– А вот это было охрененно! – Гайтан аплодирует, восхищённо щёлкает языком. – Мадемуазель, вы станете звездой лютого гроулинга в Ядре!
– Мать вашу, я вся в соплях и слезах! – хихикая, сообщает Сорси. – Вы, двое! Вас надо на отдельную дрезину отсадить! Вчера полдня сочиняли свой гадский рэп, сегодня под ваш утробный рёв проснулась… Негодяи!
– Мадемуазель Морье, в трёх минутах отсюда есть маленькая речушка, – пакуя блокнот с рисунками в свою сумку, сообщает Фортен. – Вам бы ополоснуться. А мы пока разогреем завтрак.
– Очки дело говорят! – оживляется Сорси. – Косая, пошли отмываться.
Акеми молча выискивает в багаже мыло, мочалку и травяной шампунь, треплет по волосам Амелию и следует за Сорси. Та всю дорогу до реки не умолкает:
– Слышь, подруга! Всю ночь стонала да вскрикивала. Рене приходил поваляться, да? Город-то с его фамилией, прониклась? Чё молчишь? Всех перебудила, мальчонка над тобой обхлопотался. Стыдись, потаскушка. Не на нём скачешь, так во сне с кем-то…
– Заткнись, – не выдерживает Акеми.
– Сама захлопнись! Я со шлюхой и убийцей миндальничать не собираюсь! – огрызается Сорси через плечо. – Что, не нравится? А мне нравилось, когда ты с моим парнем кувыркалась? Ртом он тебя научил правильно пользоваться, знаю наверняка. А скольких вы с ним на пару перерезали, а? Своих же!
– Заткнись! – рычит Акеми, останавливаясь.
«Пусть уйдёт. Я не хочу слышать. Я не хочу иметь возможности дотянуться до тебя. Иди!» – мысленно умоляет Акеми.
– Чё встала? Так вспоминать удобнее?
Акеми снова идёт за ней, старясь слушать только собственные шаги. Подрагивает на шнурке между ключицами бубенчик Кейко – голубой фарфоровый шарик с полустёршимся от времени цветком.
Наконец-то дорога выводит к горбатому каменному мосту, под которым лениво течёт в бетонных берегах маленькая речка. Сорси без стеснений сбрасывает всю одежду и, довольно повизгивая, забегает в воду. Акеми медлит, погружённая в свои мысли. Снимает рубаху, задерживает взгляд на покрытой татуировками спине и ягодицах Сорси.
– Э, долго ты там лупиться на мою задницу будешь? Иди, отмывайся! – снова заводится рыжая. – Мочалку подай!
Акеми расшнуровывает ботинки, разматывает портянки. Снимает брюки вместе с трусиками, берёт мыло и мочалку, спускается к реке. Речка мелкая – на середине чуть выше пояса. Японка оттирает шею, острые локти, проходится мочалкой по груди и животу. Сильный тычок в спину заставляет Акеми качнуться, теряя равновесие.
– Дай сюда. – Сорси выхватывает у неё мыло и мочалку, цедит сквозь зубы: – Тебя там, где ты год прочалилась, не учили, что твоя очередь – последняя?
Японка закрывает глаза, медленно выдыхает. Внезапным движением она выворачивает Сорси руку за спину, выхватывает и кидает на берег принадлежности для мытья. Тянет за пясть, заставляя девушку нагнуться, перехватывает другой рукой цепочку у неё на шее, резко дёргает книзу. Сорси падает на колени, почти касаясь лицом воды, кричит, зовёт на помощь. Удерживая цепочку, Акеми отпускает девицу, присаживается перед ней на корточки, смотрит в лицо.
– Я могу тебе шею сломать, сука, – чеканя слова, произносит она. – Или сделать так.
Левой рукой Акеми медленно тянет цепочку вниз, правую кладёт на шею Сорси, давит. Рыжая беспорядочно бьётся, плачет. Ещё миг – и касается лицом воды. Японка не ослабляет хватку, медленно опуская голову Сорси всё глубже в воду. Девушка кашляет, захлёбываясь, пытается перехватить руки Акеми. Та смотрит на неё равнодушным, застывшим взглядом.
Кто-то врезается в Акеми с разбегу, заставляя разжать руки, отшвыривая в сторону. Она успевает сделать вдох, уходит под воду, отплывает на несколько метров, выныривает и оборачивается. Гайтан Йосеф выносит рыдающую Сорси на берег, укладывает животом на колено, бьёт ладонью между лопатками. Девушка жалобно вскрикивает, откашливает речную воду.
– Живая? – кричит он, переворачивая её на спину, встряхивая. – Ты живая?
И, видя, что рыжая вне опасности, прижимает её к себе, покачивает:
– Всё, я здесь. Давай одевайся. А я разберусь.
Акеми сама идёт к нему навстречу. Глаза решительные и злые, как у готовой броситься кошки, кулаки опущенных вдоль нагого тела рук сжаты, спина прямая.
– Ты, тварь… – начинает Гайтан и умолкает.
Японка подходит почти вплотную. Смотрит Йосефу в глаза – тощая, мелкая, макушка вровень с его подбородком – и цедит:
– Ни ты, ни она меня не тронете. Никогда. Ни словом поганым, ни руками грязными. Всё. Хватит.
Она застирывает портянки и бельё, подбирает свои вещи, не спеша одевается в чистое и уходит. Ни разу не обернувшись, оставив Сорси в слезах, а Гайтана – в серьёзных раздумьях.
В лагере Акеми развешивает на просушку свои тряпочки, целует в щёку Жиля и идёт помогать Ксавье готовить завтрак и отгонять от припасов Амелию.
– А где Сорси и Гайтан? – удивлённо спрашивает мальчишка.
– Строят отношения, – равнодушно отвечает Акеми и натянуто улыбается.
– Мне скучно!!!
Страдальческий вопль Амелии заставляет Ксавье Ланглу молча закатить глаза и поморщиться. Девочка сидит рядом с ним, надутая, руки картинно сложены на груди. Маленькая пятка ритмично долбит по баку с питьевой водой под сиденьем.
– Скуч-но! – канючит девочка. – Я хочу погулять! Я хочу есть! Купаться хочу! Мне надоело ехать!
– Амелия! – строго окликает её Жиль, налегая на рычаг привода. – Мы можем тебя высадить. Сразу станет весело. Сможешь пойти купаться, кушать и гулять на все четыре стороны.
– Хочу пирог с клубникой! Компот хочу! Яичницу! Котле-етку!!!
Живот Акеми отзывается тихим голодным «Ур-р-р-р-р…», рот наполняется слюной.
– Малышка, мы все хотим есть, – спокойно говорит она. – Но у нас с собой маловато еды. А ехать ещё очень далеко. Если мы всё съедим сейчас, мы даже вернуться не сможем, пойми.
– Я не хочу вашу еду! – упрямо дует губы Амелия. – Я хочу нянину!
– Так, останавливаем! – не выдерживает Жиль. – Ссаживаем веснуху, пусть идёт домой одна. Акеми, подай ей сумку. Давай, Амелия, собирай свои игрушки.
Девочка стихает, смотрит на него обиженно. Глаза наполняются слезами.
– Ты же пойдёшь со мной? – дрожащим голосом спрашивает она.
– Нет, – отвечает Жиль и отворачивается.
– Ты маме обещал меня защищать.
– А тебя не от кого защищать. Одна дойдёшь.
– Отец Ксавье-е-е-е! – ревёт девочка. – Скажите Жилю-у-у-у-у-у!..
Священник обнимает девочку одной рукой, гладит по заплетённым в косу рыжим кудрям. Амелия утыкается в его куртку, и окрестности оглашает грустный вой о том, как никто Амелию не любит:
– Все плохие! Скучные! В города играть не умеете! Картинки противный месье Фортен не рисует! В цифры никто не хочет играть! Еду не даёте бедной маленькой Амелии! Жиль плохо-о-ой! Бросает меня-а-а! Противные!!!
– А давай ты не будешь кричать, хорошо? – предлагает Ксавье. – Ты же дома так себя не ведёшь? Нет, не ведёшь.
– Дома можно дверью стукнуть громко, – хлюпает носом девочка. – Няня придёт, наругает – станет весело.
– Понятно. Если не перестанешь капризничать, кого-то стукнут по попе. Всем станет веселее, – зловеще обещает Жиль.
– Иди в жопу! – огрызается Амелия и прячет лицо в складках куртки Ксавье.
Акеми молча встаёт с места, хватает девочку за руку, подтягивает к себе. Решительно скидывает с худеньких плеч Амелии лямки, сдёргивает штаны и отвешивает звонкого шлепка по попе. И ещё раз – для симметрии.
– Отец Ксавье тебя никогда не ударит, потому что папы не бьют своих детей, – поясняет она сквозь обиженный рёв. – Жиль тоже, потому что… потому что он ведёт дрезину! А я люблю Жиля и никому не позволю его оскорблять. Поняла?
– Я тебя не люблю! – вопит Амелия, колотя по рукам Акеми кулаками. – Ты злюка! Уходи от нас, уходи! Ты только притворяешься моим другом! Ты гадкая, правильно Сорси сказала!
– Да, я очень гадкая, – недрогнувшим голосом подтверждает Акеми. – Потому могу себе позволить стукнуть тебя ещё пару раз, если не уймёшься. Одна ты себя плохо тут ведёшь, не заметила? Надо тебя связать и в рот портянку сунуть.
– Грязную, – хмуро добавляет Жиль.
– Всё маме расскажу!
Злющая растрёпанная Амелия забивается обратно под бок к Ксавье и сидит тихо до самого Жьена. Там во время обеденного привала она забирает из сумки свои игрушки и отходит в сторону от взрослых. Сидит, общаясь с ними, изредка бросая грустные взгляды в сторону Гайтана. Тот вполголоса беседует с Сорси. Точнее, пытается её разговорить. С самого Клермон-Феррана девушка непривычно молчалива, и это смущает Гайтана. Слишком непривычно, когда командир в юбке не орёт ни на кого, не сквернословит, не поддевает Акеми или Фортена. Слишком.
– Слышь, Сорси, ты это… не болеешь? – волнуется Гайтан.
Она отмалчивается, пересыпая с ладони на ладонь кусочки сушёных овощей. Парень сопит, переминаясь с ноги на ногу, делает шаг вперёд, становится у девушки за плечом.
– Тебе помочь?
– Нет.
Гайтан сникает, отступает в сторону. Смотрит на босые ноги, виднеющиеся из-под подола длинной юбки. Сорси на стоянках всегда разувается. Говорит, ей без ботинок легче.
– Сходи за водой, – тихо просит она.
Здоровяк подхватывает стоящее рядом ведро, топает к Фортену спросить про ближайший водоём. Проходя мимо Акеми, борется с желанием двинуть чёртовой косоглазой от души. Японка провожает его напряжённым взглядом, слегка кривит губы. Молчание Сорси и её порядком раздражает. «Строит из себя невинную жертву, – раздражённо думает Акеми. – Вон Гайтан как вокруг неё сразу запрыгал».
Обед проходит в тишине, даже Амелия помалкивает. Только ложки постукивают по мискам. Ксавье первым расправляется со своей порцией и нарушает тягостное молчание:
– Друзья, я прошу меня послушать. И подумать. Я не знаю в точности, что произошло между девушками, но вижу, что это затронуло не только их. Сегодня пятые сутки пути, впереди ещё как минимум две недели, которые мы проведём вместе. И нам надо быть единомышленниками, а не строить баррикады и конфликтовать. Дорога всех выматывает. Каждому из нас тяжело. Нельзя усугублять. Я не призываю обняться и помириться сию секунду. Я требую от вас уважать друг друга и не забывать о том, ради чего мы все покинули Азиль. Ради кого мы решились на путешествие.