– Погоди, – хмурится Сорси. – А откуда у них животные?
– Они сказали, в Англии не было Купола, воздух чистили иначе. И понял, что там было что-то, сохраняющее жизнь на большой территории. И животные выжили тоже. И их смогли провести сюда как-то.
– И червей? – неуверенно спрашивает Акеми.
– Нет, червей, жуков и ещё кого-то сделали дети уже здесь. И теперь эти создания потихоньку расходятся по миру.
– Блин, даже не верится! – восклицает Сорси. – У них вообще всё по-другому, а не только язык кошмарный! И когда я думаю, что мы это всё ещё сами увидим там, за переходом… Ох!
Час спустя возвращаются мужчины и Амелия. Ксавье несёт большую корзину, сплетённую из молодых прутьев ивы, девочка бегает вокруг него и всё норовит запустить туда руку.
– Э, воительница, ты чё тыришь? – нарочито грозно спрашивает Гайтан, что-то монтирующий из нескольких алюминиевых трубок разной длины.
– А там еда! Там эти… овощи и хлеб! – рапортует Амелия. – И они ужасно смешно называются по-ихнему! Картошка у них potato, а ещё я знаю, что морковка – почти как у нас, и… и… Месье Фортен, как они назвали то, что страшное, сморщенное, но в супе хорошо?
– Грибы, – отвечает он. – По-английски «mushrooms».
– А соль по-английски salt! – рассказывает девочка. – Мне целую ложку в рот сунули, фу! И девочка Одри смеялась. Я в неё плюнула, вот. И в вас плюну, если смеяться не перестанете!
Ксавье ставит корзину на скамью и очень серьёзно произносит:
– Собираемся. Через час месье Роб проводит нас к Евротоннелю.
XЧужие
Свеча в фонаре нещадно чадит, потрескивает. Света от неё мало, лишь пляшут по обе стороны от путей жутковатые тени. Вонь в тоннеле такая, что лучше дышать ртом. Воздух влажный, кислорода мало, головная боль терзает всех, кроме спящей Амелии.
Очередной приступ одержизни захлестнул девочку минут через двадцать после того, как они въехали в тоннель. Жиль запаниковал, заметался: где в громадной бетонной трубе найти хоть горсть земли, из которой можно лепить? Положение спасла Акеми: вытащила из корзины хлеб, который дала им в дорогу Линн, плеснула на него воды и дала девочке. Ящерка у Амелии вышла съедобной.
Жиль тяжело вздыхает, налегает на привод дрезины. Духота и влажность дожимают последние силы, в мышцах копится тяжесть. Пот струйками стекает по спине и груди, и мальчишка ужасно рад, что они с отцом Ксавье догадались раздеться до пояса. Жиль прислушивается к тяжёлому дыханию Учителя, обеспокоенно спрашивает:
– Ты в порядке? Может, воды дать?
– Не надо. Больше пьёшь – больше потеешь, – отвечает Ксавье. – Скоро уже приедем.
Акеми вдруг сползает с сиденья рядом с отцом Ланглу и ложится на пол, поджав ноги.
– Эй, ты что? – не на шутку пугается Жиль. – Акеми!
Она стонет, вяло отмахивается, теряет сознание. Жиль дёргает рычаг тормоза, торопливо склоняется над девушкой. Ксавье хватает канистру с водой, наливает в горсть, обмывает Акеми лицо, ещё горсть выливает за шиворот.
– Жиль, помогай. Кладём на спину, ноги на сиденье поднимаем. Это просто обморок, здесь слишком душно.
Ксавье старается оставаться спокойным, но ему тоже не по себе. Сказываются темнота и замкнутое пространство. Мысли то и дело возвращаются к десяткам метров воды над тоннелем. «Соберись, Ксавье. Давай же. Надо помочь девочке, пока Жиль с перепугу рядом не свалился».
Он укладывает Акеми на сиденье, сам спрыгивает на пути. Бережно подтягивает девушку к краю так, чтобы голова оказалась ниже, кладёт ладонь под затылок.
– Оботри её мокрой тканью, сынок. И пощипли мочки ушей. Давай, Акеми, открывай глаза.
Мокрая тряпка не помогает, Жиль начинает нервничать. У него самого подкатывает к горлу тошнота, в висках долбится пульс. Не до конца соображая, что делает, он выливает девушке на грудь всю воду, что есть в канистре. Акеми вздрагивает, делает шумный вдох и открывает глаза.
– Вот молодец! – ободряюще восклицает Ксавье, поглаживая девушку по щеке. – Говорить можешь? Акеми, идэсу нэ?[29]
Девушка слабо кивает, садится, обняв себя за плечи. Её знобит, и она жмётся к Жилю, пытаясь согреться. Мальчишка стаскивает с неё промокшую майку, накрывает курткой. Ксавье собирается что-то спросить, и в этот момент вдалеке свистит Гайтан.
– Стоим! – доносится зычный бас Йосефа.
– Или мы доехали, или что-то случилось, – предполагает Жиль.
– Возьми фонарь, дойди к ним, – просит Ксавье. – За Акеми не волнуйся, мы справимся.
Мальчишка снимает фонарь с крючка, ввинченного в пластиковый навес над дрезиной, загораживает ладонью колеблющееся пламя свечи и спускается на рельсы. Акеми провожает его встревоженным взглядом и откидывается на спинку сиденья.
Жиль идёт осторожно, поглядывая под ноги. Слабый огонёк выхватывает из темноты валяющееся между рельсами тряпьё, дурно пахнущие лужи и кучки у стен. «Здесь шли люди, – поражённо думает Жиль. – Шли пешком в темноте, в духоте, жутко долго… С детьми, с животными. Как они это выдержали?»
Подросток поднимает фонарь повыше, осматривает бетонную трубу тоннеля. Взгляд задерживается на швах, местами замаскированных пластиковыми панелями. Неудержимо хочется подойти и потрогать: сухо ли? Жиль понимает, что сухо, иначе все они были бы уже давно мертвы. Но всё равно страшно, тревожно.
Мальчишка делает шаг, наступает на что-то мягкое, теряет равновесие. Подрагивающее пламя свечи освещает между рельсами то, что раньше было человеком. В воздухе висит сладко-гнилостный запах разложения. Жиль подавляет рвотный позыв, отступает в сторону. И видит у стены ещё два тела. Женщина и ребёнок, совсем маленький. Жиль кашляет, отворачивается и ускоряет шаг. И вот уже впереди в темноте мерцает огонёк, слышится негромкий смех.
– Что у вас случилось? – спрашивает Жиль, приближаясь.
– Да тупик тут, по ходу, – весело откликается Гайтан, тиская сидящую рядом Сорси. – А ещё у нас Жак в обморок грохнулся. Ужасно смешно.
Он фыркает, Сорси прячет лицо в ладонях. Плечи её ходят ходуном от смеха. Фортен, мятый и с грязной полосой на щеке, бродит вдоль стены тоннеля, прощупывая её кончиками пальцев. Вид у библиотекаря сконфуженный и порядком обиженный.
– У нас Акеми так, – грустно сообщает Жиль. – И ничего смешного. Месье Фортен, вы что-то ищете?
– Выход. Здесь должны быть двери. Как те, через которые мы заезжали.
– Слышь, да вот они, перед тобой! – раздражённо рявкает Гайтан. – Говорю же: заварили они выход!
Жиль оставляет фонарь на краю платформы дрезины и, как и библиотекарь, исследует стену, преграждающую пути, на ощупь. Пальцы скользят по ровной металлической поверхности, ближе к центру Жиль находит едва заметную выемку, проходящую сверху вниз строгим перпендикуляром.
– Вот место, где смыкаются двери, – сообщает он, проводя по выемке кончиками пальцев. – Закрыто наглухо. Месье Фортен, что говорил месье Роб?
– Что обход есть через технические помещения. А я и забыл…
– Молодец, Очки! – ехидно комментирует Сорси. – Главного-то и не упомнил!
– Мадемуазель Морье, я рад, что вашему мозгу для работы требуется не так много кислорода! – взрывается Фортен. – Да, малый объём проще обеспечить! А я, в свою очередь, мог что-то забыть!
Жиль дожидается паузы в его тираде и спокойно говорит:
– Технические помещения. Нам туда. И придётся брать с собой всё необходимое.
Он поворачивается и шагает обратно, во тьму.
– Э, куда? – окликает Гайтан.
– Сидя на дрезине, техпомещения вы не найдёте, – не оборачиваясь, отвечает мальчишка.
Возвращаясь обратно, он тщательно осматривает стены. «Где-то здесь должен быть маленький такой угол… почти незаметный в темноте. Не пропустить его. Там что-то было», – думает мальчишка.
Возле тел женщины и детей он останавливается, прикрывает рот и нос ладонью. Приближает фонарь к трупам, всматривается.
«Они лежат почти у начала пути из Англии. Или их убили, когда они спускались сюда, или они пытались вернуться обратно. Что же на самом деле произошло?»
Ответ находится быстро. Тела лежат лицами вниз, одежда на спинах изорвана, у женщины разодрана шея. Ребёнок, лежащий между рельсами, убит выстрелом в спину. Он упал, выбросив руки вперёд, ногами к слепому концу тоннеля. Значит, бежали они именно из Англии. Значит, выход где-то рядом, а там, снаружи, – вооружённые люди.
– Ты чё там возишься? – слышится за спиной голос Йосефа.
– Мертвецов рассматриваю.
Гайтан приближается, подняв повыше фонарь.
– Фу, дрянь. Бабу ещё и жрал кто-то, – морщится здоровяк. – Оставь дохляков, пошли. Вон твой тайный проход.
Проход действительно оказывается за спиной Жиля, в неприметной нише. Гайтан толкает плечом закрытую дверь, сносит её с петель.
– Хе. Ненадёжно, – комментирует он.
Жиль хочет напомнить ему, сколько лет этой двери, но молчит. Следует за Йосефом по коридору метра в два шириной, озираясь и прислушиваясь. Темно, пусто и всё такой же спёртый воздух.
– Блядь, и тут они! – восклицает Гайтан, резко останавливаясь. – Ты как хочешь, но я это трогать отказываюсь!
Под ногами два трупа. Разложились настолько, что уже непонятно, когда и что случилось с этими людьми. Жиль дышит ртом, отворачивается. «Как мы Амелию здесь поведём? – думает он. – Берегли её от всего этого, а тут уж не получится…»
– Ну и как тут с вещами протиснуться? – басит Гайтан недовольно. – Жопой бы не застрять в этой дыре…
– Жопу раскармливать не надо, – вздыхает Жиль. – Пойдём обратно. Это наш проход, без вариантов. А ещё надо вещи упаковать.
Всю дорогу обратно Жиль думает о мертвецах в узком коридоре. О том, каким всепоглощающим должен быть страх перед смертью и желание использовать шанс выжить. О том, что чувствовали люди, загнанные в тоннель, где негде спрятаться. Знали ли они? Знали. И всё равно шли, бежали, стараясь успеть, закрыть собой детей…
«А помнишь, как ты сам со связанными руками шёл за Акеми? – шепчет память. – На что ты надеялся? Что Клермон тебя пощадит? Надо было сбежать по дороге, Акеми ничего бы не сделали. Но ты шёл. И в голове не было ничего, кроме того, что ты должен быть с ней».