Вчера состоялся долгий разговор с Виктором Антоновичем и его коллегой Борисом Николаевичем, ведущий хирург-травматолог одной московской больницы. Разложили все по полочкам, весь процесс восстановления, реабилитации. По их прогнозам, мне потребуется год, чтобы полностью встать на ноги, при соблюдении рекомендаций, при хорошем раскладе звезд в плане моего здоровья. Наркоз бесследно не проходит, я давно не юнец, а Диана… она мечтает о детях. О семье. О здоровом спутнике рядом с собой. О полноценной жизни. По всем показателям, это точно не я. Эта мысль посетила меня недавно. Сначала мелькнула, потом каждую ночь настойчиво крутилась, я ее прогонял, а она возвращалась. И вот ночью перед операцией я ее принял. Встать — я встану, но нормально ходить, бегать, танцевать — об этом никто не заговаривал.
— Ты хмуришься? Тебе больно? Позвать медсестру? — голубые глаза наполнены тревогой, переживаниями. Я буду безумно по ним скучать. Очень скучать… Ведь именно они меня пленили в первую встречу, именно из-за них я был одержим мыслью обладать Дианой. Это было совсем недавно, а кажется так давно. Я и сам не понял, когда из «хочу» все перешло в «люблю». Сомневаюсь, что это «люблю» появилось именно в стрессовый момент, когда на моих глазах девушку чуть не сбила машина. Нет, это чувство во мне было, просто пряталось, ждало особого случая, нужного момента. Я осознал, я принял.
— Не надо. Боли пока нет, еще действует наркоз, — чистая правда, тело до сих пор не принадлежит мне.
— Тебе не стоит терпеть боль, говори сразу об этом. Хорошо?
— Хорошо, — пытаюсь ободряюще улыбнуться, она укоряюще качает головой. Красивая. Любимая. Неповторимая. Имеет право быть счастливой. Не быть привязанной к инвалиду.
— Ты очень красивая сегодня.
— Да? Вчера Марьяна поймала меня на обеде и вытащила в магазин, — вскакивает со стула, кружится по палате. Платье подчеркивает ее изящность, хрупкость. Фарфоровая статуэтка. — Как тебе новое платье?
— Тебе идет.
— Ты мне льстишь.
— Но немного поправиться все же стоит.
— Я стараюсь кушать, правда, — невинный взгляд мог бы растопить сердце, но я усмехаюсь. Не прокатит.
— Ремня не тебя нет, Диана. Некому воспитывать.
— Ой боюсь-боюсь! — театрально прикрывает якобы испуганно ладошкой рот, потом смеется, возвращается к койке, присаживается. — Папа передает тебе привет. Очень переживает за тебя.
— Правда? С какой стати?
— Он понял, что мое сердце принадлежит одному типу, по его мнению, он мне совсем не подходит, но готов смириться, если тот будет защищать, холить и любить, — в глазах ожидание, ждет, что подхвачу ее слова, скажу о взаимной любви.
Смогу ли? Имею ли право ее привязывать к себе? Она еще так молода, ничего толком не видела в этой жизни, какой ей смысл быть рядом со мной? Отпускают любя, прогоняют тоже. Можно умирать от любви, задыхаться от мысли потерять, мучаться бессонницей, потому что ее рядом нет. Можно сойти с ума от воспоминаний, заменять ее другими лицами, трахать других женщин, но все это будет не то, заменитель никогда не станет оригиналом. Никогда я не перебью теперь вкус ее поцелуев. Никогда я не забуду ее смех, даже если оглохну, он во мне, внутри. Никогда не выветрится ее запах с моей кожей, он впитался навсегда. И даже если ослепну, ее образ всегда будет перед глазами, ее образ давно у меня в сердце. Много чего «никогда»… Моя слабость в ней, она и моя сила.
— Ты не опоздаешь на свою встречу? — приподнимаю бровь, стискиваю зубы от внезапной боли в ногах. Как-то неожиданно перестал действовать наркоз, одно неконтролируемое движение, а хочется взвыть от боли, адской боли.
— Уже? — растерянно смотрит на наручные часы, удивленно вскидывает брови, расстроенно мне улыбается. — Я приду уже завтра. Не знаю, правда, во сколько, но я приду, — нагибается ко мне, целует в краешек рта. Не отстраняется сразу, дышит мне в губы.
— Нельзя заставлять клиентов ждать, Диана. Репутация в бизнесе очень важна. Я буду тебя завтра ждать, — мне хочется ее поцеловать, но сдерживаю порыв. Получаю чмок в щеку. Завтра все наверстаю, завтра с лихвой надышусь ею, согреюсь ее теплом, запомню каждую минуту, чтобы потом вспоминать, когда будет очень больно, тоскливо и одиноко.
— До завтра.
— До завтра, — улыбаюсь до последнего, улыбаюсь на ее улыбку, продолжаю улыбаться, даже когда за ней закрывается дверь. Были моменты неожиданных возвращений. В этот раз меня хватает на несколько минут, потом глухо стону от боли, прикрывая глаза. По-хорошему надо вызвать медсестру и попросить лошадиную дозу обезболивающего. Радует только то, что раз чувствую боль, значит чувствительность не исчезла. Единственный доступный вариант пережить боль, это провалиться в сон. Я засыпаю довольно таки быстро, не успеваю даже до тридцати досчитать.
44
PRO Адам
Снимаю очки, как только в палату заходит мужчина, прикрыв за собой дверь. Сказать, что я обрадовался нежданному посетителю, это будет враньем. Ему я не рад, и у меня даже мыслей нет, почему он здесь. Гера, а это именно он, приветливо улыбается, берет стул и идет к койке. Садится, закидывает ногу на ногу, с интересом рассматривает все вокруг и меня в том числе. Судя по спрятанной усмешке в уголках губ, мне стоит задуматься, чему он радуется. Я не хочу его подозревать в избиении, потому что это будет полный пиз..ц.
— И не скажешь, что в больнице. Почти как дома, — его взгляд останавливается на прикрытых ногах, сейчас они в металлической объемной хрени. Вид жуткий, конструкция похожа на пыточный элемент. Мне тошно на них смотреть, Диана вечно в слезах, как только смотрит на ноги, Гера лишь приподнимает одну бровь.
— Какие прогнозы?
— Самые благоприятные, завтра встану и станцую, — иронизирую, отодвигаю на колесиках высокий столик от себя, свернув все программы на ноутбуке.
— Шутишь, значит действительно все хорошо. Удивительно, — вновь рассматривает ноги, меня пробирает дрожь от его потемневшего взгляда. Блядь, неужели он? Эдик держит меня в курсе расследования, но наши следователи разводят руками. Улик нет, зацепиться не за что. Недругов у меня слишком много, можно подумать на каждого. Потенциальных три, но я не верю, что могут они: отец Дианы, семейка бывшего жениха и Гера.
— Нашли того, кто заказал? — склоняет голову набок, его холодный взгляд пробирает до мурашек. Я смотрю ему в глаза, растягиваю губы в улыбке.
— Полиция ищет. Рано или поздно найдут, — внимательно слежу за мимикой Геры, стараюсь ничего не упустить, он точно так же следит за мной. Мы знаем повадки друг друга, поэтому одновременно усмехаемся.
— А если подсказать?
— Какова цена? — не хочу связываться с ним. Я все равно найдут организатора нападения, не сегодня, так завтра, но найду. Гера задумчиво вновь устремляет взгляд на ноги, потом на меня.
— По старой дружбе.
— Ну да, ну да, — саркастически смеюсь, он качает головой. — С каких это пор ты делаешь что-то просто так?
— У меня просто сегодня хорошее настроение.
— Расписание хорошего настроения нет?
— Я, правда, Адам хочу тебе помочь. Считай, ты мой человек, а своих в обиду не даю.
— Я не твой человек! — резко чеканю каждое слово, тем самым давая понять, что не планирую возвращаться в его штат людей, не хочу быть его рабом.
— Пусть будет так, — миролюбиво соглашается, я еще больше завожусь от его покладистого поведения. Не верю ему и не планирую сейчас соглашаться на помощь. Гера встает, поправляет пиджак, улыбается.
— Ищи в окружении своей девки. Думаю, тебе этого будет достаточно, но если что, обращайся. Поправляйся.
— Спасибо, — прохладно отвечаю, наблюдая за уходом Геры. Задумчиво потом смотрю в окно. Окружение Дианы… Ее отец и Макаровы… Я думал на них, но до конца не углублялся в эту сторону, почему-то посчитав, что у них кишка тонка для наезда на меня. Ошибся… Неужели ошибся?
— Мне показалось, или Гера был? — в палату заходит Демид.
— А что ты сделал с младшим Макаровым? — игнорирую вопрос по поводу Геры.
— Ничего особенного, — пожимает плечами, отводит глаза в сторону. Я зло улыбаюсь, убийственно рассматриваю Демида.
— И все же?
— Ну, ребята немного вошли в раж.
— Немного? Насколько немного? Может это я тебе должен сейчас сказать «спасибо», что оказался инвалидом? — злость раздирает все внутренности, Демид с вызовом смотрит в глаза. Не боится сученыш. Вопросительно вскидываю брови, мысленно его уже разбирая на косточки. Первый порыв отдать команду уничтожить Демида, Макарова, но мне хватает ума обуздать свой гнев и трезво рассуждать. Хотя очень хочется лично свернуть шею.
— Ты сам приказал проучить его. Не помнишь?
— Есть разные понятия проучить, Демид, мне ли тебе это объяснять?
— Я не могу контролировать других! — рявкает Демид, явно нервничает. Конечно, признавать свои косяки тяжело, особенно с последствиями. — Тем более он борзой, угрожал и пытался сдачи давать.
— Это тебя не оправдывает, Демид! — сверкаю глазами, он поджимает губы. — Угробили малого?
— Нет. Я толком не знаю, что с ним, папаша быстро его сплавил заграницу.
— Я даже спрашивать не буду, где ты был в этот момент, — растираю ладонями лицо. Все равно ничего не изменить, как бы я сейчас не злился на Демида, не бесился от того, что мошка в виде старшего Макарова посмела натравить придурков на меня, ситуация с ногами не изменится.
— Ты так просто спустишь все Макарову?
— Я разберусь с ним сам, точно тебя просить не буду. Вдруг прихлопнешь, а на меня потом его смерть повесят, оно мне надо.
— Зря ты так, Адам.
— Зря, что пришел к тебе под воздействием эмоций. Дам тебе напоследок совет, не поддавайся эмоциям, никаким. А теперь иди и не приходи.
— Совсем? — ухмыляется, серые глаза холодно смотрят на меня.
— Годика через два созвонимся, думаю к тому времени я остыну, а пока не попадайся мне на глаза, — кивком головы приказываю уйти. Мне нужно подумать о многом. Демид порывается что-то сказать, но сжимает кулаки, беззвучно что-то бормочет под нос и выходит. Рвать с ним связи не планирую. Косяки бывают у всех. Он мне пока не нужен.