений. Сжимаю простынь в кулаки, утыкаюсь лицом в маленькую подушку, а попа поднимается навстречу движениям Адама. Это уже пытка, мучительная пытка, когда от напряжения внутри начинает все дрожать. Меняет положение тела, меняется угол проникновения, я всхлипываю, мне от ожидания становится больно.
— Адам… — глухо стону, мотаю головой, вжимаясь в него.
— Какая же ты чувственная, — его ладонь скользит вдоль позвоночника. — Моя девочка, моя малышка, — легкий шлепок по ягодице, вскрикиваю от неожиданности, чем от боли. Собственнические нотки в голосе уже не пугают, я даже улыбаюсь, вспоминая, как дрожала от страха перед каждой близость, и как потом рыдала от облегчения, что не такой он уж и монстр. Пусть в начале мы совсем не совпали в мировосприятие.
— Какая ты особенная, — его шепот похож на бред, но мне нравится сочетание ласкового голоса и резких движений — остренько, непривычно… Кусаю подушку, хочу кричать, а стыдно, стыдно до такой степени, что просто мычу. Меня тянут за волосы, обхватывают за горло, ищут губы. Целует-кусает, кусает-целует, рычит мне в рот.