– И сколько вы намерены ещё наблюдать и выяснять? А также содержать в карантинной зоне более сотни детей и их родителей?
– У меня нет ответа на этот вопрос.
– То есть сколь угодно долго? Город лишён как минимум сотни работников, а их семьи – кормильцев. Вас не волнует, что условия в карантине, мягко говоря, скотские? У вас ребёнок и взрослый делят одну кровать, пайку получают скудную. Детям негде играть, они заперты в душном бараке. Это, по-вашему, приемлемо?
– Каро, не распаляйтесь! – одёргивает Бастиана председатель.
– Прошу прощения. Собственно, я задержался из-за того, что посетил место, в которое по настоянию месье Ламонтаня хотят поместить мою дочь. Уважаемые присутствующие, это не карантин, это отстойник. И там ничего не делается для того, чтобы облегчить состояние детей или выяснить причины припадков. Также я имел беседу с доктором Второго круга – месье Шабо. Его опыту я более склонен доверять. Мы обсудили с ним версию так называемого нулевого пациента – того, кто заболел первым. Выходит, что это именно моя Амелия. Мы с доктором Шабо сошлись во мнении: решение проблемы – я сознательно избегаю термина «болезнь»! – именно в ней. Я прошу внимательно меня выслушать. Не хотел бы ударяться в мистику – я материалист, но волей-неволей придётся, потому как эта версия – единственная. Моя дочь и совершенно незнакомый ей человек независимо друг от друга утверждают, что истинный нулевой пациент находится вне Азиля и путь к нему известен. А наш единственный шанс для исправления ситуации – поиск этого нулевого.
– Каро, вы идиот? – не выдерживает один из пятёрки за столом.
– Смотря с кем сравнивать, месье Марен, – сдержанно отвечает Бастиан. – Хотя, наверное, всё же идиот. Умные предпочитают держать детей в отстойнике и ждать неизвестно чего неизвестно сколько. Я предлагаю отправить своего ребёнка с командой сопровождения на поиск нулевого пациента. Использовать шанс. И я подал прошение о материальной поддержке и подборе сопровождающих. У меня всё.
Ненадолго наступает тишина. Бастиан со вздохом садится на место. Пятеро градоуправленцев негромко совещаются между собой. Жиль смотрит то на одного человека за столом, то на другого. Минуты текут медленно, в зале заседаний становится душно. Будущий Советник потихоньку ослабляет узел галстука, оборачивается на отца Ксавье. Тот смотрит в сторону, на пробивающийся сквозь неплотно задёрнутые шторы солнечный свет.
– Месье Каро, – окликает председатель, – как далеко вы планируете отправить вашего ребёнка?
– Великобритания, – коротко отвечает Бастиан.
– Это что?
– Это остров к северу от Азиля, отделённый от материка проливом Ла-Манш. С сушей соединяется через тоннель под проливом. От нас находится примерно в тысяче километров.
– Вы точно спятили, Каро. Тысяча километров. Семилетняя девочка…
– …и единственный шанс помочь ей и сотне других детей, – заканчивает Бастиан.
Снова пятёрка управленцев принимается совещаться. Бастиан неподвижно сидит рядом с Жилем и кажется спокойным, как камень. Но Жиль откуда-то знает, что это спокойствие даётся Каро с большим трудом.
– Месье Каро, допустим, мы поддержим ваше сумасшедшее желание пожертвовать собственной дочерью ради призрачного шанса. Раз нет других вариантов, – говорит полный медлительный старик, сидящий ближе всех к выходу из зала. – Но каким образом ваш ребёнок доберётся до места?
– Месье Бернье, прошу слова, – встаёт с места Ксавье Ланглу. – Способ есть.
– Да, святой отец, говорите.
– Железнодорожные пути. Они уцелели, и по ним можно ориентироваться. Мы с месье Канселье несколько дней назад опробовали дрезину, проехали километров двадцать. В библиотеке можно найти карты, выстроить маршрут.
– Так, хорошо. Сколько это займёт времени и где мы найдём вам столько еды и воды для группы сопровождения?
– Неделю, месье Бернье. Дрезина развивает скорость тридцать-сорок километров в час. Это чистых двадцать пять часов пути. И примерно столько же на путь обратно.
Председатель что-то пишет на листке бумаги, кивает:
– Хорошо. Допустим, ресурсы мы выделим. Кто возьмётся сопровождать ребёнка?
– Я, – одновременно выдыхают Жиль, Бастиан и Ксавье.
– Каро, Бойер, вы – точно нет, – отрезает Кариньян. – Будущим Советником мы не вправе рисковать, а способности месье Каро нужны городу здесь и сейчас. Отец Ланглу, вы уверены, что ваш возраст…
– Уверен.
Жилю вдруг становится нехорошо. От духоты звенит в ушах. Он встаёт с места, подходит к столу.
– Я иду с Амелией, – чеканя каждое слово, заявляет Бойер. – Я это решил, и не вам мной распоряжаться. Хотите меня в Совет, да? А вот ни хера не получите, пока я не вернусь обратно!
– Жиль, сядь! – рявкает на него Бастиан.
– Я знаю, как справляться с её приступами. Это раз. Это дорогой мне человек – два. Я молод и вынослив – три. Чего вам, сволочи, ещё надо?
Сердце заходится, дрожат руки. Так уже было. Жиль, так было, когда…
– Месье Бойер, сядьте!
Плывёт зрение, звуки словно отдаляются. Мальчишка трясёт головой, делает шаг от стола в сторону двери. Было, так было…
– Жиль?..
– Амелия… – бормочет он, спотыкаясь, идёт к выходу.
Бастиан подрывается за ним, но Жиль отталкивает его:
– Мы сами… Вы нужны тут. Заставьте их отправить меня с ней.
Спуск на лифте кажется вечностью. Подросток стремглав несётся по коридору первого этажа туда, где плачет Вероника. Скользит по мраморному полу, почти падает рядом с диваном, на котором лежит девочка.
– На улицу, Веро! Её надо на улицу!
Он поднимает Амелию, дрожащую, мокрую, несёт к заботливо приоткрытой кем-то двери.
– Жить… жить…
– Сейчас, веснушка. Мы с тобой команда, ага…
Жиль выносит девочку на газон, укладывает в траву. Сам раскапывает ямку в податливой земле, разминает почву, вкладывает в ищущие руки Амелии:
– Давай, кроха.
Маленькие пальчики приходят в движение, и вот уже появляются под ладонями знакомые Жилю и Веронике очертания зверя из сказки. Длинный хвост, кривые лапы с тонкими пальцами, маленькая голова, почти слитая с туловищем… Ещё минута-другая – и ящерица готова.
– Жить… – умоляюще вздыхает Амелия и вытягивается рядом с фигуркой без сил.
– Веро, найди что-нибудь, чем её накрыть, – просит Жиль, поглаживая кудри засыпающей девочки. – Она замерзает после… после этого.
Вероника убегает в вестибюль Оси, Жиль вытирает о штаны грязные руки, снимает осточертевший галстук и ложится рядом с Амелией. «И пусть попробуют меня не отпустить», – думает он, стискивая зубы.
– Месье Бойер?
Над ним склоняется Мицуко. Вот кого сейчас видеть точно не хочется.
– Уйди.
– Уйду. Возьмите. Это очень важно.
Аккуратные пальчики подсовывают под его ладонь клочок бумаги. Шелестит трава, затем постукивают по бетону дорожки каблуки. Жиль сминает бумажку в кулаке, приподнимается, намереваясь выкинуть подальше, морщится, суёт мятый листочек в карман. «Ещё увидит, что выбросил, – обратно притащит», – раздражённо думает он.
Возвращается сестра с чьим-то пиджаком. Жиль поднимает с земли спящую Амелию, Вероника набрасывает на неё пиджак. Задетая носком туфли, рассыпается в пыль фигурка ящерки.
Мицуко Адати смотрит на Жиля через стеклянную стену вестибюля, грустно качает головой и уходит в зону ожидания.
VТебя
– Всё? Подписала?
Бастиан взволнован, взъерошен и непривычно суетлив. Сидит на диване в зоне ожидания, покачивая на руках дремлющую дочь, укрытую теперь уже отцовским сюртуком. Идущая от лифтов Вероника издалека кивает, а подойдя, дополняет:
– Согласие подписала, об остальном тебя известят. Амелия, ты как, милая?
– Ещё не очень, – уклончиво отвечает за дочь Бастиан. – Так, отвезу вас домой. Мицуко?
Японка тут же появляется за его плечом, будто из ниоткуда:
– Да, месье Каро.
– Все дела закончила? – спрашивает он, не оборачиваясь.
– Жду курьеров с отчётами по рассылке письменных распоряжений.
– Сама до дома доберёшься?
Жиль исподтишка смотрит на Мицуко. Ждёт от неё хоть какой-то реакции, хоть какого-то проявления недовольства, раздражения, но японка безупречна. На её лице – ничего, кроме уважения и расслабленного спокойствия. «Как у Кейко», – ловит себя на мысли Жиль.
– Не беспокойтесь, месье Каро, – вежливо склоняясь в поклоне, отвечает она и отходит в сторону.
Приходится Жилю в машине сесть рядом с Бастианом Каро. Амелию укладывают головой на колени Вероники на заднем сиденье, и девочка снова засыпает. Бастиан ведёт электромобиль молча, не отрывая взгляда от дороги. Жиль поглядывает на Веронику в зеркало, прислушивается к сонному сопению Амелии и вот уже почти задрёмывает сам, но вспоминает о записке, что сунула ему Мицуко. Мальчишка шарит в кармане, выуживает мятую бумажку. Разворачивает, разглаживая на коленке. В записке всего два слова, от которых у Жиля перехватывает дыхание. Он накрывает записку ладонью, облизывает вмиг пересохшие губы и, стараясь говорить спокойно, просит:
– Месье Каро, остановите машину.
– Тебя что – тошнит? – равнодушно откликается Бастиан.
– Нет. Остановите. Сейчас.
– Что случилось? – встревоженно хмурится Вероника.
Электромобиль останавливается на обочине между двумя полями сои, подняв тучу светло-бежевой пыли. Жиль открывает дверь, быстро поворачивается к сестре:
– Я потом всё объясню. За меня не волнуйся.
Секундой спустя подросток со всех ног несётся в сторону Второго круга. Бастиан провожает его внимательным взглядом в боковом зеркале, вздыхает. Уголки рта трогает лёгкая улыбка.
– Вероника, он вряд ли вернётся ночевать, – нейтральным тоном обращается он к бывшей жене. – Вам с Амелией нужна помощь дома?
– Нет, – слишком поспешно отвечает она.
Руки бывшего Советника расслабленно ложатся на руль. Бастиан поворачивает голову – немного, чтобы забившаяся в угол салона Вероника попадала в поле зрения.