После этих слов Акеми поникает головой, глядит в пол перед собой.
– Пожалуй, все, кроме мадемуазель Дарэ Ка, тут знают о странной болезни, которая внезапно настигла более сотни детей города. Я опущу мистику и откровенную хрень, но вам четверым придётся сопровождать семилетнего ребёнка, который знает, где искать лекарство от этой напасти. Выбрали вас не случайно. Путь предстоит дальний, это вам не в соседний сектор за пойлом сбегать. Месье Фортен, вы идёте переводчиком и знатоком географии прежнего мира. Предстоит по старым железнодорожным путям от Азиля добраться до Кале, далее через тоннель под Ла-Маншем – до Англии. Месье Йосеф, вы умеете владеть оружием, которое на пару с отцом изготавливаете, – будете обеспечивать безопасность путешествия. Мадемуазель Морье, не кривите рожу. Вам выпала редкая честь всех в путешествии кормить и быть девочке нянькой.
– За-е-бись, – по слогам произносит Сорси и едва успевает увернуться от брошенной в неё толстой папкой с бумагами.
Папка глухо хлопается об пол, и её содержимое разлетается по кабинету.
– Ещё одно слово – швырну что потяжелее в голову, – комментирует Канселье. – Листы собирай, в папку клади и мне возвращай. Вперёд. И ещё: курить в дороге я тебе запрещаю.
– Догонишь и проверишь? – бурчит Сорси, но листы в папку подбирает.
– Осталась Дарэ Ка, – игнорирует вопрос Канселье, вздыхает, держит паузу, барабанит пальцами по столу. – Зачем ты в этой компании – понятия не имею. Но за тебя ходатайствовали не последние люди в городе, потому тебя и выпустили. Можешь сбежать по дороге и не возвращаться, Азиль даёт тебе шанс.
Жиль тихо вскипает, но сидит молча, незаметно поглаживая ладонь Акеми.
– К сожалению, сегодня не смог подойти человек, который будет за всех вас отвечать перед городом. Поведёт вас Ксавье Ланглу, священник.
– Хоть кто-то адекватный, – радостно комментирует Сорси. – А что такая толпа с какой-то малявкой?
– Я рад, мадемуазель Морье, что вы хоть кого-то одобрили! – язвительно отвечает Канселье. – Девочка – дочь Бастиана Каро. Всё понятно?
– Ох ты ж… – Сорси осекается, боязливо косясь на письменный прибор на столе начальника полиции. – Во что же бедная малявка опять вляпалась? Одни беды с ней.
– Итак. Ваша задача – доставить ребёнка в Англию и вернуть обратно целой и невредимой. Город даст вам в дорогу всё необходимое. Путь займёт около недели туда и столько же обратно. Сколько времени вы проведете в Англии – понятия не имею. Добираться будете на двух дрезинах, их подготовят примерно через неделю. Тогда и выдвигаетесь. Вопросы?
– Месье Канселье, – запинаясь, обращается к нему Жак Фортен. – Простите… а если нет никого в Англии? Мы же не знаем точно, что мы там найдём.
– Вернётесь обратно, что непонятного.
– Есть, – басит Гайтан Йосеф. – Отец уверен, что есть. И девчонка не ошиблась. И газеты писали про сигнал на чужом языке.
Канселье дожидается тишины и спрашивает:
– Есть желающие сказать: «Я не пойду»?
– А что – есть выбор, что ли? – фыркает Сорси. И тут же добавляет: – Я-то пойду, потому что мне жалко оставлять малявку с этими.
Начальник полиции усмехается, кивает:
– Собираемся через неделю в десять часов утра у здания бывшего вокзала в Восьмом секторе. Все свободны.
Присутствующие встают с мест, выходят. Канселье отворачивается к шкафу позади стола, убирает в него папку с бумагами, которую швырял в Сорси. Жиль придерживает Акеми за локоть, шепчет:
– Мы не уходим.
Безразличие на лице офицера сменяется удивлением, когда он оборачивается и видит, что в кабинете он всё ещё не один.
– Вас надо лично просить покинуть управление полиции, месье Бойер? Дел с утра и без вас полно, не задерживайте!
– Несколько вопросов, куратор. – Мальчишка садится на стул напротив Канселье. – Это важно.
– Валяй, – бурчит начальник полиции.
– Почему вы не сказали, что я тоже иду?
– Потому что ты идёшь на хрен. Точнее, никуда не идёшь, – начинает злиться Канселье. – Всё?
– Нет, не всё. Я иду. С Амелией и Акеми. Как гарантия безопасности обеих. Так что считайте запас еды ещё и на меня. – Тон мальчишки жёсткий, не терпящий возражений. – Не посчитаете – ничего, наворую чего-нибудь за эти дни и…
– Как же ты меня замотал, юный засранец, – почти стонет Канселье. – И не меня одного точно. Может, тебя арестовать суток на десять? Посидишь в тишине, подумаешь.
– Я в Совете сказал и вам повторю. Хотите из меня градоуправленца сделать – придётся разрешить сопровождать Амелию.
– Мудак ты, мальчик.
– Папкой с бумагами в себя кинуть не забудьте, – чеканит Жиль. – И последний вопрос: кто просил за Акеми?
Мальчишка чувствует, как затаивается за его плечом девушка, дышит тихо и часто. Почему она так боится услышать ответ?
– Отвечаю – и валите отсюда, у меня совещание через полчаса в… в другом месте! Бастиан Каро просил за твою косую. Всё, вон отсюда оба!
Жиль встаёт, возвращает на место стул, коротко кланяется – как равному, уважаемому:
– Спасибо, куратор. До встречи через неделю. – И они с Акеми покидают управление полиции.
На улице Акеми останавливается и вдруг садится на корточки посреди дороги.
– Что с тобой? – пугается Жиль, присаживается рядом, старается заглянуть в лицо.
Акеми поднимает на него полные слёз глаза.
– Я только что поняла. – Губы дрожат, голос срывается. – Меня выпустили не потому, что я искупила свою вину… а потому… потому, что я в этом городе лишняя.
Жиль кладёт ей раскрытую ладонь на макушку, гладит.
– Вот ты глупая-то… Ты мою племянницу спасла. Ты меня вернула. И если бы не ты, Рене бы…
– Не надо о Рене. Пожалуйста.
– Не буду. Вставай, поедем. Хочу тебе кое-что показать. Я точно знаю – тебе понравится.
Он ведёт японку за руку – молчаливую, погружённую в свои мысли, отсутствующую. Мимо жителей Второго круга – благополучных, сытых, чистых, востребованных полноправных граждан Азиля. Они забирают с парковки велосипед, Жиль помогает Акеми сесть, запрыгивает сам и едет к пропускному пункту Третьего круга. Дорога лежит через маленький научгородок, где в уютных двухэтажных коттеджах живут люди. Благодаря им Азиль пользуется водопроводом, транспортом, электричеством, производит пластмассы, ткани и что-то ещё. Жиль не помнит что – он думает о другом. О том, как приятно, когда тебя обнимают лёгкие руки, когда пряди волос над ухом колышутся от дыхания Акеми, и как хорошо вот так ехать-ехать, отдаляясь от Канселье, людей в форме, косых взглядов, проблем и ощущения, что ты сам в кандалах да ещё и с длинной цепью на шее.
– Жиль, не лети так, – тихонько просит Акеми. – Я не успеваю на дорогу смотреть.
– Ты по сторонам смотри. На дороге нет ничего интересного.
– Вдруг лёд…
– Акеми, нет никакого льда! Уже год как нет, – слегка повернув голову, убеждает её мальчишка. – Привыкай. Мир изменился и таким красивым стал!
На КПП Жиль машет уже знакомому охраннику и, не останавливаясь, мчит через весь Четвёртый сектор, держась чуть в стороне от петляющего Орба. Вот позади остаётся последний жилой дом, стихает шум нефтеперерабатывающего завода из Седьмого сектора, и заканчивается под колёсами велосипеда дорога. Мальчишка мягко сбрасывает скорость, останавливается посреди бескрайнего моря трав.
– Вот и приехали. Теперь мы просто пойдём. Смотри, как здорово!
Акеми несмело опускает на землю сперва одну ногу, потом перекидывает через седло велосипеда другую. Стоит и смотрит вниз, не в силах поверить в то, что, когда она последний раз подходила близко к черте города, перед ней расстилалась лишь пыльная серая пустошь. Девушка приседает на корточки, касается ладонями тонких стеблей, увенчанных лиловыми, словно рассветное небо, цветами.
– Они настоящие…
Жиль срывает цветок, щекочет Акеми шею. Девушка рассматривает пять округлых лепестков, окаймляющих сердцевину с пестиком и тычинками, трогает пальцем рыжеватую пыльцу. Она остаётся на пальце – лёгкая, с едва уловимым сладковатым запахом. Акеми срывает листок, нюхает его: свежая зелень, так пахнет трава в парке Второго круга.
– Жиль… Это что – теперь везде? – оторопело спрашивает она.
Мальчишка кивает, сияя. Будто это он сделал – и небо без сетки Купола, и бескрайнее зелёное море с яркими искорками цветов, и лёд уничтожил… Акеми глядит во все глаза – поражённая, очарованная. Она медленно шагает по лугу, то и дело останавливаясь и рассматривая травы у себя под ногами. Ветер шумит зелёными волнами, и Акеми всё кажется, что можно разбежаться – и нырнуть, уйти в глубину, на сколько хватит дыхания.
– Море… – шепчет она восхищённо. – Ярэ-ярэ…[6]
– Иди, Акеми. Дыши, смотри. Здесь только мы, некого бояться.
Жиль идёт за ней, ступая след в след, несёт на губах улыбку – и крепнет ощущение счастья, волшебное, захватывающее дух чувство сбывшейся мечты. Вот же Акеми – рядом, такая родная, такая любимая, самая прекрасная в своём изумлении…
Колышет пушистые шапочки бледно-голубых цветов ветер. Вольно дышит яркое зелёное море, и спит спокойно в колыбели из трав Акеми, прижавшись к плечу Жиля. И улыбается счастливый мальчишка, глядя в бездонное небо, и небо смотрит в голубые глаза Жиля, и всё так хорошо, что даже время замедляет ход, проходя мимо.
«Через три дня мы покинем город, Акеми. И будем свободны. Мы вернёмся свободными, и город нас признает. Мы заслужили счастье и теперь его не отпустим. Никому тебя не отдам. Тебе – всё. Тебя – никому…»
VIРазнотравье
– Мам, сказку…
Ночь давно перевалила за середину, а Амелия всё не спит. Вероника сидит рядом с ней, не в силах сказать: «Пора спать, родная, завтра вам в поход». Молодая женщина поглаживает нежные руки дочки, разметавшиеся по подушке рыжие кудри. И рассказывает, рассказывает…
– Ты помнишь историю девочки, которая попала в чудесную страну и пошла искать волшебника, который мог бы вернуть её обратно?