Потом она лежит, свернувшись калачиком у него под боком, положив голову ему на плечо, а он поглаживает её светлые пряди, засыпая.
– Ксавье, – окликает его тихий голосок.
– Да, родная?
– Ты же вернёшься? И приведёшь домой и Амелию, и Жиля, да?..
– Обещаю.
К завтраку они спускаются вместе. Заспанные, растрёпанные, немного смущённые. Вероника покусывает припухшие от поцелуев губы, принимается хлопотать, помогая нянюшке.
– Отец Ксавье… – окликает Ганна.
– Ксавье, – поправляет он её. И добавляет: – Пожалуйста.
– Возьмите, пожалуйста, кофейник. Несите в гостиную. Я сейчас подам вам с мадам жареные тосты с сыром.
– Nourrice, ну я прошу: оставь «мадам» гостям! – просит Вероника. – И… Жиль здесь?
– Да, милая. Амелия его в семь утра подняла.
Амелия в гостиной сидит за столом и проверяет, как близко к себе можно подтащить скатерть, чтобы не уронить ни тарелки, ни разбросанные по столу мелки и рисунки. Жиль сидит на диване, нахохлившийся и притихший. Вздрагивает, когда столовое серебро со стола летит на пол. Амелия, довольная произведённым эффектом, отодвигается вместе со стулом, болтает ногами, улыбается, хитро стреляя глазами.
– Это не я, – сообщает она Жилю.
Он пропускает её реплику мимо ушей. Амелия выжидает несколько секунд, пожимает плечами. Прислушивается к голосам в кухне, задумывается и негромко произносит:
– Па-па… Папа. Нет, неправильно. Жиль?
– М-м?
– Отец Ксавье мне теперь тоже папа, да?
– Вроде того.
– Рот не хочет его так называть… – нехотя признаётся малышка.
– Называть не обязательно. Но слушаться его ты должна.
– А ты почему не слушаешься? Вчера ругался…
Жиль вздыхает, пожимает острыми плечами:
– А я дурак. Наверное.
– Не ругайся! – строго одёргивает его Амелия.
– Иди в жопу, – уныло огрызается он – и тут же жалеет о своей несдержанности.
Грохают по полу ножки стула. Амелия возмущённо фыркает и уходит в кухню к взрослым. Секунду спустя до Жиля доносится её довольный, возбуждённый голосок и смех Вероники и Ганны.
– И тут отец Стефан так серьёзно: «Готов ли ты, Ксавье Ланглу…» – сквозь смех рассказывает Вероника. – А там кто-то ведро у алтаря забыл. Полы помыл и оставил, и…
– И наш кюре отступает на шажок в сторону, – подхватывает Ксавье. – Прямиком в ведро. Вопль, плеск…
– Мы, конечно, делаем вид, что ничего не происходит, ждём, пока он из ведра вынырнет.
– И когда он открыл рот, чтобы спросить, буду ли я заботиться о Веро в болезни и здравии, нас как прорвало.
– Nourrice, я никогда так неприлично не смеялась! – всхлипывает Вероника, с трудом сдерживаясь от хохота.
– А что отец Стефан-то? «Вон отсюда, грешники и охальники»?
– Нет, он смеялся вместе с нами, – отвечает Ганне Ксавье. – Он только с виду строг. Молодой ещё, образ соблюдает.
– Молодые, давайте-ка за стол! – спохватывается Ганна.
Семья собирается в гостиной. Ксавье приветствует Жиля и осторожно спрашивает:
– Я могу тебе чем-то помочь?
– Нет, я просто не выспался, – поспешно отвечает мальчишка. – Пока вы спали, мы с Амелией слепили ещё одного дракона в клумбе.
– Но я себя хорошо чувствую! – встревает девочка, обнимая маму за талию. – А вот Жиль ругается!
Мальчишка бросает в её сторону угрожающий взгляд, расправляет на столе скатерть, поднимает упавшие вилки и ножи и молча усаживается на своё место. Ганна несёт нехитрый завтрак, и семья принимается за еду.
– Веточка, мне надо сегодня добраться до Собора, – делится планами на день Ксавье. – Нужно показать отцу Стефану, как ухаживать за Садом, разъяснить значения показателей приборов, способы их регулировки. Потом в Ось: меня попросили помочь составить список необходимого в дорогу. Получается, я вернусь вечером.
Молодая женщина кивает, откусывает кусочек тоста с хрустящей сырной корочкой.
– А когда ты поговоришь с градоуправлением насчёт переезда к нам? Чтобы у тебя был не рабочий код, а жилой?
– Как только мы с тобой оформим брак в соцслужбе. Жиль, что у тебя на сегодня?
Мальчишка смотрит в тарелку, на нетронутую еду.
– Я не знаю, – тихо отвечает он.
«Мне надо к Акеми, – хочется сказать ему. – Она там одна, она ждёт. У неё нет работы, ей нечего есть. Ей надо показать, как изменился мир после ухода льда. И честно рассказать, что скоро я уйду и вернусь неизвестно когда. Но вы меня обязали сидеть здесь и сторожить Амелию. И что у меня после этого на сегодня?»
Ксавье и Вероника обмениваются многозначительными взглядами, и Вероника, кашлянув, предлагает:
– Почему бы тебе не погулять, братик? Говорят, прогулки нагоняют аппетит. Только, пожалуйста: к закату ты должен быть дома. Или Ганна на неделю берёт отпуск, а ты будешь её замещать.
– Я не умею готовить, – бурчит Жиль, пряча улыбку.
– Так, сынок, доедай – и свободен.
Мальчишка хватает с тарелки бутерброд и чуть ли не бегом покидает гостиную.
– Я по дороге поем! – кричит он уже со второго этажа.
В гардеробной он быстро переодевается в любимые мешковатые штаны и растянутую футболку, распахнув шкаф, шарит по карманам своей одежды в поисках хоть каких-то купонов. Разочарованно вздыхает, хлопает дверцей шкафа и бежит на выход. У лестницы его ловит Ганна, молча суёт ему в руки бумажный пакет и подмигивает. Из пакета пахнет ветчиной.
– Спасибо, – шепчет Жиль и целует няньку в щёку.
До КПП между Вторым и Третьим кругом велосипед довозит за два часа, ещё десять минут – и Жиль у двери квартиры Дарэ Ка. Ему открывает Акеми – настороженная, молчаливая – и тут же оказывается у мальчишки в объятьях.
– Здравствуй, – тяжело дыша, улыбается Жиль. – Как ты? Я покушать принёс, держи вот…
Акеми уносит пакет на кухню, возвращается с мокрым полотенцем, обтирает Жилю мокрые от пота шею и плечи.
– Хорошо, что ты пришёл, – без улыбки говорит девушка. – Вечером приходил полицейский, что вчера брал меня на учёт. Принёс вызов во Второй круг. Я должна явиться к начальнику полиции Азиля к двум часам.
– Вот покушаешь – и пойдём вместе. С Канселье можно говорить. И я буду с тобой.
Акеми улыбается одними глазами, обнимает Жиля, утыкается лицом в грудь.
– Спасибо, что не бросаешь меня. Я сейчас как слепая…
– Всё будет хорошо. Вот увидишь, – обещает он.
Жиль и сам в это искренне верит.
В приёмной начальника полиции Азиля сегодня людно и душно, несмотря на открытые настежь окна. У кабинета Канселье целая очередь. Жиль и Акеми встают у стены подальше от толпы. Они держатся за руки, ладонь у Акеми влажная и горячая от волнения. Жиль ободряюще щекочет её кончиками пальцев, и Акеми нет-нет, а улыбнётся – нервно, мимолётно, но улыбается же.
– Не, ну не офигеть ли? – раздаётся справа знакомый хрипловатый голос. – Кого я вижу!
У стены сидит на корточках ярко-рыжая девица с волосами, скатанными в дреды. Обтягивающая аппетитную попу короткая юбка кислотно-зелёного цвета, короткий розовый топ, открывающий прекрасный обзор снизу на не обременённую бюстгальтером грудь, руки в сетчатых чёрных перчатках до локтей. Девица выкидывает недокуренную сигарету в окно, встаёт, щуря жирно накрашенные чёрным глаза.
– Что-то тебя, подруга, быстро выпустили из камеры, – ехидно заявляет она Акеми.
– И тебе здравствовать, Сорси, – холодно откликается Акеми.
Что-то в её тоне заставляет Жиля встать между ними, загородив Акеми плечом.
– А ты чего тут делаешь? – любопытствует он, разглядывая рыжую.
– Месье начпол лично в гости пригласил, – ухмыляется Сорси. – Обещал любовь на рабочем столе и чай с сахаром по окончании.
В очереди сдавленные смешки, на нахальную девку поглядывают с любопытством. Плечистый высокий парень лет двадцати со штормовкой под мышкой пялится настолько откровенно, что Сорси надувает щёки, неприлично фыркает и являет парню оттопыренный средний палец на левой руке.
– А сломаю? – басит здоровяк.
– Спорим, я тебе его быстрее в задницу засуну? Не выделывайся! – рявкает деваха.
– Узнаю Сорси Морье, – с напускным безразличием произносит Акеми и отворачивается.
В этот момент открывается дверь кабинета и в коридор выходит Артюс Канселье.
– Так, тишина в приёмной! – распоряжается он. – Морье, Дарэ Ка, Йосеф, Фортен – пройдите.
Взгляд начальника полиции падает на Жиля, на лице тут же появляется выражение недовольства. Канселье делает шаг в сторону, пропуская людей в кабинет, толкает Жиля в плечо:
– Тебе тут делать нечего!
– Об этом отдельно поговорим, – упрямо отвечает подросток.
Канселье смотрит на него, недобро прищуриваясь, словно решая: угостить строптивца при всех подзатыльником или уступить будущему Советнику. Жиль стоит напротив него, держа Акеми за руку.
– Куратор Канселье, если вам так будет проще, воспринимайте меня как тень Акеми Дарэ Ка.
– Ты в курсе, что у теней нет языка? – интересуется Канселье и, получив ответный кивок, капитулирует: – Тогда хер с тобой, заходите оба.
Пропустив перед собой Жиля и Акеми, Канселье с таким грохотом захлопывает дверь кабинета, что все присутствующие вздрагивают.
– Ну, присаживайтесь, – распоряжается он, указывая на ряд стульев напротив своего стола. – Познакомимся и пообщаемся.
Жиль садится на хромой металлический стул, косится на тех, кого собрал Канселье. Угу, Сорси. И коротко стриженный здоровяк. И тощий очкастый брюнет с чуть тронутыми сединой кудрями, в нем Жиль с удивлением узнаёт университетского библиотекаря. «А этот здоровый… Йосеф?! Это родня Дидье, что ли?» – хлопает глазами мальчишка.
Канселье устраивается за столом, складывает руки на груди, внимательно смотрит на присутствующих.
– Итак. Сорси Морье – работница крематория, Жак Фортен – преподаватель истории, знаток двух иностранных языков…
– Я только по написанию, – поправляет офицера полиции очкастый библиотекарь, но натыкается на его взгляд и испуганно умолкает.
– Можно сперва я договорю? Можно? Спасибо. Далее. Гайтан Йосеф, мастер по работе с металлом. Акеми Дарэ Ка… думаю, все в курсе, кто такая.