— Ты с отцом здесь? — переступаю с ноги на ногу, теребя клатч в руках, распахиваю удивленно глаза от его вопроса. Не ожидала.
— Нет, — смущенно улыбаюсь, Адам хмурится, тяжело двигает челюстью. — Я тут с парнем и его друзьями, — вздрагиваю, как только по мне проходится пылающий непонятной яростью взгляд, моргает и смотрит уже равнодушно.
— Сыграешь? — шары в треугольнике посредине стола, берет два кия, натирает кончики. В бильярд я играть не умею, мне и оставаться здесь как бэ не стоит, но и возвращаться в малознакомую компанию не хочется.
— Я не умею.
— Это не сложно, главное попадай по шарам.
— В этом суть игры?
— Суть? — усмехается, протягивает мне кий. — Суть игры не на поверхности, а намного глубже. Нужно предвидеть, куда покатится шар, какой он собьет, какой шар ему помешает и что нужно сделать, чтобы твой шар все же попал в нужную именно тебе лунку.
— Да вы стратег, — кладу на соседний пустой бильярдный стол клатч и подхожу к Адаму. И вновь это чувство магнетизма, вновь меня тянет к нему, как все металлическое к огромному магниту. Смотрит на меня с высоты своего роста, взгляд скользит по моему лицу, медленно опускает его к губам. Я непроизвольно их облизываю. У него карие глаза, но сейчас зрачок расширяется и делает их полностью черными.
— Ди! Вот ты где? — наваждение между нами рассеивается, я часто моргаю, отшатываюсь. Мы слишком близко стоим друг напротив друга.
— Немного заблудилась, — опускаю глаза, ретируюсь к выходу из бильярдной, прихватив клатч. Он смотрит вслед, его пылающий взгляд устремлен мне в спину, как оптический прицел винтовки, я не выдерживаю и оборачиваюсь. Немного приподнимает подбородок, смотрит на меня каким-то собственническим взглядом, моргает, теперь я не уверена, что правильно поняла значение увиденного. Карие глаза холодны, как остывший кофе.
— До свидания, Адам.
— До свидания, Диана, — безразличным голосом прощается, поворачиваясь в сторону появившегося друга. Захар обнимает меня за талию, я все еще смотрю на Адама. Губы нервно подрагивают, крутит кий в руках. Почему меня к нему тянет, когда объект моих планов стоит рядом, но кровь не волнуется, дыхание не задерживается? Все же Адам обладает какой-то странной харизмой, заставляя к себе тянуться, даже если ты этого не хочешь.
— Я уже соскучился по тебе, малыш, — Захар утыкается мне в висок, от него несет алкоголем и куревом. Морщу нос. — Ты пригласишь меня сегодня на кофе? Ммм? — мы идем коридором, где никого нет и царит полумрак.
— Я думаю, что кофе пить на ночь вредно.
— Ой, перестань умничать, строить из себя недотрогу, — резко разворачивает и прижимает к стене, сжав мои ягодицы. От шока я не шевелюсь, не в силах уложить в своей голове происходящее.
— Что ты делаешь? — тихо спрашиваю, пытаясь от себя отпихнуть парня, но он уперто меня прижимает и уже лезет ко мне целоваться. Уворачиваюсь от нежелательного поцелуя.
— Ты не понимаешь? — смеется, задирает подол платья, сожалею, что оно короткое.
— Руки убрал! — раздается рядом угрожающее предупреждение. Я сразу чувствую в воздухе опасность, исходившую от Адама. Случайно он здесь или нет, меня сейчас не волнует, я хочу побыстрее освободиться от объятий Захара и уехать домой. Макаров видимо инстинкт самосохранения утопил в алкоголе. Он не убирает руки, сильнее стискивает меня.
— Иди гуляй, дядя!
Не знаю, что происходит. Успеваю только прикрыть рот ладонями, заглушить свой крик, и вжаться от страха в стену. Захар валяется у меня в ногах, стонет, зажимает нос.
— Ты в порядке? — Адам нисколечко не обеспокоен поверженным, спокойно перешагивает через него, словно на дороге валяется какой-то мешок с отрубями, берет меня за локоть и тянет в сторону выхода. Я нахожусь в какой-то прострации, без чувств, без понимания, что происходит и произошло.
— Поправь платье и номерок свой давай, — командует, не смею его ослушаться. Его пристальное внимание нервирует, платье одергиваю, номерок, как на зло, не сразу попадается под руку. Через две минуты на плечи накидывают пальто.
— Спасибо, — чувствую себя раздавленной, запачканной поведением Захара. Захар!
— Что с ним? — Адам смотрит на меня нечитабельным взглядом. С такими людьми тяжело общаться, никогда не догадаешься, о чем они думают, как реагируют на твои вопросы или ответы.
— Думаю, что ничего серьезного. От разбитого носа никто не умирал, а так до свадьбы заживет. Тебя домой отвезти или куда-то еще? — он меня отвезет? Мы будем с ним в замкнутом пространстве? У меня никогда никаких не было фобий, но кажется сейчас одна появится: Адам. Я уже начинаю паниковать от одной мысли, что мы окажемся рядом, будем сидеть очень близко друг к другу…
— Я вызову такси.
— Мне не сложно тебя подвезти. Тем более, где гарантия, что ты в такси не встретишь очередного мудака, — улыбается. Сердце не екает, но смещается со своего постоянного нахождения куда-то вверх, чувствую его сердцебиение в горле.
— Если вам не сложно, я не против, — да, лучше согласиться. Пусть я к этому человеку и испытываю странные чувства, уверена на все сто процентов — он меня не обидит.
5
PRO Адам
Последний раз у меня потели руки, когда следак, смотря в глаза, выносил для меня приговор. Мне было восемнадцать. Я первый раз попался на воровстве. Четко понимал, что сейчас мне либо сломают жизнь, отправив за решетку, либо дадут шанс в светлое будущее. Сердце у меня тогда ухало где-то на дне голодного желудка. Тогда казалось, что его редкие удары слышали все менты, которые задерживали и которые сидели в кабинете. Мне было противно от самого себя, по спине ручьями тек пот, ладони влажные, а во рту африканская сухость. Гордость, упрямство, вызов людям в погонах не позволили превратиться в нюню. Внешне холодное презрение, а внутри обжигающий страх. Вот и сейчас, сидя в теплом салоне машины, равнодушно смотрю перед собой, а внутри пожирающая похоть, с жаждой обладать здесь и сейчас. Ладони, как у пацана, влажные от перевозбуждения. Губы сохнут, стараюсь не так часто их облизывать, но они, черт побрал, горят. Я даже вспоминаю молитвы, чтобы прибавилось силы для моей выдержки до конца поездки. Потом…потом я поеду к Алине, вытрахаю ее до звездочек в глазах, представляя ту, до которой не смею дотрагиваться. Хотя от этого желания тело скрючивает, как в остром приступе ревматизма.
— Мне нравится новогодняя Москва, очень красиво, — вздрагиваю от неожиданности. Вообще, не рассчитывал, что Диана будет со мной разговаривать после случившегося. Я лично стараюсь сейчас о эпизоде в ресторане-клубе не думать, но этого сосунка еще проучу.
— Мэру выделяют для этого очень хорошую сумму, правда, не все деньги тратятся по назначению, — мельком смотрю на аристократический профиль девушки, погружаясь в свои эмоции. Невообразимо красива, красива настолько, что не веришь в искренность природы этой красоты, но я знаю, Диана не прибегает к прогрессу косметологии. Она не такая…
— Это во всех сферах так. Не все деньги доходят до людей, но спасибо за те крохи, что дают, — прикусывает губу, стискиваю руки в кулаки. Так и подмывает освободить губу, оттянув вниз, а потом засунуть свой палец в ее рот, почувствовать ее язык на подушечке. Член дергается. Отвожу глаза в сторону, делаю медленный вдох. Спокойствие, только спокойствие.
— Вообще, я люблю Новый год. И эту предпраздничную суету, толкотню. Люди начинают чаще улыбаться.
— Еще бы не улыбаться, впереди полторы недели оплаченных выходных.
— Вы всегда ищете повод придраться?
— Почему вы так решили? — я проявляю воспитание и обращаюсь к ней тоже на «вы». Ее «вы» меня коробит, заставляет чувствовать себя дряхлым стариком. Какая между нами разница? Сколько ей? Двадцать два? Или двадцать три? Университет вроде окончила.
— На каждое мое предложение вы ничего положительного не сказали, — и смотрит в упор своими ясными голубыми глазами. Линзы что ли носит? Слишком яркие, прям до рези в глазах, заставляя моргнуть.
— Я не люблю этот праздник, — причину называть, конечно, ей не собираюсь. Впрочем, и вспоминать эту причину тоже не планирую. Ключик от двери, где спрятана причина, воспоминания, боль, рваное сердце — давно выброшен.
— И мандарины?
— Мандарины?
— Мандарины любите? Я обожаю запах мандарина. На сами мандарины у меня жуткая аллергия, — кротко улыбается, опустив свои космические глаза на руки. Разговор пустой, пустые разговоры я не люблю, но с Дианой почему-то хочется болтать о ерунде.
— Кстати, вы завтра работаете? У меня венок почти готов, но завтра уже тридцать первое, возможно, вам совсем не до моего венка. Могу привести после праздников.
— Я завтра не работаю, но можем встретиться, — упускать еще один шанс с ней увидеться не собираюсь. Если и дальше у нас будут такие встречи, позволяющие приблизиться к ней, мне и не зачем давить на Щербакова. Возможно, малышка сама придет ко мне под воздействием своих чувств…
— Я могу привезти к вам домой, мне не сложно.
— Я живу загородом, — склоняю голову набок, наблюдая за Дианой из-под опущенных ресниц. Почему она завтра работает? Точнее почему она так рвется себя чем-то занять? Не хочет готовиться к празднику дома в окружении родственников?
— Мы случайно не соседи? — смешок, мурашки по коже, кровь нагревается до критической отметки. Я смотрю на ее приоткрытые губы и сглатываю. Как-то душно становится в салоне машины. Знаю, что Иван всегда устанавливает комфортную для меня температуру, но сейчас мне очень жарко, хочется расстегнуть пару пуговиц на рубашке.
— Нет, — ровным голосом отвечаю, чуть приоткрывая окно со своей стороны. Поток холодного воздуха охлаждает разгоряченное лицо, прикрываю глаза на секунду.
— Вам плохо? — обеспокоенно спрашивает Диана, положив свою руку на согнутой мой локоть. Блять! Девочка, что ты творишь!
Я чувствую сквозь ткань пальто, рубашки ее прикосновение. Как импульс электроразряда, действует точечно и постоянно. Скинуть ее ладонь — грубо, терпеть — мука. Еще сорвусь и наброшусь на нее, как одичавший кавказец, живший долгое время в горах без женщины. Меня ведь и присутствие Ивана не остановит, он со мной многое повидал. Умеет молчать, благодарно принимать хорошую зарплату и поощрения.