ально близко к Адаму, возможно прикоснуться к нему. Я просто хотела постоять рядом с ним. Это чистой воды безумие, но адреналин в крови зашкаливал, а мысль, что вот-вот буду около него, грела изнутри.
Девять часов. Сегодня Виктора Антоновича нет, по расписанию у Адама лфк. Я не исключала варианта, что меня сразу раскусят, но надеялась на удачу. Появляюсь в холле, Адам уже приехал. Замираю за его спиной, сердце испуганно ухает вниз. Мне страшно от своей дерзости, от того, что творю. Делаю шаг в его сторону, он резко поворачивает голову вбок. Не двигаюсь с места, Адам хмурится.
— Адам Сулимович, готовы к новым подвигам? — к нему подходит какой-то парень, вопрос остается без ответа. Вместе они уходят куда-то вглубь, я следом. Держусь на расстоянии, стараюсь не суетиться, не потерять из виду. Приходим в зал лечебной физкультуры. Как только мужчины исчезают, я выдерживаю пять минут и захожу следом. Не сразу понимаю, что делать дальше. Иду в сторону открытой двери, где на входе замираю. Адам сидит на массажной кушетке спиной ко мне, расстегивает рубашку. Вижу, как напрягаются плечи, поворачивается теперь корпусом, встречаемся глазами. Взволновано облизываю пересохшие губы под маской, сжимаю руки в кулаки. Жду узнавания. Пусть он сейчас пошлет меня, поругает, но я буду стоять на месте, на своем месте: рядом с ним.
— Вы новенькая? — незаметно вздрагиваю от его голоса, покрываясь мурашками. Заметит или нет, как я реагирую на него? Все так же. По-прежнему волнительно, до дрожи, до остановки дыхания.
Если сейчас произнесу хоть слово, он меня узнает по голосу. В его глазах нет и тени узнавания, лицо без эмоций. Неужели маска до глаз и шапочка до бровей так сильно меня изменила? Неужели ничего не почувствовал? Не понял на уровне интуиции, что это я? А может ему все равно? Марьяна говорила, что любит, что-то подобное пытался сказать Дани, но может они все ошибаются?
Молчание становится слишком громким в помещении. Мне кажется, что Адам слышит мое сердце. Оно слишком громко бьется. Его глаза равнодушно проходятся по моему лицу, расстегивает манжеты на одной руке, вижу часы. Тем самые часы, которые были куплены в магазине на навогодние праздники.
— Адам Сулимович, я принес вашу сумку, — это Иван. Я не оборачиваюсь, Адам кивает головой.
— Поставь на стул возле двери. И свободен.
— Но…
— Вышел, — приказывает спокойным голосом, смотря мне в глаза. Когда мы остаемся вновь одни, уголки его губ немного приподнимаются. — Поможете?
Я смотрю на спортивную сумку, беру ее в руки и идут к нему. Чувствую его взгляд на себе, руки дрожат, поэтому слишком резко дергаю собачку на молнии. Вслушиваюсь в его дыхание, сама дышу рвано, сбито. Беру футболку, штаны, аккуратно складываю их рядом с Адамом. Поворачиваюсь к нему, забираю протянутую рубашку, жадно, торопливо рассматривает его грудь, живот, руки. Он такой…родной.
— С брюками вам помочь? — голос от волнения хрипит, совсем не мой, но Адам вскидывает голову, прищуривает глаза.
— Спасибо, я сам, — и встает с кушетки, опирается на нее, но стоит. Я часто моргаю, пытаюсь взять под контроль слезы, вынуждена опустить голову. Слушаю тяжелое дыхание, смахиваю слезы с ресниц, осторожно поднимаю глаза. Ему тяжело, это видно по напрягшей шее, по сжатой челюсти, по капелькам пота на висках. Я не выдерживаю. Шагаю к нему, забираю брюки, поправляю на талии резинку спортивок. Только потом обнимаю и утыкаюсь лицом в спину, зажмурив глаза. Его запах кружит голову. Сильнее прижимаюсь к его напряженной спине, смачивая футболку своими слезами.
— Перестань! — требует Адам севшим голосом.
— Не могу…
— Диана, прошу тебя.
— Не могу… Правда, не могу, — я действительно не могу остановить слезы, они текут и текут. Он медленно оборачивается, опирается об кушетку, берет мое лицо в ладони, приподнимает. Я часто моргаю, пытаюсь сфокусировать взгляд.
— Что за маскарад? — усмехается, стаскивает маску вниз. Я судорожно вздыхаю.
— Я понимаю, что все это выглядит глупо, но что пришло в голову, то и сделала.
— А прийти, позвонить — это слишком просто? — склоняет голову, очерчивает мои губы.
— Я не уверена была, что ты захочешь меня слышать и видеть.
— Но ты все равно сделала все по-своему.
Крепко сжимаю ткань футболки у него на груди, заглядывая в карие глаза. Сейчас очень важно подобрать нужные слова, достучаться до него, заставить поверить мне и в мои чувства.
— Я пыталась жить без тебя! Пыталась, честно! Но как видишь, у меня не очень-то получилось. Позволь быть рядом! Прошу тебя! Не отталкивай меня!
— Успокойся, — тихо произносит, гладит по щеке. — Ты у меня сильная девочка…
— Я слабая…
— Ты меня не дослушала.
— Не хочу! — мотаю головой. — Поставлю тебя на ноги вопреки всем диагнозам и прогнозам! Если нет, так нет, мне все равно, потому что я люблю тебя любого, в болезни и здравии.
— Диана, — большим и указательным сжимает мои губы, заставив замолчать, — послушай теперь меня. Как видишь, я еще не до конца восстановился и не знаю, сколько еще потребуется времени. Да, стоять-то начал, но ходить еще не хожу. Все продвигается очень медленно, порой у меня сдают нервы, и я становлюсь невыносимым. Я так боюсь тебя обидеть, причинить боль, что мне проще было тебя изолировать от себя, держать на расстоянии, сходить с ума от того, что ты не рядом. Парадокс. Я безумно скучаю по тебе, моя девочка, — смотрит на мои губы, большим пальцем поглаживает нижнюю. — Если ты сейчас примешь решение остаться рядом со мной, знай, что потом я тебя ни за что не отпущу.
— В смысле?
— В прямом. Будешь моей женой.
— Женой? — эхом переспрашиваю, ответа не получаю, потому что Адам накрывает мой рот в жадном поцелуе. От его напора сначала теряюсь, не сразу отвечаю, но постепенно отключаюсь от реальности, от мыслей, просто позволяю себе, наконец-то, расслабиться и поплыть по течению. Его руки смещаются на спину, потом ниже, крепко сжимает ягодицы. Его нетерпение чувствует в каждом жесте, движении, заражая меня ответным голодом до ласк, до нежности. Запускаю руки в его отросшие волосы, сжимаю, оттягиваю голову назад, хмелея от его поплывшего взгляда. Шумно втягивает в себя воздух, облизывает языком мои губы.
— Как же сильно я тебя люблю, — мое сердце разбивается на мелкие куски и превращается в нечто сладкое, тягучее, смешанное с сахаром.
— Я тоже тебя люблю… — шепчу ему в губы между поцелуями, смешивая его и свое дыхание. — Очень люблю…
49
PRO Адам
Смотрю на свою малышку и не верю, что она рядом, что она улыбается мне. Не верю, что сумел вслух признаться ей в своих чувствах. Мне самому до сих пор непривычно это осознавать: люблю ее. Люблю настолько сильно, что страшно за нее, страшно, что не смогу ее отпустить, если вдруг разлюбит и решит уйти. А ведь говорят, что любовь — это свобода. Нет, моя любовь, это пожизненный плен для Дианы.
— Что-то не так? — ее голубые глаза смотрят прямо в душу, в мою душу, в которую мало кто заглядывал. Она сумела, не прилагая никаких усилий.
Никогда ничего подобного ранее не испытывал. Я не просто готов в ней раствориться, я не разделяю себя с ней, сросся душой, теперь только вырезать без анестезии, если нас разлучать. Это смертельно, без нее не выживу. Как же я над этой мыслью смеялся, когда она уехала, когда мне донесли, что самолет благополучно приземлился в США. Смеялся ровно три дня, а потом меня начало ломать. Как наркомана, выворачивая все наизнанку, в агонии душевной боли твердил себе, что сумею пережить, сумею преодолеть эту чертову одержимость к ней. Не смог. Не справился. Отслеживал каждый ее шаг. Спасибо Марьяне, она сразу же стала держать меня в курсе дела. Потом до меня дошло, почему она сразу пошла на контакт. Моей девочке без меня было плохо, как мне без нее, но не смел ее беспокоить, надеясь, что переболеет, переживет. Марьяна давила на меня, монотонно талдычила, что я идиот, что я кретин, раз позволяю так мучиться Диане, при этом сам же страдаю в той же мере. И вновь сдался. Вновь не справился, понял, что лучше мы будем вместе и в горе, и в радости, чем по отдельности в печали. На ее день рождения попросил Марьяну подарить ей билет в Москву с открытой датой отлета. Не нужны рамки, она должна сама принять решение: возвращаться или нет. Вернулась. Потом Дани мне между делом сообщил, что видел ее в студии. Через несколько дней мне уже Виктор Антонович рассказал о ее приходе к нему. И я стал ждать ее появление передо мной. Кто ж знал, что Диана решит поступить по-киношному, переоденется и «тайком» проникнет в больницу. Естественно я ее сразу узнал.
— Я просто до сих пор не верю, что ты здесь, рядом со мной, — протягиваю руку, сразу же с готовностью сжимает мою ладонь и сладко улыбается.
— Теперь ты от меня не отвяжешься, придется выполнить свои обещания, — тянется ко мне, целует в щеку. Я не отказываю себе в удовольствие поцеловать ее в губы, немного сдержанно, немного скупо, потому что всегда жажду большего, но не всегда это возможно получить. Поглаживаю ее пальцы, кручу кольцо на безымянном пальце. Подарил сразу же, как только сказал ей, что она станет моей женой. Кольцо куплено, его для меня сделал на заказ один ювелир из Сочи.
— Боюсь, это теперь тебе придется меня пожизненно терпеть, — улыбаюсь, намеренно опуская факт сегодняшней реальности: я не хожу. Меня это очень сильно выбивает из колеи. Иногда хочется сдаться, послать всех на х. й, но только ее взгляд полный надежды и уверенности в меня, удерживает от отчаянья. Я продолжаю посещать нужные процедуры, занимаюсь дома, преодолеваю страх провала и боль. Есть еще страх сделать первый шаг. Когда мне сняли гипс, у меня было ощущение, что если встану, кости тут же превратятся в труху и придется все начинать по новой.
— Я только буду рада принадлежать тебе пожизненно, — ласково улыбается, проводит рукой по щеке. Я в очередной раз удивляюсь, за что мне такое счастье, такая малышка. За какие заслуги мне дарована ее любовь.